– Валяйте.
– Клянусь, я говорю вам правду.
– Тогда за что волчата решили вас убить? Кто же режет курицу, несущую золотые яйца?
– Я отказал товарищу Мартину в последней встрече, взял телохранителя и перестал впускать домой случайных людей. Словом, принял меры.
– За это не убивают.
– Нормальные люди – да, – парировал Цвейберг. – Но эти-то ненормальные!
– Расскажите мне про них все, что знаете.
– Мартин – настоящий людоед. Он называет себя социал-демократом, но, по-моему, ближе к анархистам. Все отнять и поделить поровну! Исключительно между теми, кто трудится руками. Те, кто зарабатывают головой, такие как я, – это паразиты. Их надо лишить собственности, если не жизни.
– А волчата?
– Смотрят ему в рот. Мартин хотя бы прочитал с десяток книг. А мальчишки у него в полном подчинении. Верят, как богу. И объясняют все сложности общества классовой борьбой. Такое вульгарное, глупое толкование упрощает им, конечно, жизнь. И своей тупой верой, святой простотой они и страшны. Скажет им Мартин, что имярек – враг народа, и они с легкостью зарежут его. Думаю, покушение на меня этим и вызвано.
– Чем этим?
– В глазах товарищей я, во-первых, буржуа – эксплуататор рабочего класса. Во-вторых, немец – захватчик латышской земли. Как тут не зарезать?
– Что же тогда они русских не убивают? Ведь и мы по этой логике захватчики.
– Погодите, они еще перекинутся на ваших губернаторов! – пригрозил Цвейберг. – А потом и до вас, сыщиков, доберутся.
– Ладно. Говорите, как мне найти ваших друзей.
– Достоверно я этого не знаю, но имею подсказку. Вам ее хватит.
– Давайте подсказку.
– Запомните дату: девятое апреля. В этот день Мартин пришел ко мне с волчатами. И Аксель, белобрысый, со смехом рассказал, как заработал два рубля.
– Ну-ка!
– Вы знаете, что в Риге существует правило? Сообщившему о пожаре выплачивается вознаграждение в размере двух рублей.
– Нет, впервые слышу. В России такого нет.
– А здесь есть. На пожарной станции ведется специальный журнал: туда вносят заявления обывателей о замеченном ими пожаре. И те расписываются в получении денег.
– И что, при этом показывают документ? – сообразил сыщик.
– Конечно. Все-таки речь идет о деньгах. Потом, бывают случаи ложных сообщений, с целью сорвать награду. Поэтому проверяют и сам сигнал, и личность заявителя.
– В какой части отметился Аксель, вы не знаете?
– Нет. Он очень веселился по этому поводу, поскольку сам же и поджег поленницу в каком-то дворе.
– Девятое апреля… Что ж, Теодор Оттонович, давайте заключим перемирие.
– Давайте! Еще раз приношу свои искренние извинения. Конечно, я должен был в первый раз все это вам сообщить. Галлер остался бы жив…
– Вы пока из дома не выходите. Есть у вас надежные люди? Или поставить наряд полиции?
– Лучше полицию, – ответил «иван». – Если вы возьмете боевиков, будут следствие и суд. Мне выгоднее тогда, извините, выглядеть их жертвой. А не укрывателем.
– Разумно. Сейчас я прямо отсюда телефонирую в полицейское управление. А вы берите бумагу, перо и пишите.
– Что писать?
– Заявление с просьбой о предоставлении охраны. И укажите в нем, что сообщили полиции важные сведения для поимки вымогателей. Потом пригодится.
Однако Лыков чувствовал, что собеседник не сказал ему всей правды. Явной ложью отдавало, например, его утверждение, что он испугался боевиков и потому откупился. Это Цвейберг-то? Нанял бы латышей Августа, и те за пятьсот рублей искрошили бы вымогателей в тельное. Похоже, пруссак имел на Мартина свои виды и сознательно подтолкнул его на вылазку в Московский форштадт. Ненавязчиво подсказал мысль: прирезать парочку атаманов для создания революционной ситуации… С расчетом на то, что начнется свара и под ее гуд хитрый колбасник расширит свои позиции на форштадте. Ну и ладно; дал конец веревочки, и на том спасибо.
Машина розыска закрутилась. Через час в пожарной станции второго участка Петербургской части была найдена нужная запись. Белобрысого боевика звали Аксель Скрастынь. Для удостоверения личности он предъявил билет номер сорок девять на право ручной ноши. Носильщики в Риге должны получать разрешение на промысел, причем оно бывает двух видов: с тележкой и без. Аксель взял патент с тележкой.
В части разыскали его прошение и выяснили адрес парня: улица Госпитальная, дом четыре. Наряд из сыскной полиции во главе с Лыковым отправился туда.
