с чужого плеча донашивать!
— Можно подумать, прошлую меховушку тебе в модном салоне справили, — хохотнул амбал. — Погоди нос воротить. Я ж аккуратно придушу. Кровью не запачкаю.
Степка попытался разжать его пальцы, а потом просто повис на руке бандита всей тяжестью.
— Не спеши, Хруст! Успеешь придушить. Нужно выпытать, как она наше логово нашла. Может и полиции адрес известен?
— Жандармы не стали бы девку посылать. Сами бы нагрянули. А если их лазутчица, так тем более придушим и дадим драла отсюда, чтобы не рисковать.
— Нельзя! — возразила Клавдия, и тут же пояснила, — То есть, хотите душить — я не против. А бежать нельзя. Вернутся Тихоня и Бойчук, кто их предупредит, что нас в Хапиловке нет? Жандармы ловушку подстроят, возьмут обоих, тут нашим планам и конец.
— Не за планы ты переживаешь, Клавка, а за своего хахаля, — припечатал амбал. — Боишься, что не с кем будет дудоры водить?
— Межеумок! — обиделась Клавдия и отошла к столу.
— Хоть бы и так… Но вообще ты прав, Степка. Успеем придушить. Сперва чуток потешимся, — Хруст прижал свою жертву к стене и полез свободной рукой под шубку Лукерьи. — У меня бабы давненько не было…
— Как… ты… сме… ешь! — пропищала девушка. — Хам!
— Строптивая. Мне такие по нраву. Еще бы помясистее была, а то тоща как шкелет, — бандит подмигнул Огоньку. — Но сгодится на разок, а?
— Не надо, Хруст, — пробормотал тот. — Я не хочу.
— А чего? Брезгуешь после меня? Так бери первым, я не гордый. Подержу ее, чтоб не брыкалась.
Степка покраснел и затравленно оглянулся на бомбистку. Амбал перехватил его взгляд.
— Или ты Клавку стесняешься? А мы попросим боевую подругу за дверью покараулить…
Бомбист попытался задрать узкую юбку Лукерьи, но не смог и просто разорвал по шву.
— Ну, чего встала? — окрысился он на Клавдию. — Брысь отсюда!
Та хотела что-то сказать, но потом опустила голову и пошла прочь. Открыла дверь и тут же захлопнула:
— Жандармы!
— Ах ты, гадина! — Хруст отбросил журналистку на тюфяки в углу комнаты и схватил смит-вессон, лежащий на комоде. — Ничего! Я тобой позже займусь.
— Много их там? — Огонек заряжал самодельный револьвер.
Клавдия пожала плечами.
— Я двоих заметила. Но эти сволочи по двое не ходят. Только толпой.
— Не боись, прорвемся! — амбал выбил плечом оконный переплет и дважды выстрелил в темноту.
В ответ раздались выстрелы, одна пуля просвистела у виска, оцарапав лысую голову, и впечаталась в побеленную стену.
— На задах тоже сидят, — Хруст вытер кровь рукавом рубахи, на кумаче она была почти незаметна. — Ловко время выбрали, держиморды. Ждали, пока спать ляжем, чтобы взять всех тепленькими. Девку в сени послали, чтоб знак подала. А хрен по-вашему выйдет!
Он выстрелил в окно еще несколько раз и сел на пол, перезаряжать револьвер.
— Бежать некуда! — взвыл Степка и заметался по комнате. — Всех перебьют.
— Не скули, Огонек. Первый раз что ли? Прорвемся. Клавка!
Бомбистка стояла посреди комнаты, глядя на себя в маленькое зеркальце над умывальником. Лицо ее было спокойным и не выражало никаких чувств. «Как у мертвеца» — подумала она. — «Да мы тут все давно уж мертвецы!»
— Клавка! Заснула что ли? — рявкнул Хруст. — Где Бойчук свои безделушки прячет?
— Портсигар с собой забрал, а бутылку я давно уж не видала.
— Эх, мать… У бомбистов и ни одной бомбы под рукой. Хороша шутка?
Амбал захохотал и выстрелил еще трижды. Степка подполз к двери, приоткрыл щелку, но выглянуть не успел — сразу несколько пуль выбили щепки у него над головой.
— Все, все, — бормотал он, — попались.
Клавдия подбежала к двери и задвинула железный засов. Вовремя. Снаружи кто-то сильно дернул. Она подняла револьвер, который бросил Огонек, выстрелила через дверь — раздался стон и следом громкая ругань. Бомбистка двигалась уверенно, не показывая страха. Оттащила напуганного мальчишку к тюфякам, направила ствол на Лукерью.
— Вставай, сука! Мы тебя вперед пустим, а сами позади спрячемся. В свою жандармы палить не станут.
Амбал еще дважды выстрелил в темноту за окном.
— Пусть они там прижухнут пока. Клавка! Подымай эту пелядь и веди на двор. Я крикну, чтоб не стреляли.
Он шагнул в сени и тут прогремел взрыв. Дверь разнесло в клочья, стена справа от входа обрушилась внутрь. Хруста отшвырнуло назад, как тряпичную куклу, засыпав осколками и известковой пылью. Оглушенный Огонек корчился на полу. Одна лишь Клавдия устояла на ногах и прицелилась в облако дыма, клубящееся в проеме.
— Я пристрелю всякого, кто посмеет войти! — закричала она.
— Стреляй. Всех не перестреляешь.
Порох шагнул на порог и картинно остановился, закуривая папироску.
— Бей врага его же оружием. Я велел саперам сделать бомбу, чтоб вы на своей шкуре испытали — каково это, подыхать от взрыва. Что, больно? — он придавил пальцы Огонька каблуком. — Страшно? Еще и не так напугаем.
У Клавдии вспотела рука, но палец на спусковом крючке не дрогнул.
— Изыди, сатана!
Она выдохнула и спустила курок. Но в последний момент Лукерья извернулась на тюфяке и пнула бомбистку в бедро.
Порох перехватил руку с револьвером, не давая выстрелить еще раз. Отбросил Клавдию в объятия подоспевшего Кашкина, а унтер-офицеру велел:
— Проверь, не прячется ли тут еще кто.
Сам же склонился к журналистке.
— Жива, дочка? Слава Богу, а я уж испугался.
Он помог Лукерье подняться, по-отечески обнял за плечи.
— Да ты вся дрожишь! — полковник достал из внутреннего кармана шинели плоскую фляжку. — На-ка вот, глотни. Глотни, говорю! Это арманьяк. Самый лучший, гасконский.
Луша закашлялась. Горло опалило жидким пламенем, но этот ароматный огонь мигом
