бежали у Мурина по рукам. Пустые оконные провалы казались глазами чудовища. Следили за ним. Но Изотов только усмехнулся:
– Эх ты, Питер-бока-повытер, привыкай! Нет, не ехали.
Мурин вздохнул:
– Мне этого и в самом деле не понять. Почему просто не построить улицу пря-а-амо.
– Держись меня – и не пропадешь.
Мурин натянул повод:
– Привал. Не то я сейчас лопну.
Изотов взял у него повод Азамата. Мурин отошел к стене. В походке его было что-то виноватое. Он не привык мочиться посреди города, даже и брошенного. Мурин приметил проем, где мог укрыться. Распоясался. Расстегнул пуговицы. Зажурчал. Замер, придержав. Ибо ему послышалось… Нет, не послышалось! Шепоток: «Глянь, глянь, мусью червяка заголил». И другой: «Тут бы его и тюкнуть».
Повесили, очевидно, не всех. Мурин ухмыльнулся, возвысил голос, прибавил командирского звона:
– Я вот тебя самого сейчас тюкну! Олух!
В ответ грянуло радостное:
– Да это ж наш! Русак! Наши!
И две фигуры в каком-то рванье скатились через провал в стене. Обхватили Мурина, стали тискать, целовать куда попало – в плечо, в лицо. Он торопливо запихивал «червяка» в штаны, туда же край рубахи.
– Ты уж извини… Мы тя за мусью приняли… По платью не разобрать…
– Братец… Барин… – Одна фигура оказалась бабой. – Свой… – По впалым грязным щекам потекли слезы.
Мурин почувствовал, как и у него защипало в носу.
– Мы думали: хранцуз. …Так и шастають. Разбойники.
– Больше не будут.
– Мурин, – негромко позвал Изотов. Что-то в его тоне было нехорошим.
Мурин стал высвобождаться из объятий.
– А Бонапарт? – Баба придержала его за руку. Глаза светились страхом.
– Удрал, – заверил Мурин, вырываясь.
Одной стороной души он его ненавидел. Другой – втайне ждал от этого великого человека новых поразительных дел.
– Мурин…
Изотов показал нахмуренными бровями:
– Там кричали.
Дом, на который он указывал, почти не пострадал. Цела была даже дверь. А над дверью – светлый прямоугольник, оставшийся от сорванной вывески. Проемы витрины были забиты досками.
– Кричали? Я ничего не слышал.
– Голос женский. Звал на помощь. И по-французски.
«По-французски? Неужели дама? Здесь?» Мурин прислушался. Но больше криков не было. Изотов озабоченно пробормотал, спрыгнув из седла:
– Как бы не стало поздно.
Мурин вынул из-за пояса пистолет, взвел:
– Проверим!
Изотов обнажил саблю. Они толкнули дверь. Та поддалась.
– Не заперто, – прошептал Мурин. – Как бы не ловушка.
Но Изотов не сбавил хода, протиснулся мимо него в комнаты, отпихивая ногами обломки и негромко матерясь.
– Постой! Осторожно, – Мурин ринулся следом.
– Здесь пусто, – бросил Изотов. – Должно быть, второй этаж.
И затопотал вверх по лестнице. Мурин кинулся следом.
Он сразу увидел даму. Вскрикнув от ужаса, она попятилась к заколоченному окну. Изотов трещал без умолку на своем тверском французском:
– Мадам, вы в безопасности! Здесь кто-то еще есть? Кто здесь? Мурин, здесь кто-то еще!
Блеклый дневной свет проникал сквозь щели между досками. Мурин четко видел ее силуэт. И растопыренные от страха пальцы.
Потом ему казалось, что это было последним, что он видел. Странная штука память! «Почему я запомнил именно это?» Лицо ее было таким бледным, что светилось в полумраке. Губы приоткрылись, глаза как плошки. «А хорошенькая», – мелькнула дурацкая мысль.
Но взрыв раздался не сразу, нет.
Изотов страшным голосом рявкнул по-русски:
– Лож-жись!
Мурин кинулся к незнакомке, чтобы повалить на пол вместе с собой. Ремиз. Нога его вдруг не встретила опоры. Руки скользнули по шелку. Потом стали хватать воздух, доски, балки – все напрасно, они с треском осыпались. Как черт в ярмарочном балагане на Адмиралтейском лугу, Мурин провалился в преисподнюю – на первый этаж, и рухнул на пол. Не убился: хватаясь руками за что попало, он все-таки сумел замедлить падение, смягчить удар об пол. Но все равно вышибло дух, потемнело в глазах. «Твою мать». Не сразу встал на четвереньки.
И вот тогда-то бахнуло. Да так, что тряхнуло весь мир. И Мурин тоже опрокинулся.
