Из всего этого можно было сделать вывод, объясняющий, почему он за один раз не забирает у жертвы больше одного органа. Если, забрав все тело, он получил ту внешность, которую имеет сейчас, возможно, он опасался, что, забрав слишком много органов из другого тела, спровоцирует изменение собственной наружности, а ее-то ему важно сохранить. Тело Кроули могло принять почку, руку, но, если забрать слишком много органов, он может утратить внешность Билла Кроули, к которой все привыкли.
Значит, так и есть: он совершенствовал новые для него навыки убийства. Но вопрос оставался: почему он пошел на эти изменения? И почему жил сорок лет, не убивая? Я попытался поставить себя на его место: демон бродит по земле, убивает человека, вселяется в его тело и начинает новую жизнь. Но если я могу делать все, что заблагорассудится, зачем мне торчать здесь, в округе Клейтон? Если я могу быть молодым и сильным, зачем мне оставаться старым — даже дряхлым? Если я мог убить одного человека и бесследно исчезнуть, зачем мне убивать десятки людей, оставляя все больше и больше улик?
Я стал рисовать другой психологический портрет и начал с ключевого вопроса: что сделал убийца такого, чего мог не делать? Оставался жить на одном месте. Сохранял одну и ту же внешность. Старел. И убивал снова и снова — в этом, несомненно, был какой-то смысл. Нравилось ли ему это? Не похоже. Но если я верно понял мотивы, убийство такого числа людей не являлось для него обязательным. У него был выбор. Так почему же он делал то, что делал?
Если делать что-то было не обязательно, но он это делал, значит, ему так хотелось. Зачем ему стареть? Зачем оставаться в этом забытом богом городишке среди ледяной пустыни? Что было в Клейтоне, чего демон не мог найти в другом месте? Сам я не мог ответить на этот вопрос. Мне нужен доктор Неблин. Встреча назначена на четверг, а значит, у меня оставался еще один день, чтобы выработать стратегию: как получить ответы, не выдав того, что мне известно.
Мама напомнила мне о сеансе терапии утром за завтраком и, по-моему, очень удивилась, когда я без всяких напоминаний вышел из дому, сел на велосипед и поехал в центр. Думаю, с ее точки зрения, это был мой первый нормальный поступок с тех пор, как я убежал из дому на Рождество. Для меня же это был шанс поговорить с человеком, которому я доверял.
— Ну как провел Рождество? — спросил Неблин, наклонив голову.
Обычно он так делал, когда хотел что-то скрыть. Вероятно, ему уже все известно от мамы. Доктор Неблин не умел блефовать. Хорошо бы когда-нибудь сыграть с ним в покер.
— У меня есть для вас сценарий, — сказал я. — Интересно узнать ваше мнение.
— Какой сценарий?
— Выдуманный психологический портрет, — продолжал я. — Все каникулы я составлял психологические портреты, и, по-моему, один мне особенно удался.
— Ладно, — кивнул он. — Слушаю.
— Ну, скажем, вы оборотень, — начал я. — Можете изменять внешность, быть где хотите и кем хотите. Можете принимать любые формы, менять возраст и национальность, делать все, что взбредет в голову. Теперь представьте, что вы попали в трудную ситуацию и вынуждены делать то, что вам не нравится. Но если вы обладаете такими возможностями, что может заставить вас оставаться на одном месте?
— Значит, это вопрос риска и вознаграждения, — подытожил он. — Я остаюсь самим собой и живу, преодолевая трудности. Или же бегу от трудностей ценой потери собственного «я».
— Но вы и так не вы, — возразил я и поморщился, чувствуя, что рискую.
Он мог задать неудобные для меня вопросы, в особенности если решит, что я иносказательно говорю о самом себе.
— Вы давным-давно утратили свое «я» и были воплощениями других людей уже тысячу лет.
— И тем не менее это идентичности, — настаивал он. — Если я — кто-то другой, устраивает ли это меня? Если я больше не могу быть собой, станет ли мне лучше, если я буду вообще никем? Или если обрету другую внешность?
— Верно, — кивнул я. — Вы можете оставаться одним и тем же в одном месте и вечно делать одно и то же, ненавидя такое существование. Или же стать свободным от всего — от ответственности, проблем, прошлого.
Он внимательно посмотрел на меня:
— Ты что-то хочешь сказать?
— Я хочу, чтобы вы сказали мне, что бы могло вынудить вас оставаться в такой ситуации, — ответил я. — Знаю, вы думаете, что я имею в виду себя. Но это не так. Не могу вам объяснить. Нет, серьезно: здесь у вас нет ничего, а там — все. Зачем вам оставаться?
Он задумался надолго, хмурясь и постукивая ручкой по блокноту. Вот почему я пришел к доктору Неблину — он воспринимал меня серьезно, независимо от того, что я говорил и каким бы сумасшедшим ни казался.
