тот полетел к ручью, пробился через кустарник, скатился с горки. Незадачливый футболист отправился искать мяч. Пролез через гущу флоры, спустился к источнику… и вылетел обратно с вытаращенными глазами. Нервишки у ребенка были так себе, вид крови поверг его в ужас. Еще двое любопытных спустились к ручью – но зрелище тоже не оценили. Крик поднялся как на базаре.
Швец и Вишневский среагировали, перехватили орущих футболистов. Те тыкали пальцами, туда и отправились все вместе. Швец остался караулить тело, Вишневский бросился искать командира…
Милиции в городке не было. Функции органов правопорядка выполняли военные. В особых случаях вызывали военную прокуратуру. Сегодня работали только люди Игнатова и Кольцова.
Женщина лежала рядом с ручьем, широко раскинув руки. Рассыпались по траве пепельные волосы. Одна нога была подогнута, другая отведена в сторону. Обута в туфельки (видимо, хотела пощеголять перед своим убийцей). Задралось короткое платье, обнажились кружевные трусики. Лицо покойницы (а это была та самая Белла) залила кровь. Глаза, исполненные пронзительного изумления, смотрели в небо. Голова казалась вывернутой. Под правой рукой валялась дамская сумочка – довольно дорогая и дефицитная. Под левой рукой – по злой иронии – тот самый укатившийся мяч.
– Осторожнее, товарищ майор, – предупредил Швец, – Место преступления, какое-никакое. Я немного осмотрелся – есть следы мужских ботинок, примерно 43-й размер. Обувь не армейская. Больше ничего. Ушел вон туда, по ручью. Это та самая дамочка, что подписывала шпионские конверты? Мы так и думали…
Михаил присел на корточки, всмотрелся в мертвое лицо. Чего ей не хватало в жизни? С кем связалась на свою голову? Лицо исказилось, будто крик застрял в горле – при жизни она выглядела намного лучше.
За спиной раздался шум, съехал на пятках, едва не оступившись, Игнатов. Встал, как конь перед барьером, ошарашенно уставился на покойницу.
– И где тебя носит, Виктор Петрович? – покосился Кольцов. – То впереди планеты всей, то резко пропадаешь.
– Так это самое… – Игнатов сглотнул, поборов позыв к рвоте. – Бегал звонить на КПП, чтобы не выпускали Вдовину. Кто ее знает, могла и рвануть, когда узнала, что ее ищут…
– Уже не может, – вздохнул Михаил.
– Вот же несчастье какое… – Игнатов подошел ближе, присел на корточки. Потом встрепенулся: – Петренко, стой там, никого не подпускай, а то кружат тут как мухи… Что же это происходит, Михаил Андреевич? – У майора дрожали губы; кровавые убийства в его епархии происходили, как видно, нечасто. – Как такое могло случиться? Где мы допустили ошибку?
– Где-то допустили, Виктор Петрович. Искали женщину, саму Вдовину не спугнули, а вот ее работодателя напугали. Кинологов, конечно, не найти?
– Даже не мечтайте, – фыркнул Игнатов. – Поисковые собаки в нашей части не используются. Это дело милиции, особых органов. Ближайшие кинологи в Гомеле, да и тех никто не даст, пока не прокрутится бюрократическая машина. Дождь пройдет – и никаких следов.
– А ночью он точно будет… – солнце сегодня садилось в какую-то подозрительную хмарь. – Ладно, понял, товарищ Игнатов, на собачек можем не рассчитывать. Часто убивают людей в вашей части?
– Люди гибнут, такое случается… – Игнатов помедлил. – Как правило, несчастные случаи или от болезней… Иногда происходят самоубийства, но каждый подобный инцидент расследует военная прокуратура. Убийства… Ну да, бывает, – неохотно признался майор. – На бытовой почве, из мести, из неприязненных отношений, по дурости, в конце концов… В прошлом месяце один Отелло – капитан Никифоров из батальона – прирезал свою жену за то, что с другим связалась. Выслеживал ее, собирал, так сказать, компромат. И зарезал в свободное от службы время. С поличным накрыл неверную. И ее ухажеру ранение нанес, но того откачали. Следователь из прокуратуры быстро разобрался. Никифорову пожизненное светит – если заслуги учтут, ухажера комиссовали из армии…
– Ты же понимаешь, Виктор Петрович, что военную прокуратуру в нашем случае привлекать нельзя? Работать будем своими силами – с начальством я утрясу. Алексей, есть мнение?
Швец сидел на корточках перед телом, проводил предварительный осмотр.
