Спросил ключи от его сейфа, покопался в нем, посетовал, что нужны понятые – много денег, валюта. Поинтересовался, не появлялись ли сожительница и товарищ покойного?
Явно тянул время.
Дождался своего часа.
Вошли оперативники и стали нашептывать ему с обеих сторон в уши.
– Вот видите, – повторил он, выслушав их. – Неподалеку обнаружен еще один труп со следами насильственной смерти.
Где уж они их разглядели?
– Я навел о вас справки, – с каким-то лживым сочувствием бубнил следователь. – Странная закономерность повторяется. Где бы вы ни появились, там сейчас же – трупы.
– Чьи? Можно уточнить?
– Разные, – уклонился он. – И теперь вот здесь, на нашей территории. Труп Мещерского, труп его сожительницы, не опознанный труп на берегу, за Песчаной косой. Недавно к тому же доставлен в горбольницу пострадавший с переломом позвоночника. Очень странно… И вы, как рабатник правоохранительных органов, должны понимать, что простой случайностью, каким-то роковым совпадением объяснить это невозможно. Объяснение этим фактам есть только одно, и я, к сожалению, должен заключить вас под стражу. Вот постановление прокуратуры.
– Почему же – с сожалением? – через силу улыбнулся я, думая о том, что трупов Виты и Боксера еще не было, а постановление уже было.
– В вашем положении ирония совершенно неуместна. Прочтите документ. Что бы не было потом нелепых претензий.
Знаю я эти штучки, сам проделывал.
И я просто протянул вперед руки.
Меня вывели и посадили в машину, а сами еще покопались в доме, опечатали двери и ворота.
Когда выезжали, следователь кивнул на сгоревшую машину, обернулся ко мне, зажатому между оперативниками:
– А это, кстати, еще что?
– А это вовсе и не кстати, – буркнул я и отвернулся.
–
Машина влезла наверх и там, где крутым поворотом начинался спуск к вилле, откуда-то сверху раздался выстрел.
Пуля попала водителю в плечо, но следователь успел перехватить руль и вывел машину из зоны огня. Еще одна пуля успела клюнуть заднее колесо, но, хромая и постанывая, «уазик» вырвался и скрылся за поворотом.
Оперативники выбросились из машины, ударили из автоматов по скалам. Лишь звонкое эхо было им ответом.
Они перевязали водителя, сменили колесо. Достали еще пару наручников и пристегнули меня к сиденью.
Эх, Арчи, опять ты опоздал, милый…
Отвезли меня в район, что худо: Володе протянуть мне руку помощи было сложнее. Но я на него надеялся, стало быть.
Взялись за меня круто. Оно и понятно – киллера повязали. На допросах особо не церемонились, щадящий режим не предлагали.
Убедительно отрицать свою причастность к убийствам я не мог, тогда пришлось бы рассказывать слишком много. А я не знал, для кого требуется выжать из меня информацию. Думаю, этого никто не знал, кроме следователя. Поэтому работали со мной ребята добросовестно, как и требовалось с матерым убийцей.
Я упорно держался своей версии: Мещерский покончил с собой, а что касается Виты и Боксера – мне об этом ничего не известно. Ищите в другом направлении.
В какой-то момент я расслабился и попытался привлечь их внимание к моему генералу Светлову. Надо мной сперва посмеялись, а потом еще больше разозлились – нечего, мол, порочить мундир правоохранительных органов, мол, ты уже достаточно много для этого постарался.
К сожалению, Володе не было известно о нашей дружбе, и рассчитывать, что он свяжется со Светловым, не приходилось.
Но Володя зашел с другой стороны.
Ему удалось принять участие в моем допросе, он даже толково о чем-то меня поспрашивал, а когда утомленный моим упрямством очередной следователь на минуту вышел из камеры, шепнул мне: «Иди на сознанку. Требуй следственного эксперимента. Я добьюсь на месте, чтобы с тебя сняли наручники. Остальное – сам. Адрес мой знаешь».
Я еще покобенился пару дней и сделал заявление. О чистосердечном признании, глубоком раскаянии и горячем желании помочь следствию в разоблачении такового монстра, каковым являюсь в силу ряда причин, которые могут облегчить мою участь.
Пошла волна признаний. Да, я убил Мещерского. Выстрелом в упор. Бросил пистолет под тумбочку, зная, в силу профессионального опыта, что это будет выглядеть убедительно. Отпечатки пальцев с пистолета не убрал умышленно, надеясь такой деталью ввести следствие в заблуждение. Ведь многим людям было известно (товарищу Мещерского и его сожительнице, в частности – прости меня, Господи), что я неоднократно держал этот пистолет в руках.