Когда он подтянул к телу локоть, навалился на него, вокруг слоями клубился белый пороховой дым. В горле першило от пыли. Саднило ладони. Пистолета в них не было. Голова как пудовая. А над ней – щерилась досками дыра, в которую он провалился. И которая, скорее всего, спасла ему жизнь.
Перед глазами роились мушки. Мурин прищурился. Сквозь рой, дым от взрыва и пыль ему показалось, что наверху маячила фигура. Или это стены наклонились? Его замутило. В остальном цел? Он перевалился, встал на четвереньки. Вроде цел. Пополз. Кто-то кричал. Снаружи? Внутри? Голоса размазывались, как варенье, – длинными вязкими нитями. Кто-то поднял его руку, перекинул себе через шею, поднырнул всем телом. Мурин ощутил жесткие мундирные шнуры и понял, что это Изотов. И что рукав у него мокрый и пахнет железом. Изотова, видать, зацепило.
– Погоди…
– Я успел его прикончить! Мерзавец хотел нас отправить к праотцам.
– Где… та… дама… – Мурин мотал головой, пытаясь обернуться.
Изотов, пыхтя, волок его сквозь дым. Выволок наружу, положил. Мурин тотчас попытался сесть. Увидел лужицу крови, по краям прихваченную пылью. Но кровь была не его: она вытекала из ноги мужчины в сюртуке, который лежал рядом на давно развороченной мостовой и громко стонал. Вокруг него уже собрались люди в цивильном платье. Ахали, тихо переговаривались, показывали на дом. Откуда только взялись? Изотов ринулся к ним. Что-то им втолковывал. Он был похож на пастушью собаку, которая суетится вокруг перепуганных овец. Мурин увидел, что дамы среди них не было.
– А, черт! Изотов! Она осталась там!
К ним по горбатенькой улице уже скакал казак с саблей наголо. Второй круто развернул коня и понесся прочь – за подмогой.
– Ты куда, Мурин! Стой! – Изотов обхватил его за пояс. – Сдурел?
– Сгорит же!
– Саперов подождем. В печах наверняка до черта заложено. Разметает тебя по всей Москве.
– Два раза не помрешь!
Мурин отпихнул товарища и нырнул в густой белый дым.
– Мадам! …Мадам! …Сударыня! – звал он то по-французски, то по-русски.
Ни зги было не видать. Сердце колотилось, как бешеное. В мозгу роились картины Бородина: такой же белый непроглядный дым после пушечного выстрела. И вдруг – на тебя, как кошмар во сне, вываливает французская конница. В голове звенело. Мысли путались. Мурин соображал с трудом. Так, второй этаж. Он наткнулся на остатки перил. Ногой стал нащупывать ступени. Еще раз пролететь с этажа на этаж не улыбалось. Два раза не помрешь, конечно, но и удача два раза подряд не приходит.
– Сударыня!
Нос уловил горьковатый запах. К пороховому дыму взрыва примешивался запах гари: очевидно, занялся огонь, пока еще невидимый. Мурин пригнулся как можно ниже, ибо знал, что дым обычно стелется к потолку. Торчали вывороченные доски.
Женщина была мертва. Это Мурин сразу понял. Живые так не лежат. Но все же подобрался к ней. Поднял за плечи. Голова мягко откинулась. Мурин опустил мертвую. Досада на собственное бессилие впилась в сердце. Мурин потянул с мертвой косынку, накрыл ей лицо. Но предаваться смятению и раздумывать было некогда, он всем телом чувствовал, что прибавляется жар. Огонь, еще пока невидимый ему, подбирался к добыче. Пора было удирать, пока пламя не отрезало путь. И тут Мурин заметил второе тело, которое сперва принял за ворох тряпья. Подполз к нему, дым ел глаза, нос и рот уже приходилось закрывать рукавом. Кашляя, Мурин перевернул тело. Мужчина. Злодей, которого уложил Изотов. Лицо запало. Платье цивильное. Грязный и замызганный. Именно поэтому Мурин заметил блик на руке мертвеца. На безымянном пальце тускло блестело простое кольцо. Оно было надвинуто до половины. Не соображая толком, что делает и зачем, Мурин снял это кольцо, сунул себе в сапог, чтобы не потерять, и опрометью бросился прочь.
Вспомнил он о нем, только уже когда стянул сапоги, чтобы лечь. Ночлег гусары разбили в брошенном особняке, когда-то, вероятно, богатом, теперь ободранном до нитки. Разбрелись. Устроились на полу. Зато хоть крыша над головой. Зала была полна. По комнатам насобирали обломков мебели, растопили камин. Все предавались вечерним досугам. Кто курил трубку. Кто резался в карты. Кто-то читал здесь же, в особняке, подобранную с полу книгу, разворачивая
