От пьяных сентиментальных воспоминаний о любимой супруге беседа самым естественным образом переключилась на Эрмитаж. И в этой теме иностранцу, как крупному специалисту в области археологии, было необычайно интересно решительно все. В первую очередь – музейная кухня, представление о которой, со слов Стуруа, по фильмам и путеводителям не составишь. Исключительно – при общении с профессионалами. Ощущать себя таковым Запольскому было необычайно лестно, поэтому рассказывал он долго, много и подробно. Разве что с небольшой поправкой на сумбур.
Как-то невзначай затронули условия хранения рукописного фонда, и, когда из уст Запольского между делом прозвучала фамилия «Глухова», иностранец пришел в необычайный восторг. Оказывается, в свое время Стуруа случайно прочел в Интернете несколько ее переводных монографий. В том числе посвященную хронике византийского монаха Дионисия. И с тех самых пор он тешил себя надеждой, что когда-нибудь сумеет лично засвидетельствовать свое почтение этой талантливой женщине. На что порядком закосевший Запольский отозвался неинтеллигентным «говно вопрос», потянулся за мобильником и спихнул со стола богемское стекло. Фужер разлетелся по-киношному красиво. Запольский испуганно икнул и, увидев подлетающего к ними официанта, слегка протрезвел.
Под занавес вечера Стас деликатно рассчитался за ужин по кредитке и попросил вызвать такси для своего русского приятеля. В ожидании машины договорились, что в ближайший выходной они нанесут визит Глуховой, после чего расстались, вполне удовлетворенные друг другом. На всякий случай Стуруа и Эдик проследили весь обратный маршрут Запольского, сопроводив его чуть ли не до дверей квартиры. Идея принадлежала Линчевскому, который резонно рассудил, что в таком состоянии «клиент» запросто может стать желанной добычей уличной гопоты. А сидеть на попе ровно и терпеливо ждать, когда отметеленное малолетними наркошами чмо выпишется из больницы, Эдик не собирался.
Пару недель спустя Запольский уже вовсю кусал локти, страдал и терзался по поводу того, что спьяну упомянул в беседе с иностранцем хранительницу Глухову. Посетив квартиру музейщицы, Стуруа испытал настоящий шок от условий жизни заслуженного работника одного из самых известных музеев мира. Убогая обстановка и старенький холодильник, который по причине отсутствия в нем продуктов служил, скорее, предметом интерьера, являлись наглядным пособием к инструкции «Выживаем на двести пятьдесят долларов». Конечно, в той же ЮАР за чертой бедности живет огромное количество семей, имеющих совокупный доход и в пятьдесят долларов в месяц. Но зато у них существует закон, согласно которому арендатора нельзя выгнать из квартиры, если тому некуда ехать. Даже если тот категорически не платит по счетам. В России же, как объяснила Стасу Глухова, квартирная плата съедает едва ли не две трети бюджета. А не будешь платить – могут запросто выбросить на улицу. Соответственно, оставшаяся после расчетов с государством треть целиком уходила на продукты и лекарства. Последних с каждым месяцем Глуховой требовалось все больше – боли в позвоночнике становятся просто невыносимыми. Почти такими же, как цены на обезболивающие препараты. А предписанных при ее заболевании бесплатных – не достать.
По итогам своего визита к хранительнице Стуруа тотчас организовал своего рода шефство над Глуховой. Он затарил ее кухню продуктами, купил взамен старенького китайского «Фуная» качественную плазменную панель, оплатил покупку и установку стиральной машины. Самое главное – достал редкие и безумно дорогущие лекарства. Валентина Степановна пыталась слабо протестовать, но Стас уверил, что тратит на хранительницу деньги не из личного кармана, а из спонсорского фонда университета, в котором имеет честь состоять. Дескать, снаряжая его в командировку, университетское руководство уполномочило Стуруа потратить некоторую сумму на эрмитажные благотворительные программы. Однако за несколько месяцев, проведенных в России, Стас сумел воочию убедиться, что масштабы коррупции в этой стране превышают все мыслимые пределы. Поэтому он не рискнул завязывать сотрудничество с полуофициальными структурами вроде «Сподвижников Эрмитажа». Так как ему было не вполне ясно, чем конкретно они занимаются и какие проекты финансируют. Равно как контролируются спонсорские поступления и на каких счетах они оседают. Посему Стуруа решил, что точечная помощь конкретным, наиболее нуждающимся сотрудникам музея в данном случае гораздо эффективнее и всяко полезнее.
