Что странного? Это мой дом. Потом раздался взрыв. Меня выбросило на мостовую, нога моя была повреждена, и Баумгартен взял меня к себе. Говорю вам, я не видал никакой мадам Бопра. Если вам угодно мне не верить, то не верьте. Правды это не изменит.
– Допустим, не видали.
– О чем я и толкую!
– Тогда какое дело привело ее в ваш дом?
Аптекарь Баумгартен приоткрыл дверь:
– Господин Шольц, вы в порядке?
В руке у аптекаря был молоток. Он вряд ли прихватил его сюда, чтобы прибить в комнате вывеску. Мурин, хоть и был при сабле, решил не испытывать судьбу. Но и Шольц решил ее не испытывать. Оборотил лицо к своему товарищу:
– Мой друг, господин офицер немного взволнован. Но теперь уж уходит.
С вызовом посмотрел Мурину в глаза:
– Спросите саму мадам Бопра, по какому делу она желала меня видеть, потому что я не имею ни малейшего представления, что ей от меня было надо. Всего хорошего, сударь!
Аптекарь посторонился и дал Мурину выйти.
На появление хозяина Азамат отозвался фырканьем, заплясал на месте, как бы говоря: «Ну и носило ж тебя. Я чуть со скуки не помер».
– Ну дела, – пробормотал Мурин, вставляя ногу в стремя. Запрыгнул в седло. Шольц либо солгал, либо – и правда не знал, что Луиза Бопра была в тот день в его доме. Она могла проскользнуть туда незамеченной и тайком дожидаться хозяина. Чтобы застать Шольца врасплох? Но зачем ей это понадобилось? Шольц, возможно, сказал правду, что не знал, что Луиза Бопра находилась тогда в его доме. Но что он не имел с ней никаких дел? – враньем несло за версту. Эти ассигнации, которыми французы швырялись в театре направо-налево. Эти зарытые в землю товары. Этот взрыв…
Все это нравилось Мурину меньше и меньше. «Надо же, – вдруг пришло на ум, когда он ехал кривыми московскими улицами. – А ведь последние дни я совсем не думал о Нине». Он заставил себя вызвать в памяти ее лицо. Но оно растаяло прежде, чем выступило из мглы. Две вещи не могут одновременно занимать одно и то же место, говорят философы. Мысли Мурина были заняты мадам Бопра.
Было объявлено, что войскам предстоит в самое ближайшее время выдвинуться вослед армии Наполеона, которая отступала тем же путем, что пришла: по Большой Смоленской дороге. Дорога представляла собой разбитую канаву посреди разграбленной, разоренной и сожженной местности. Ни людей, ни еды, ни корма лошадям. Все шумно радовались этой ошибке великого человека (еще не соображая, что, идя след в след, и сами столкнутся со всеми теми же тяготами). «В самое ближайшее время!» – думал Мурин. Он почти осязал, как оно утекает сквозь его пальцы. Приказ выступать мог быть отдан в любой день. И тогда уже ничего поделать будет нельзя. «Я должен успеть. Я должен успеть», – повторял он мысленно и чувствовал, как покалывает в ладонях.
Изотова он нашел у окна. Они не встречались с того дня, как их рассыпали. А тем паче не обсуждали происшествие.
Изотов брился. Круглое легкомысленное зеркальце он пристроил на подоконник. Оно было таким маленьким, что Изотов, скашивая глаза, то и дело поворачивался то одной намыленной щекой, то другой, водил задранным подбородком. Пена похрустывала под ножом бритвы. Изотов вдруг остановил и отнял нож. Улыбнулся сквозь мыльную бороду. Мурин понял, что Изотов заметил его отражение в своем зеркале.
– Уж не явился ли ты сообщить мне, что никак не можешь быть на моей попойке, или что-нибудь такое же дурацкое?
Улыбнулся и Мурин – уж больно смешная физиономия была у Изотова в этой мыльной пене:
– Твою попойку я б в жизни не пропустил! Но ты прав: пришел с вопросом, и весьма дурацким.
– В карты продулся?
Мурин отмахнулся.
– Не гадай – не угадаешь. А лучше брейся, пока пена не засохла.
Изотов снова принялся водить бритвой, то так, то эдак вытягивая физиономию, чтобы обеспечить бритью гладкость. Поглядывал то в зеркальце, то на Мурина, который заговорил:
– Ты помнишь тот случай, когда мы с тобой в заброшенном доме нарвались на мародера с гранатой?
– Слава богу, не рамолик.
– Там была какая-то женщина.
– Была. Досадный случай. Уж лучше б не напоминал. – Изотов скривился под мыльной пеной.
