— Он внимания ему не придал, захватил домой, хотел подумать на досуге, — рассуждал Станислав.
— Просто так номера телефонов даже прямолинейно не зашифровывают, — сказал Котов.
— Согласен, — кивнул Гуров. — Утверждать нельзя, но предположить можно, что данная группа занимается не благотворительностью. Звонок вдове, установка прослушивания. Нас засекли влет. Думаю, слушали разговор вдовы по телефону. Сто против рубля, смежники стараются. Эх, Павел, Павел...
Станислав хмыкнул, сказал:
— Лев Иванович, не держи душу на Кулагина, он правильный мужик. Группа занимается наркотой, никакого отношения к политике не имеет. А Паша своих парней пустой работой гробит, будто у него оперативников миллион.
— Ладно. Расслабьтесь, отдыхайте, я пойду к Петру докладывать, а то он и не отец родной, и не начальник, так, дядька чужой.
Только Гуров вышел в коридор, увидел спешащего Орлова. Тот, завидев друга, замахал руками, бросил, запыхавшись:
— Завтра! Хоть в семь приходи, продохнуть некогда.
— А ты пока воздух набирать будешь, я и закончу! — Гуров распахнул перед генералом дверь.
— Получены оперативные данные, что окрас у убийства чисто политический, твою группу распускают, станете помогать Кулагину.
— Рад, — и Гуров вальяжно устроился в кресле. — Откуда дровишки?
— Не от нас, западная резидентура дала, — и генерал с радостью начал срывать мундир, надевать любимый штатский костюм.
— Извини, Петр, разочарую, они в Москву туфту гонят.
— Да ты знаешь, кто?
— Знаю, — спокойно ответил Гуров. — Помощник президента по обороне.
— Да я же тебе говорить этого не могу! Я час назад в специальной книге расписался.
— Ты не говорил, я не спрашивал. Твоя подпись, как печать Тамерлана. Хочешь, скажу, кто политическую идею поддержал?
— Да не в жизнь! Полагаешь, на генерал-полковника с плеч груз сбрасывал? — ехидно поинтересовался Орлов.
— В наше время за бесплатно никто ничего не делает, — убежденно ответил Гуров. — Он же долю с наркотиков не имеет. А мент, он и есть мент! Пусть тяжело, но тянет. Чего мы в гадалки играем? Что те убийства имеют политический окрас, в первую очередь и наиболее горячо ратовали следующие... — и Гуров перечислил имена, указанные в записке полковника Веткина. — Но это не вся группа, там кое-кого не хватает.
— Откуда знаешь? — Орлов даже покраснел.
— Хороший вопрос. А у меня сызмальства были два учителя, менты — клейма ставить негде, я у них и нахватался.
— Эх, знали бы те учителя, до какой ты жизни дойдешь, — Орлов схватился за голову, повторяя: — Что делать? Что делать?
— Петр, ты меня всю жизнь учил, люди, продавшие себя за деньги, опасны, не трусливы.
— Но ты взгляни, какие они должности держат? Мы же и пикнуть не сможем. Нарушение приказа, отстранение от должности. Минимум. Ребят из МУРа заберут, технику отнимут. Вас будет четверо с пистолетами. И задание через меня вам соответствующее придумают и отписываться заставят.
— Но человек пять мы все равно найдем, — уверенно ответил Гуров. — Ты учил, лучшая защита — это нападение. Главное, чтобы они нам верили и дали работать по своей версии — убийство. Генерал-полковника Шубина они привлечь не рискнули. Прокурора Федина даже и не подумали, человека из аристократической семьи на героиновые дела не подтолкнешь. К Шубину я пойду и расплачусь, что у меня людей отобрали. Пусть руководство право и в деле круто замешана политика. Но двух офицеров милиции убили, и я имею агентурные данные...
— А ты имеешь? — перебил Орлов.
— Сейчас пойду и напишу, — нагло ответил Гуров. — А источник у меня простри — Виталий Волох. Пусть кто-нибудь пойдет и проверит. Волох сначала стреляет, потом только спрашивает, как зовут. К прокурору я поеду сейчас и выложу все, как есть. Он и.о., поддержка у него мощная, но и враги из этого списка. Здесь его шанс, а он парень хоть и интеллигентный, да рисковый.
— Один вопрос, — Орлов постучал карандашом по зубам. — Кто полковника Гурова подстрахует?
— Подстрахуют, да так, что мало не покажется. Дай мне сутки, генерал!
— Что-то ты недоговариваешь, — пробурчал Орлов.
— Настоящий оперативник всегда недоговаривает.