Мотив убийства? Деньги и ревность.
(Простите меня, ребята, за эту чудовищную ложь, за невольное, вынужденное осквернение вашей любви и памяти. Но что делать – мне надо выкручиваться.)
И я признался, что воспылал к гражданке Боровской (потерпевшей) роковой страстью. Она отвергала ее, и я полагал, что причиной тому – присутствие ее сожителя Мещерского. Ну и деньги. Мещерский был очень богат, а я очень беден. Получив его женщину, я получал и деньги. Так и созрел мой преступный замысел.
Обстоятельства убийства? Тут я начинал расчетливо путаться. То я показывал, что убил Мещерского в его кабинете, то – в гостиной и перенес его труп в кабинет. То я говорил, что была ссора и я защищался (превышение пределов необходимой обороны, смягчение наказания), то доказывал, что выстрелил неожиданно для самого себя – в результате сильного душевного волнения (опять же – статья помягче). То я врал, что гр-ка Боровская застала меня на месте убийства, и мне пришлось заметать следы и выбросить ее в море. То убеждал следствие, что произошла ошибка, и Вита тоже покончила с собой, не вынеся смерти любимого человека.
Следствие такие вещи не терпит, ему нужна полная ясность во всем, вплоть до пуговиц на кальсонах. Одного моего путаного признания недостаточно.
И наконец настал день, когда один из следователей предложил:
– Может быть, вы сможете более полно восстановить картину на месте… происшествия? Обстановка вам поможет освежить в памяти детали.
День-два еще я поломался из осторожности (другого шанса не будет, а я уже слишком много взял на себя, что, кстати, нашло полное и подробное отражение в протоколах, которые уже собирались в тома уголовного дела по обвинению Серого по соответствующим статьям), просил понять, что мне психологически очень трудно пережить это заново, что мне каждую ночь снится одно и то же (снилась мне в основном Женька с тостером в руках), что я постараюсь и так все вспомнить в деталях.
На меня стали немного поддавливать, и я согласился.
Первый выезд ничего не дал. Со мной случилась истерика, я стал заговариваться, лишь только увидел пятно на ковре, мне сделали укол и увезли обратно. Недовольные, но расслабленные. Поняли, что сопротивление мое сломлено, и теперь мне остается только изо всех сил помогать следствию, чтобы смягчить свою незавидную
участь.
Поехали на следующий день, осведомившись, как я себя чувствую и в состоянии ли участвовать в качестве главного лица в предстоящем следственном эксперименте. Намекнули, что если он и в этот раз сорвется по моей вине, то отвечать придется не только перед законом.
Поехали двумя машинами. Впереди подследственный, пристегнутый к добру молодцу сержанту, сотрудник, оперативник. Сзади – вся остальная команда, в том числе и Володя.
Анчар, наверное, в своей засаде при виде такого почета опустил в отчаянии ствол своего карабина. А может, Володе удалось предупредить его?
Я волновался по-настоящему. Почти как тогда, когда выручал Женьку.
Кстати, горелой машины уже на обочине не было, выполнили-таки мое поручение боксеровы хлопцы. А я ведь на них разозлился, обещал себе, как выберусь, строго разобраться с ними.
Почему-то я увидел в этом добрый знак.
После необходимых формальностей начали с кабинета. Я показал, как неожиданно завладел пистолетом Мещерского и выстрелил в упор ему в висок. Как быстро отскочил уже в момент выстрела, чтобы не обагриться его кровью. Как бросил пистолет под тумбочку. Как положил на стол заготовленное заранее письмо, написанное Мещерским в шутку под мою диктовку.
Как вбежала и замерла на пороге Вита, все поняла и попыталась скрыться. Как я начал преследовать ее и как она бросилась в море.
Как я схватил карабин Мещерского и взобрался на крышу сакли…
Вот тут стал получаться сбой. Мне никак не удавалось в наручниках повторить свой тогдашний путь.
– Да снимите с него наручники. Он же в них не залезет, – вскричал раздраженно Володя. – Куда ему бежать, ограда кругом.
С меня сняли наручники и опрометчиво дали в руки палку, чтобы я показал, как прицеливался в мелькающую в волнах голову. В белой шапочке.
Я взобрался на крышу сакли, прицелился перед объективом видеокамеры в море и… спрыгнул у боковой стены. Стоящий здесь мент получил палкой по голове, но, падая, успел ухватить меня за ногу. Я тоже упал. И это спасло меня от загремевших выстрелов.