– Но ведь там был кто-то еще, ты это помнишь?
– Ну да. Каналья этот. Мародер. Если хочешь спросить, не жалею ли я, что его уложил, то отвечу: жалею, что не уложил несколькими мгновениями раньше, пока сука гранату не швырнул.
– Ты успел его рассмотреть?
Изотов опустил бритву, задумался:
– Да так. Там особо глядеть некогда было. Отребье и есть. А тебе на что?
Мурин встал между ним и зеркальцем.
– Изотов, я тебя очень прошу, теперь подумай хорошенько, прежде чем ответишь.
Тот попытался усмехнуться, стрельнул глазами:
– Мурин, теперь ты меня пугаешь.
– Мне это важно.
Изотов посмотрел ему в глаза, тоже сделался серьезен:
– Ладно.
– Припомни. Когда мы там были, внутри, ты крикнул мне, что там кто-то был.
– Ну да. Женщина была. До смерти напуганная. По-моему, она нас самих приняла за мародеров или вроде того. Ну и этот мерзавец. Который в нас гранату бросил.
Мурин, сам не заметив, сжал его плечо, приблизил лицо к лицу Изотова, ощутил миндальный запах его пены:
– Изотов, а не было ли там кого-то еще?
– Как это?
– Припомни, где был ты, где я.
Изотов сдвинул брови, взгляд его ушел внутрь, он кивнул.
– Как ты крикнул: ложись.
С тем же отрешенно-хмурым видом Изотов опять кивнул.
– Как ты мерзавца этого подсек.
– Разумеется. Такое разве забудешь. Но куда ты клонишь?
– А откуда граната прикатилась, помнишь?
Изотов задумался. Ответил не сразу.
– Нет.
– Вспомни.
Изотов покачал головой.
– Попытайся!
– Нет, – повторил он. – Выдумывать не стану. Я просто этого не видел. Только услышал стук, будто что-то под ноги катится. Крикнул: ложись! А что, кто, откуда, не спрашивай. Все так быстро вышло. Да ты сам знаешь, как в бою бывает. Соображать некогда. Действуешь на животном магнетизме.
– Да, – Мурин задумчиво выпустил его плечо, распрямился. – Знаю.
Надул щеки, выпустил воздух: пф-ф-ф-ф.
– Ладно, Изотов. Бог с этим всем. Случилось и случилось. Забудь. Горю нетерпением напиться на твоей холостяцкой пирушке.
Тот осклабился:
– Это не пирушка. Это поминки по свободе.
– Ты ж сам мне только недавно говорил, как счастлив, что пойман.
– Станешь сам женихом, поймешь, какие сложные и противоположные чувства обуревают в это время!
Но лицо его говорило иное: оно дышало счастьем и радостным нетерпением. Мурин умилился.
– Я – женихом? Никогда. Я рожден свободным и умру свободным, – заверил он.
– Да. Но в промежутке может случиться всякое, – заржал Изотов.
– Пошел ты… – Мурин хлопнул его по спине и двинулся восвояси, слегка разочарованный тем, что разговор оказался пустым.
– Погоди, – вдруг окликнул Изотов.
Мурин обернулся. Изотов сидел, ссутулившись. Лицо было задумчивым.
– Знаешь, Мурин, может, все это и ерунда… – как издалека пробормотал он.
– Что ж?
– Я просто до сих пор об этом не думал… А тут ты спросил, и я задумался. Там была эта женщина. Но я почуял, что там был кто-то еще. Кроме нас. Должно быть, спрятался, когда мы туда ворвались. Но далеко не убежал. Я почуял то ли шаги, то ли дыхание. Теперь припоминаю ясно… А потом тот упырь. Но шаги, дыхание. Нет, их я почуял с другой стороны. Понимаешь? Мурин, там кроме нас, упыря и этой несчастной был кто-то еще. Видать, его сообщник. Точно был. Теперь я в этом уверен.
– О чем трепитесь? – В дверях на Мурина чуть не налетел Соколов. На этот раз он ничего не жевал, и в руках было пусто. Поглядел на одного, на другого.
– Ни о чем, – промычал, не оборачиваясь, Изотов, он уже опять скреб бритвой намыленную физиономию.
– Я уже ухожу, – почти одновременно ответил и Мурин.
Соколов преградил ему путь:
– А я как раз тебя разыскивал.
– Меня? – удивился Мурин.
– Полковой командир просил тебе передать: ему настоятельно надобно потолковать с тобой, зайди к нему, как будешь свободен.
Мурин был настолько погружен в свои мысли, что не обратил внимания на слово «настоятельно».
– Всенепременно, –
