пробормотал на ходу, обогнув Соколова, точно тот был фонарным столбом.
Мурин решил уговорить некоторых товарищей по полку обменяться дежурствами, чтобы выкроить время на свои поиски.
Господин Арман сидел в кружке своих компатриотов (теперь еще и связанных общим несчастием плена) и явно обрадовался, увидав Мурина. Тотчас поднялся и пошел ему навстречу.
– Господин Мурэн! Какими судьбами.
Но от Мурина не укрылось, что взгляд француза исподтишка скользнул по его рукам, а потом в нем промелькнуло разочарование. Руки Мурина были пусты. «Он же голоден. Ах я скотина и дурак, не сообразил прихватить с собой съестное», – обругал себя Мурин.
Господин Рыбий Глаз – начальник партии пленных – обрадовался его появлению куда меньше. Насторожился:
– Все вопросы – через меня.
Мурин не спешил ему улыбаться: это могло быть истолковано как заискивание. Скроил угрюмую харю человека, которому только что накрутил хвост собственный командир.
– Как изволите… А только я француза этого сюда отвел, как открылось, что там, где его держали, недосчитались кое-каких вещиц – огнива, бритвы.
Мурин посмотрел на Рыбий Глаз со значением: ну, сами понимаете.
– Хорошо бы прояснить. Потолковать с ним.
– Он – спер?
Мурин пожал плечами и, поскольку догадывался, что Рыбий Глаз посоветует, напомнил:
– По морде дать ему нельзя: за ним от Кутузова пришлют, и хрен знает, каким боком потом выйдет – зачем он им сдался.
– Шпион?
– Или родня знатная, связи. Может, в самом Петербурге. Все может быть, – коварно добавил Мурин.
Совсем недавно грянул скандал, когда сразу несколько влиятельных петербургских фамилий бросились хлопотать и жаловаться государю на обращение с иностранными родственниками, которые служили у Наполеона и в России угодили в плен. Рыбий Глаз короткой памятью не страдал, поэтому приуныл. Мысль о том, чтобы все вопросы шли через него, уже не казалась ему такой привлекательной. Некоторые вопросы были подобны удару молнии. Мир определенно стал слишком сложным местом. Поэтому Рыбий Глаз сделал то, что сделал бы на его месте всякий, у кого за спиной влиятельной родни не было. Махнул Мурину рукой:
– Ладно. Валяйте. Потолкуйте с ним сами. Только это… Я ничего не знал, вы мне забыли доложить.
– Совершенно так. Забыл.
Рыбий Глаз позволил себе ухмылку.
Мурин отвел Армана подальше, где им не помешали бы, и без предисловий изложил суть. Арман слушал, не перебивая. Мурин умолк. Помолчал и Арман.
– Вот, собственно, и все. Я не могу теперь не думать: а что, если этот парфюмер, режиссер, черт в ступе – словом, Шольц был тогда в доме с ней? Взрывом его просто выбросило на улицу. У Шольца могли быть причины желать смерти мадам Бопра.
Карие глаза на исхудалом заросшем лице стали задумчивыми:
– Преступление…
– Я сам не знаю, – признался Мурин. – Но в то же время что-то внутри меня это знает.
Француз кивнул:
– Этому чувству следует доверять.
– Я хочу поймать мерзавца.
– Но…
– Поймите же.
– Да я понимаю.
Француз помолчал еще, печально разглядывая его лицо.
– Но, мой друг, боюсь, я ничего не могу. Вы видите, я сам арестант.
Мурин подумал, что француз намекает на ответную услугу, и разозлился – сразу и на него, и на свое бессилие:
– Я не могу добиться вашего освобождения.
– Я не предполагал, что можете. Я лишь назвал факт. Кстати, это первейшее, что должны делать и вы: выделять факты. Которые равны самим себе. Чистые факты. Без примеси чувств, лжи, выдумки, искажений дурной памяти или ваших личных склонностей. Вы должны быть непредвзяты, как сама смерть. Я говорил вам: это сродни науке.
Мурин был в отчаянии:
– Ах, я и сам понимаю, сколь многого не умею. Помогите мне. Научите, что делать. – В глазах его была мольба.
Арман смотрел на его лицо, точно изучал новую местность. Морщины на лбу, возле рта вдруг разгладились, в глазах блеснуло лукавство:
– Да ведь я уже вас научил.
Арман улыбнулся, его худое лицо опять собралось морщинами – на лбу, на щеках. Он постучал себя пальцем по лбу:
– Выделите чистые факты, составьте их в логической последовательности и проверьте здравым смыслом. Voilà!