Кстати сказать, с этим тезисом был вполне солидарен и Запольский. Вот только ему, в отличие от Глуховой, иностранец «телевизоров» не покупал. И даже в ресторан с тех пор больше ни разу не пригласил. «Обидно, – скрежетал зубами Запольский. – Своими руками сбагрил старухе импортную курицу, несущую золотые яйца. И как же теперь ЮАР?… Я тоже хочу в белых штанах». Но вскоре ему сделалось резко не до иностранца с его филантропскими причудами: Запольскому позвонила бывшая эрмитажная подруга жены и по большому секрету сообщила, что по результатам сверки предметов хранения обнаружилась серьезная нехватка экспонатов. Речь якобы может идти не менее чем о двух сотнях утерянных единиц хранения.
Запольский заволновался. Во-первых, до сих пор он искренне верил, что пропажа предметов никогда не обнаружится. Тем более, что они с Ларисой выносили из запасников исключительно экспонаты, не имеющие исторической и культурной ценности. А этого барахла в эрмитажных подвалах – пруд пруди. Посему и тащат практически все – кто ложечку, кто подстаканничек, кто камушек из оклада. Во-вторых, все равно новый хранитель доподлинно не может знать, в каком виде коллекция досталась его умершему предшественнику. Потому что бардак, он и в Эрмитаже бардак. Вон, про якобы жуткую недостачу в одном только фонде графики ОЗЕИ (Отдел Западно-Европейского искусства) среди самих сотрудников столько слухов ходило – и что? Да ничего, даже проверку не провели.
«Да и не станет дирекция выносить сор из избы, – утешал сам себя Запольский. – Чай, не „Бассейн в гареме“ профукали». Вот только немного смущала цифра. Какие двести экспонатов? Откуда? Ну полсотни, ну пусть шесть десятков музейных безделушек за эти годы прошло через его руки. Остальное – извините, это у вас там кто-то еще активно порылся… А что, если они решили под это дело списать на Ларису все прочие пропажи? Ай, молодцы ребята, неплохо устроились!
Впрочем, какое мне до них дело – Лариса, царствие ей небесное, теперь там, откуда не возвращаются. А с меня взятки гладки. Я в Эрмитаже не работаю. Знать ничего не знаю и ведать не ведаю. В общем, «нет у вас методов против Кости Сапрыкина».
* * *
Запольский добросовестно заблуждался – методы нашлись. 2 августа по всем телеканалам разлетелась сенсационная информация о «краже века» из Эрмитажа. А ровно через неделю Запольского вместе с сыном задержали по подозрению в причастности к оной. Самой трудно перевариваемой уликой стал предъявленный к опознанию портсигар из запасников, на котором каким-то «невероятным» образом сохранились отпечатки пальцев Запольского-старшего. А после того, как в гараже обнаружили схрон с оставшимся музейным добром и педантично собранными ломбардными расписками за разные годы, Запольскому ничего не оставалось, как начать активно сотрудничать со следствием. Дабы отмазать хотя бы сына от замаячившего перед глазами неба не в алмазах, но в решетках. Жирный крест на его персональной судьбе был поставлен окончательно и бесповоротно. Даже к адвокатке не ходи.
Об аресте Запольского Стас узнал по телефону от Глуховой. Узнал в тот самый день, когда они с Линчевским не без изящества занесли эрмитажную вазу в офис «Российского слитка». С какой целью проводилась эта акция, явно не имеющая прямого отношения к отрабатываемой теме, их в известность не поставили. Будучи непосредственным заказчиком, Завьялов себе что-то такое мутил, Дорофеев его муть доносил, а они чисто механически решали поставленные задачи. И до сих пор решали исключительно грамотно. Без видимых косяков.
Эта информация серьезно обеспокоила Стуруа. Допуская, что русская полиция могла следить за Запольским, нельзя было исключить, что их элементарно могли видеть вместе. Хотя бы в ресторане. В ответ на эти опасения Дорофеев лишь расхохотался, посетовав, что Стас слишком высокого мнения о местных ментах: мол, «наши копы думают жопой». И вообще, с его слов, разработку Запольского ведет давно прикормленный оперативник, который даже на стульчак не садится, не получив предварительно на то их благословения. Так что с этой стороны никаких подстав опасаться не следует. Более того, именно сейчас, на фоне охватившей всех истерии по поводу «кражи века» и сенсационного задержания главного подозреваемого, наступил самый благоприятный момент для финишного броска. И хотя на этот счет у Стуруа имелись немного иные соображения, он лишь пожал плечами и молча кивнул. В конце концов, раньше сядешь – раньше выйдешь.