— Еще один вопрос, — сказал он. — Я в твоей ситуации — социопат?
— Что?
— Это ведь ты задал задачу. А как мы с тобой уже говорили, у тебя наклонности социопата. Я хочу знать, с каких позиций должен отвечать: с позиций человека, наделенного стандартным набором эмоций, или человека, у которого эти эмоции отсутствуют.
— И какая разница?
Доктор Неблин улыбнулся:
— Вот тебе и ответ. Ты сказал, что второй выбор — уйти и начать цепочку новых жизней, освободиться от прошлого. Если для социопата прошлое — тяжелый груз, то для обычного человека — эмоциональные связи. Друзья, семья, близкие — не все из нас могут легко от этого отказаться. Эти вещи формируют нас, делают такими, какие мы есть. Иногда без тех людей, которые нас окружают, мы становимся неполноценными.
Эмоциональные связи. Близкие.
— Кей.
— Что?
— Я… я сказал «о’кей».
Все дело было в Кей Кроули. Мистер Кроули по-настоящему любил ее — не притворялся и не использовал как прикрытие, он любил ее на самом деле. Я попытался поставить себя на место Кроули, но ничего не вышло. Мы с ним разные. Этот демон любил свою жену.
— Я должен идти, — сказал я.
— Ты же только что пришел.
Кроули делал это сто, может быть, тысячу раз: менял тела, жизни. Приезжал в другой город и начинал все сначала. А когда демонические силы уже не могли поддерживать тело в порядке, он бросал его и шел дальше. Так Кроули поступил и в Аризоне с Эмметом Опеншоу. Приехал сюда, в округ Клейтон, чтобы скрыться и начать все с нуля, но здесь познакомился с Кей — и все изменилось. Оставить тело для него теперь означало расстаться с ней, а сделать это он не мог и поэтому начал латать себя по частям, заменяя только то, что выходило из строя.
— Джон, ты ни о чем не хочешь со мной поговорить? — спросил доктор Неблин.
— Нет-нет… Я должен идти. Мне надо подумать.
— Звони мне, Джон, — сказал Неблин, вставая и протягивая мне визитку. — Звони, если захочешь поговорить. О чем угодно.
Он записал второй номер — домашний, как я подумал, — на обороте визитки. Я вдруг понял, что доктор обеспокоен: морщит лоб, смотрит на меня с тревогой.
— Спасибо, — выдавил я и вышел из кабинета.
Взял куртку, висевшую в коридоре, спустился по лестнице, сел на велосипед и покатил домой — не бесцельно, не отчаянно и не нервничая. Впервые за много недель я был спокоен. Я нашел его слабое место.
Любовь.
Вечер я провел закрывшись у себя в комнате, перебирая свои записи и поглядывая в окно — не появится ли мистер Кроули. Я знал, что любовь была трещиной в его броне, но пока не составил плана, как этим воспользоваться. Обдумал и отбросил с десяток идей, но все не мог найти такую, чтобы остановить его до того, как он снова решится на убийство. Но он ведь уже тяжело болен. И скоро нанесет удар, а я к этому не готов.
И конечно, вскоре после полуночи появился мистер Кроули и побрел к машине. Выглядел он хуже, чем когда-либо, а значит, ждать уже не мог. Я подумал, что ему нужна замена не одного органа. Потом мне пришло в голову, что это невозможно: взяв слишком много частей тела жертвы, он может превратиться в этого человека, хочет того или нет.
Я тихонько открыл дверь. Мама еще не спала — смотрела Леттермана.[28] Я снова закрыл дверь, запер ее изнутри и пошел к окну. До земли было далеко, но Кроули мог уйти. Я взял куртку под мышку, натянул на голову недавно приобретенную маску-чулок с дырками для глаз и прыгнул.
Мистер Кроули отъехал слишком далеко — преследовать его я уже не мог, поэтому помчался к «Флайинг джей», надеясь, что там он будет искать очередного бродягу. Доехать до «Флайинг джей» на велосипеде было нелегко, поэтому я направился к холму и стал карабкаться наверх, таща с собой велик. Кроули уже отъезжал. Он был один: пока никого не нашел. Я кубарем скатился по снежному склону и проехал несколько кварталов до съезда с дороги. Там я увидел его — он возвращался в город, направляясь к лесопилке. Может быть, собирался прикончить ночного сторожа или еще какого-нибудь невинного человека, случайно оказавшегося не в том месте и не в то время. Машину Кроули опасно заносило, и я понял: он уже не в состоянии искать жертву, которой никто не хватится, ему придется убить первого встречного. Встретить кого-то в час ночи шансов очень мало. Два-три квартала ехал за ним следом невидимый в темноте.