– Это не может быть все! – вскричал Мурин.
Арман лукаво посмотрел исподлобья, легкая насмешка приподняла уголок рта.
– Что ж, по-вашему, я упустил?
– Как мне уличить Шольца?
Арман с хитрой улыбкой прикрыл глаза, предостерегающе вскинул указательный палец:
– …Непредвзяты, как сама смерть.
Мурин осекся. Задумался. Медленно молвил, как будто учился говорить заново:
– Как мне уличить преступника?
– Только у преступника есть мотив для преступления, возможность его совершить и способ его совершить. Мотив. Возможность. Способ, – он по очереди разогнул еще два пальца, встряхнул ими тремя перед лицом Мурина.
Раздался свист. Оба обернулись. Рыбий Глаз вскинул руку, убедился, что Мурин смотрит, и провел ребром ладони себе по горлу. «Тревога», – понял Мурин. Надо быстро убираться. К ним уже шел казак с пикой. Поодаль раздавались голоса. Пленных торопливо поднимали, сгоняли.
– По мою душу, – усмехнулся Арман. – Что ж, прощайте. Приятно было повидать вас. Боюсь, затрудняюсь сказать, когда смогу вернуть вам визит.
Он изысканно поклонился.
– Способ… – бормотал Мурин, взгляд его ушел в себя. – Ну, он же кинул гранату. Это очевидно. Что тут выяснять?
Казак качнул пикой. Арман приподнял ладони, показывая смиренное желание подчиниться приказу, и пошел к толпе пленных. Только сейчас Мурин увидел, что из рук Арман по-прежнему не выпускал узел, который от него получил. Все свое ношу с собой, и как же ничтожно было это имущество! Арман вдруг обернулся на ходу:
– Спросите саму мадам Бопра, как она умерла!
Казаку, который не понял ни слова, это не понравилось. Он пихнул пленного в спину:
– Топай давай, мусью.
Мурин остался стоять, озадаченно поскреб подбородок. Спросить ее? Но она же мертва. Или это еще одна насмешка?
Пленные, понукаемые казаками, стали строиться в колонну.
Опыт общения с медиумами у Мурина, конечно, был. Один-единственный, правда. Но исключительно положительный. Дело было в гостиной графини Веры. Близилась полночь. Графиня с таинственным видом принялась обходить группы гостей, одну за другой, что-то шепча и иногда указывая подбородком в угол, куда провели и усадили в кресла толстую даму с водянистыми голубыми глазами. Шепнула, наверное, и Мурину. Только он не сводил глаз с Нины и потому не слышал, даже если бы ему в самое ухо протрубил слон. Просто в какой-то момент все задвигались, дамы зашуршали платьями, все стали подходить к большому круглому столу, который лакеи раздвинули в центре гостиной, рассаживались со смущенными смешками. Мурин пошел за Ниной. Надо было изловчиться и сесть с ней рядом, потому что на тот же стул нацелилась посланница Мюнтер. Мурин сильно рисковал, что посланница, уже слегка оттопырившая зад и готовая к приземлению, плюхнется прямо ему на колени. Кашлянул, Мюнтерша обернулась, втянула корму, но женщина она была добрая, все приписала своей рассеянности, с улыбкой погрозила Мурину пальчиком и села на соседний стул. Графиня Вера сделала вдохновенное лицо:
– Сегодня нам предстоит прикоснуться к одной из величайших тайн мироздания…
Мурин глядел на профиль Нины. Как прекрасна она была! Тем временем графиня Вера одолела слово «трансцендентный», почти не споткнувшись, и все уставились на толстую даму. Нина тоже повернулась на нее, поэтому посмотрел и Мурин. Толстуха закрыла глаза и сопела. «Она что, уснула?» – не поверил Мурин. Но, кажется, только он. Остальные благоговейно ждали, что будет.
– Соедините ваши руки, – громким шепотом распорядилась графиня Вера, знакомая с процедурой. В ее гостиной уже не первый раз устраивали спиритический сеанс.
Нина не глядя протянула Мурину узкую ладонь. Он коснулся ее. И – о боже! – крошечный твердый квадратик ткнулся ему в пальцы, Мурин тотчас зажал его, ничем себя не выдав, спустил в рукав. Записка! Графиня Вера говорила что-то еще. Он не слышал. Не видел. Он не мог думать ни о чем ином, кроме как о листке бумаги, сложенном в восемь раз, который царапал ему кожу