– Точно убийство, товарищ майор. Еще теплая, скончалась недавно. Предполагаемая картина преступления такая. Женщина сама сюда пришла, никто не принуждал. Нападение стало для нее полной неожиданностью. Сопротивляться не могла – сразу получила удар в лицо. Сломанный нос, кровь, в общем, потеряла сознание. Больше не поднималась. Преступник нагнулся или сел на колени, рывком свернул жертве шею. Сила есть, товарищ майор. Делаем вывод, что это мужчина, причем не слабой комплекции. И это не спонтанное решение – он все обдумал. Пусть немного времени имел на размышление, иначе нашел бы более подходящее место, без риска быть засвеченным. Но все же форой он располагал. Следы оставил, но руку даю на отсечение, что они никуда не приведут. Это не та обувь, которую он обычно носит. И с отпечатками пальцев не стоит возиться – с чего их снимать? С головы жертвы? Единственная зацепка – сбитый кулак, но это, сами понимаете… А вы что думаете, товарищ майор?
– Вдовина – передаточное звено в преступной цепи. «Крот» собирал информацию, упаковывал документы – пока не представляю, в каком виде они передавались – готовую посылку передавал Вдовиной. Та в личное время ездила в Речицу и отправляла бандероли с почты в Москву сестре Жарковского. Потом включались остальные звенья, по которым ползла бандероль. «Крот» – отнюдь не глупый, владеет ситуацией в части, не исключаю наличие информированных сообщников. Понял, что под него копают, а наша группа – не совсем те, за кого мы себя выдаем. Вдовина не знала, что ее ищут. А он знал. И понимал, что рано или поздно ее найдут. Назначил встречу в странном месте… дальше вы знаете. Он мог прийти и уйти незамеченным – вдоль того же ручья. А у Вдовиной не хватило ума понять, что с ней будет. Рабочий день закончен, «крот» вернулся домой, помылся, переоделся… Что подвигло Вдовину на участие в преступной группе, надо выяснять. Страсть к мужчине, любовь к деньгам… Теоретически она могла не знать, что делает что-то незаконное, хотя я сомневаюсь.
– Значит, мужчина видный, не урод, – хмыкнул Вишневский. – Лично мне версия со страстью импонирует больше. Любовь к деньгам – в этом богом забытом уголке, где даже деньги, добытые преступным путем, потратить негде?
– Гм, – сказал Игнатов.
– Нет, у вас очень красиво, – поспешил исправиться Вишневский, – исторические места, Беловежская Пуща…
– Полесье, – поправил Кольцов. – Насчет «не урода» – замечание интересное. Забудем устоявшийся постулат, что мужчина должен быть чуть красивее обезьяны. Это не так. Физическая сила – тоже аргумент. В первую очередь, надо выяснить, с кем крутила потерпевшая. Не могла не крутить. Женщина незамужняя, мужиков вокруг – в изобилии, есть из чего выбрать… – он покосился на мрачнеющего Игнатова. – Итак, наши действия, Виктор Петрович? Имеешь полномочия оформлять убийства? Не доводилось. Надо сделать все по закону, неприятности нам не нужны. Пусть твои люди все зафиксируют после осмотра, тело отвезите в морг при больнице. Выяснить, есть ли родственники. Если нет, похоронить за счет государства. Подруги точно есть, даже знаю одну…
Осмотр места преступления не затянулся. Мужские следы обрывались в районе бетонной опалубки у старой подстанции. Дальше тянулись дебри – кустарники плавно переходили в свалку. Содержимое сумочки тоже не натолкнуло на мысль: пудра, помада, тени для век, чистый блокнот, кошелек с двенадцатью рублями. В отдельном кармашке – ключи от квартиры и таблетки от больной головы. Вишневский не удержался от соблазна – подбросил мяч, ударил по нему ногой. Мяч проделал впечатляющую дугу, перелетел через кусты и приземлился где-то на пустыре.
«Детский сад», – подумал про себя Кольцов.
Темнело медленно, но верно. Время поджимало. Подошла машина с красным крестом, санитары забрали тело. За пустырем уже наблюдалось скопление граждан. Шило в мешке не утаили.
Несколько человек поднялись в квартиру потерпевшей, провели осмотр. Одинокая женщина проживала в однокомнатной квартире. Порядок наводить не любила, но пыль вытирала и полы мыла. Постельное белье поменяла недавно – вероятность обнаружения волос с мужской головы была небольшой. Питалась Белла полуфабрикатами, пила кофе с цикорием. Из литературы предпочитала русскую классику и Эмиля Золя с его жгучими любовными историями.
В ящике письменного стола нашли письмо из далекого Ангарска. Некая женщина (по контексту выходило, что соседка) сообщала Белле о скоропостижной смерти ее тетушки. Письмо датировалось декабрем – то есть давно. Возможно, это была последняя родственница. Ездила ли Белла на похороны, неизвестно. Да это и не имело значения.
Пока осматривали квартиру, Игнатов и его сотрудник опросили соседей во дворе. На знакомые лица местные жители реагировали лучше.
– Да гуляла она, – вынесла неутешительный вердикт старшая по дому. – Вечно бегала, хвостом крутила, часто спиртным от нее пахло.
На просьбу рассказать в подробностях, назвать имена, фамилии старшая по дому впала в задумчивость, неохотно признала, что ничего толком не знает. Но Белла – баба точно беспутная. Домой в последнее время никого
