– Едем туда!
Вечером в кабинете Кнаута состоялась встреча двух товарищей. Эмиль, бледный от потери крови, накинулся на приятеля:
– Ты выдал меня, мразь! Ну теперь жди пролетарского возмездия.
– Дурак, – ответил Аксель. – Нужно сохранить себя для революции. Она вот-вот начнется, а мы где? Прячемся по углам?
– Не понял, – опешил Карклин. – А где, по-твоему, нам надо быть?
– На каторге. Среди своих соратников, таких же революционеров.
– Это зачем?
– Чтобы готовить восстание, бить подлый царизм оттуда.
Эмиль всерьез задумался над новой для него мыслью… Лыков плюнул и ушел. Он свое дело сделал, теперь пусть поработают другие.
Следующим утром Алексей с Яаном навестили фон Вильбоа. Тот лежал в офицерской палате Военного госпиталя, умытый и благостный. Рядом хлопотала жена. При виде сыщика она молча вышла, на красивом лице ее застыла гримаса отвращения.
– Ну вот, перед ней я провинился, – стал сокрушаться питерец. – Вы-то хоть, Виктор Александрович, не пожалели?
– Я очень доволен, – серьезно ответил тот. – Знали бы, как! И весьма-весьма благодарен. Вот правда, теперь мне легче будет жить. Камнем ведь на душе лежало. И не чаял…
– Хорошо, что рана легкая. Иначе у меня бы лежало, что втянул вас.
– А что Эмиль? Он сознался в убийстве Говорухина?
– Да.
– Слава Богу! – пристав перекрестился на распятие.
– Именно Карклин был у товарища Мартина палачом. Скрастынь чуть-чуть умнее и не рвался на эту роль. Язепа Титуса, Говорухина, Ярышкина и Вовку Рейтара казнил именно Эмиль. Аксель лишь ассистировал ему.
– Вот хорошо… Вот сподобил Господь… – прошептал Вильбоа и впал в забытье. Лыков с Титусом поспешили вон из палаты.
Через день надворный советник вызвал революционеров на беседу. Те явились настороженные: что еще нужно царским прихвостням? Лыков протянул Акселю книгу на немецком языке:
– Прочти вот это место вслух.
Тот глянул на обложку: какой-то Бухольц. Называется «Пятьдесят лет русского управления в Остзейских провинциях». Издана в 1883 году в Лейпциге.
– Здесь?
– Да. С выражением давай.
– «Эсты и латыши своим умственным уровнем и даже обиходным языком свидетельствуют о невозможности самостоятельного национального развития». Тьфу! Чего вы мне подсунули?
– Такова немецкая точка зрения.
– Убить их всех, вот что я скажу! – влез в разговор Эмиль.
– А ты тоже что-то понял? – подковырнул боевика Лыков.
– Да не глупее других, – дерзко ответил тот. – Товарищ Мартин пересказывал нам германскую позицию. Ничего, начнется революция, мы их всех повыведем. И вас заодно.
– Насчет нас тоже есть что почитать, – подхватил Лыков. – Вот, ознакомься. Тоже давай вслух.
И протянул Эмилю пачку каких-то листов, на этот раз на латышском.
Тот озадаченно принялся их разглядывать. Аксель вырвал у него верхний.
– Кришьян Валдемар. Про этого я слыхал.
– Латыш, как и вы. А видит будущее иначе. Ты прочти, прочти.
– «Сближение латышского племени с великим русским Отечеством есть истинно народное дело латышей». Фуй! Дема… как уж там? Демагогия. Верноподданническая.
– А это тоже? – скептически спросил Алексей. – На следующем листе.
– Кто тут? Атис Кронвальд. Не знаю такого. Говорил нам товарищ Мартин про каких-то младолатышей… Не из них он, случаем?
– Языковед знаменитый. Твой земляк. Из каких он – врать не буду, не ведаю. Ты зачитай.
– Тоже царский подлиза? «Я глубоко убежден, что латыши разовьются, их жизнь расцветет именно под защитой России». Ну да, как же!
– Не убедил? Но вот еще следующий.
– Янис Спрогис? Опять не слыхал. Что, и он туда же, иуда? «Латыши призываются к самому теснейшему братскому единению с великим и славным русским народом. В этом внутреннем единении с русским народом лежит их лучшее будущее».
– Что скажете, товарищи революционеры? Вот люди одной с вами крови, не последние в обществе. И призывают к дружбе в составе единого государства.
Боевики затравленно переглянулись. Товарища Мартина, который знает ответы на все вопросы, рядом нет. Как быть?
– Это полицейская провокация, я слышал про такое, – сообщил Аксель Эмилю. – Не поддавайся.
– Что, по-вашему, я сам все сочинил? – обиделся сыщик. – Пора уж начинать думать. Не дети, а ведете себя как куклы на веревочке.