Квартирная хозяйка Мина Белораб, разбитная тертая еврейка, встретила сыщиков как родных:
– Вот знала я, что место этому юноше в тюрьме!
– А что же нам не сообщала?
– Да! Чтобы он меня зарезал? Я молодая женщина, даже замужем еще не была.
Надзиратели посмеялись и обещали Белораб хорошего жениха. Только она должна сначала сказать, где найти Акселя.
– И нечего его искать, сам к вечеру придет. Днем он делает революцию, а ночует всегда дома.
Сыскные устроили засаду. Лыков предупредил их, что парень только с виду телок и надо готовиться к схватке. По счастью, до крови не дошло. Алексей по привычке взял самое опасное на себя. Когда боевик вошел в темную прихожую, он принял его сзади в объятия. Тот и дохнуть не смог, не то что сопротивляться. Обезоруженного и связанного, парня привезли на Театральный бульвар.
Лыков снял с него первый допрос один на один. На столе лежали револьвер и нож.
– Помнишь меня, Аксель?
– Впервые вижу, – нагло ответил тот.
– Зато я помню. И моих слов судье будет достаточно.
– Для чего?
– Для каторжных работ. Покушение на убийство полицейского чиновника. Лет двенадцать, считай, у тебя уже в кармане. А дел за вами столько, что бессрочную смело могу обещать. Ну?
– Вы о чем?
– Сознаваться будем?
– Чтобы самому себе бессрочную наговорить? Я же не дурак. И вообще, не оскорбляйте меня, спрашивайте вежливо, дайте закурить… Все как полагается. Я политический узник, а не уголовный!
Лыков распахнул ворот рубахи Акселя и увидел черные полосы у него на шее. Это были следы пальцев Галлера.
– Вот еще улика. Подтверждение того, что именно ты убил телохранителя господина Цвейберга.
– Это я в пивной подрался.
– И свидетелей назовешь?
Боевик промолчал.
– Хорошо. Сейчас тебя отправят в следственную тюрьму. Я запросил справку: там девяносто три места. А сидит ровно на сто человек больше. Тесно придется.
– Революционеры должны сидеть в одиночках, – возмутился боевик.
– Это тебе товарищ Мартин сказал?
– Угу.
– Он сейчас тоже сидит. В отдельном кабинете ресторана. Любит, сволочь, красивую жизнь, правда?
– Кто ее не любит?
Вот ниточка, за которую можно потянуть, подумал сыщик. У себя в России он давно бы уже вынес Акселю половину зубов. Но здесь нельзя. Дознание официально ведет Кнаут, он не позволит бить арестанта. И потом, на суде тот может отказаться от своих слов, сославшись на побои. Нет, боевик должен сознаться добровольно. Для этого его надо подготовить.
– Одиночных апартаментов у нас для всякой дряни не приготовлено. Сядешь в общую, самую набитую – за наглость. Новичков там принято угощать жавелевой водой[68]. Против их желания.
– Ничего. Они мои товарищи, угнетенные и обездоленные. Я им все объясню.
Сыщик только усмехнулся.
На другой день Акселя снова привели на допрос. Рубаха на нем была разорвана, под глазами – сиреневые фингалы.
– Ну как, объяснил?
– Несознательные попались… – хмуро ответил боевик.
– Говорить не надумал?
– Нет…
– Ну иди обратно в камеру. Туда сегодня еще двоих посадят. Рецидивисты, мать их… Хозяева тюрьмы. Кстати, тебя угостили жавелевой водой?
Аксель скрипнул зубами и удалился.
Третий допрос Лыков обставил необычно. Скрастыня привезли в ресторан гостиницы «Метрополь», один из лучших в Риге. Сыщик встретил арестанта вопросом:
– Есть хочешь?
– А…
– Официант! Карту сюда. И бутылку наилучшего коньяка.
Аксель быстро освоился. Он внимательно изучил меню и выбрал самые дорогие блюда. Сыщик и глазом не моргнул. Оба наелись до отвала и захмелели. Наконец Лыков заговорил:
– Видишь, как можно жить?
– Да…
– А ты в каторгу теперь пойдешь. И ничего уже нельзя исправить.
– Ничего? Эх…
– Сахалина никак тебе не миновать. Сам виноват! Но и там можно жить по-разному. Поверь, я знаю, о чем говорю. Ты не был на Сахалине?
– Не-е-т.
– А я был. Начальником округа там служил. Насмотрелся.
– Вы для чего мне это говорите, ваше высокоблагородие?
– Вразумить пытаюсь. Нравишься ты мне. Неплохой вроде парень, а поверил этому Мартину. Где он теперь? А Эмиль где? Сидят в безопасном месте и над тобой насмехаются.
У Акселя спьяну задергалось лицо.