* * *
Прокурор выслушал Гурова с непроницаемым выражением лица, сухо спросил:
— Куда прикажете ваши слова подшить? Я изначально не верил, что убийства связаны с политикой. Но “верю — не верю” — лишь детская игра, — сказал Федин.
— Если мы докажем, что некое высокопоставленное лицо совершило уголовное преступление, вы дадите санкцию на арест? — спросил Гуров.
— Если доказательства вины будут основаны не на личном признании, кинопленке или звукозаписи, дам санкцию безусловно, — ответил прокурор. — Но если в цепи доказательств окажется хотя бы один кинокадр или фотография, то материал можете даже не показывать.
— А что, для больших чиновников существует индивидуальный Уголовный кодекс? — поинтересовался сыщик.
Прокурор подошел к окну, и Гуров только сейчас заметил, что у чиновника неестественно белая прозрачная кожа, совершенно больное лицо. Он оперся на подоконник и смотрел в окно, как дети смотрят из окон больничных палат на улицу.
— Мне бояться, уважаемый, нечего. Я не хочу, чтобы вы загубили дело, имеющее теоретическую перспективу. И вместе со своими друзьями устроились в тюрьму. Я долго жил не в России, мне виднее. Порядочных людей в России много, значительно больше, чем вы представляете. Но страха и неверия в справедливость еще больше. Ваши доказательства не должны опираться на людей, а должны быть выкованы из железа. Иначе вы погибнете и не принесете никакой пользы, даже вред. Так как ваша смерть лишь укрепит в душе человека страх и невозможность доказать правду.
Прокурор отвернулся от окна, шагнул к Гурову, хотел обнять, но посчитал такой жест излишне театральным, усмехнулся, лишь похлопал по плечу.
— Желаю удачи, сыщик, — и с деловым выражением на лице начал раскладывать на своем столе бумаги.
— Всего доброго, Федор Федорович. — Гуров кивнул и вышел.
У Марии в театре был выходной. На студии очередной раз не заплатили, организовался простой. Не умея валяться на диване и смотреть телевизор, жена устроила генеральную уборку. Приход днем мужа оказался совсем некстати, но Мария была актриса от Бога, не повела даже бровью, изобразив неописуемую радость.
— Полковник, наконец-то мы сможем побыть вдвоем, я мгновенно уберу ведра и тряпки. Если хочешь, я оденусь парадно, и мы отправимся в маленький, никому не известный ресторанчик.
— Как скажешь. Маша, только чуть позже. Сначала необходимо решить пустячный вопрос, — ответил Гуров, целуя жену, по его лицу скользнула легкая тень.
И никто бы эту тень никогда не заметил, только не любящая женщина, тем более актриса.
Гуров был убежден: мужчина и женщина произошли от разных обезьян. Если для мужчины дважды два — четыре, может быть, шесть или восемь, то для женщины дважды два дают апельсин, новую юбку или отсутствие денег. А у актрисы, ко всему прочему, примешиваются различные цвета, а радость или беду они улавливают просто по запаху.
Так что для Марии и тень на лице любимого была совершенно излишней, она, лишь мельком увидев мужа, почувствовала головокружение и беду. Она выжала тряпку и сказала себе в сотый раз, что отлично знала, за кого выходит замуж, женщина сильнее мужчины, так распорядилась природа, потому и продолжается род человеческий. Гуров же давным-давно уяснил: если жена запела, значит, его мрачные секреты раскрыты, следует идти и сдаваться.
Мария провела в ванной каких-нибудь пятнадцать минут и вышла в гостиную не в домашнем халате и босиком, а в стильном брючном костюме, в туфлях на шпильках, с легким макияжем, причесанная и в облаке французских духов.
— Дорогой, прошу, без вранья и вступлений, правду и только правду.
— Так и будет, но я тоже тебя прошу не играть героиню, решить вопрос просто, по-деловому, думая о нас двоих. Нам в любом случае будет достаточно скверно, лишнего нам не надо.
— Ты от меня уходишь! — Мария закричала.
— Дура!
Он не успел договорить такое простое слово, как оказался в объятиях. Мария его расцеловала и с восторгом заявила:
— Значит, все дело в твоих служебных неурядицах?
— Ты выбрала очень точное слово, — он не удержался от улыбки, а про себя добавил: “Если тюрьму или смерть можно назвать неурядицами, так ты абсолютно права”.
— Сейчас явятся ребята, чтобы мне не рассказывать дважды, подождем их прихода. У нас в доме хоть капля спиртного найдется? — спросил он.
— Капля, в которой можно утопить войско. Утром явился Шалва и принес две корзины. Сказал, что проиграл тебе пари. Я бутылки убрала в холодильник, баранину в морозилку, остальное на кухне. Не успела тебе доложить, увидела, что на тебя какнула птичка и требуется помощь.