– Латыши не нуждаются ни в ком! – почти выкрикнул Скрастынь. – Ни в каких старших братьях.
– Ага, эти братья только обирают нас! – подхватил Карклин. – Все лучшее тащат. Без них Латвия будет процветать.
– И что же мы у вас отобрали?
– Свободу!
Лыков начал заводиться, хотя делать этого не стоило.
– А когда у вас была свобода? Петр Первый забрал эту землю у шведов, те – у пруссаков. Саксонцы еще тут шлялись, поляки… Никогда в истории не существовало латышского государства.
– Ну так будет, – воодушевленно провозгласил Аксель. – Пусть народ сам решит, как ему жить.
– Народ пускай решит, – согласился надворный советник. – Кто же против? Выше его воли, пожалуй, нет ничего. Но одно смущает: очень легко задурить людям головы, как вам задурили. Латышский народ, мне кажется, пока не готов к независимости.
– Чего еще ждать от царского сатрапа? – возмущенно фыркнул Скрастынь. – Ничем вы, русские, не лучше немцев. Для вас мы тоже низшее племя, рабы. Но этому скоро конец!
– Ну как вы будете жить своим коштом? – спросил Лыков. – Никогда не имели государства и вдруг завели. Вы хоть знаете, что начнется? Соседи вас сожрут! Те же немцы. Вон их сколько в Риге. На этом основании и присоединят вас к Германии, если Россия вдруг уйдет.
– Мы всех немцев выгоним, – заявил Аксель. – А заводы заберем. Латышское государство сразу, одним скачком, станет промышленно очень сильным!
Сыщик даже растерялся от такой идеи. Взять и отобрать имущество. Потому, что хозяин – немец. Как это?
Но тут подлил масла в огонь Эмиль:
– Мы и вас выгоним. Здесь будут жить только латыши. Ну и еще по мелочи: евреи, эстонцы… Поляков я не люблю, про поляков буду думать…
Лыков хотел бы рассмеяться, но стало не до смеха. Конечно, не этим двоим решать будущее своей земли: они молоды и глупы. Пока еще молоды. Но даже когда вырастут, навсегда останутся попугаями, повторяющими чужие речи. Однако, если вдруг произойдет раскол империи, явятся взрослые солидные дяди и займутся тем же самым. Сейчас они гласные городской думы, журналисты или адвокаты. И вдруг – не дай Бог, конечно! – выйдут в новорожденный латвийский парламент. Неужели и они возьмут такой же тон? Отнять, поделить, выгнать… И в этом сонме голос товарища Мартина может оказаться сильнее других. Поскольку он скажет, что проливал кровь за родину, пока другие молчали. И что у него есть проверенные бойцы, которые могут объяснить, как правильно голосовать, если кто не понял…
– Погодите, – не удержался сыщик. – Всех вышлете, их имущество отберете. Но ведь это тяжелый труд – управлять своей страной. Налоги, рабочие места, торговый баланс, национальная валюта, отношения с соседями… Кто справится с этим? Без опыта, без квалифицированных специалистов. Вы-то двое можете только стрелять!
– Пока латыши не начнут жить самостоятельно, не поймут, – вдруг высказал здравую мысль Аксель. – Надо пробовать.
И Лыков не нашел, что на это возразить…
Стороны разошлись, оставшись каждая при своем мнении. Лыков и раньше много думал над злополучным национальным вопросом. Пожив в Варшаве, он для себя решил, что поляков надо отпускать. Пока они не разорвали империи брюшину изнутри. Ну, финны еще на очереди. Монолитная нация, косится на Швецию. И ближе к ним, чем к нам. А другие народы? Самостоятельные государства в Туркестане или на Кавказе сыщик мог представить разве что в кошмарном сне. Как и независимую Малороссию. Про Остзейский край и речи нет. И вот нашлись люди, которые готовы убивать за идею о независимости своей родины. Но вся история народов построена на насилии! Осуждать ли за это мальчишек? И вообще, что ждет Лифляндию в ближайшие десять-пятнадцать лет? А Россию с такими окраинами? Даже думать об этом не хотелось…
Дознание было окончено, дело передали судебному следователю. Друзья собирали вещи. Алексей выкроил время навестить Никифорова. Тот уже вышел на службу, поэтому встреча состоялась вечером.
Надворный советник рассказал Зверогону последние новости. Известие, что пристав Вильбоа захотел отомстить за своего надзирателя и был при этом ранен, удивило Александра Лукича.
– Не знал такого за ним.
– Он, может, и сам не знал.
– Умный человек, поумнее Кнаута. Но под пули лезть? Странно.
– Я для чего вас побеспокоил, Александр Лукич. Днями мы уедем домой. Цвейберг сейчас мой должник, и я могу попросить «ивана» об одолжении.
