— Потому и не дурак, что понимаю. И поэтому до сих пор жив, а не валяюсь в карьере. Или еще где. С простреленной башкой, как профессор Осмоловский. А ловко ты его, — обратился Вадим к Алику. — Одним выстрелом!
— Ты что несешь?! — Сквозь пот на лице Алика проступила мертвенная бледность. — С чего ты взял, что я стрелял в Осмоловского?
— А я в это время под профессорским столом сидел, — искренне ответил Вадим. — И видел, как после выстрела ты вернулся и вырвал из принтера распечатку. Только вот дискету забыл вынуть. А это, Алик, непростительная ошибка.
Алик, казалось, лишился дара речи.
— Ну, хватит, — прервал молчание Николай. — Берешь бабки?
— Нет. Все деньги за весь груз.
— Отдай! — кивнул Николай Алику. Тот прибавил еще пачку долларов такой же толщины.
— Другое дело, — констатировал Вадим. Он не стал пересчитывать деньги, лишь пролистнул пачки, чтобы убедиться, что это не кукла.
— Груз, — напомнил Николай.
— За ним мне нужно ехать.
— Вот и поехали.
— Нет. Поеду я один.
— Интересное дело! — возмутился Николай. — Деньги сейчас, а груз вечером?
— Вот именно, — подхватил Вадим. — Если я привезу груз, где гарантии, что вы мне заплатите? А так я хоть бабки сохраню.
— Но если груза не будет, — с угрозой проговорил Николай.
— Это я понимаю не хуже тебя, — уверил его Вадим. — Куда доставить груз?
— В «Русь».
— Буду около двенадцати ночи.
— За ним так далеко нужно ехать? — спросил Алик, слегка пришедший в себя и снова начавший обильно потеть.
— Нет, — ответил Вадим. — Просто мне еще нужно заехать кое-куда. — Предупредил: — Никаких хвостов. Замечу — договор теряет силу. А замечу.
— Заметит, засранец, — подтвердил Николай. — Глаз у него — ватерпас.
— Выйди-ка из машины, — попросил Алик.
Пока Вадим занимался своим «запором», Алик, вероятно, проконсультировался с Маратом и получил добро.
— Ну что, обо всем договорились? — спросил Вадим, вернувшись в машину.
— Обо всем, — кивнул Алик. Он не сказал ему, о чем именно он договорился с Маратом.
Но и Вадим не сказал ему, что никакого груза передавать им не собирается. Так что они были квиты.
Едва выскочив на Рязанку, Вадим приметил зеленый 412-й «Москвич», который явно двигался ему вслед.
Он усмехнулся: сообразили наконец, что слежку нужно устраивать не на бросающихся в глаза «бээмвухах»! Преследование — другое, конечно, дело. Но и это Вадима не очень-то беспокоило.
Свой ушастый «запор» он купил давно, больше десяти лет назад, еще когда работал в НАМИ и заканчивал автодорожный институт на заочном. «Запор» и тогда был уже не новый, помят в аварии и поэтому достался Вадиму почти за бесценок. Кузов он привел в порядок довольно быстро, а вот с двигателем пришлось повозиться. Благо возможностей для экспериментов было в цехах НАМИ хоть отбавляй. Когда все резервы заводской конструкции были исчерпаны, «запор» уже мог давать до ста двадцати километров в час. Но и на этом Вадим не остановился. Интерес, конечно, был уже не практический, а чисто спортивный. Проблему дальнейшего форсажа решил турбонаддув. Трудней пришлось с охлаждением, но и эту задачу — всем цехом — решили. И когда «запор» на пробном испытании набрал скорость в сто километров всего за шесть секунд, Вадим закончил эксперименты.
Так что на трассе он вполне мог потягаться если не с «порше», то уж с «мерседесами» и «бээмвухами» точно. А про старый «Москвич» и говорить нечего. Но Вадим понял, что вопрос нужно решать кардинально. Мало ли, пробка какая-нибудь на дороге — не отвяжется. Поэтому Вадим затормозил на обочине и, когда зеленый «москвичонок» поравнялся с ним, поднял руку. Машина остановилась. За рулем сидел молодой парень в простенькой футболке и курточке. Только на шее его белела полоска незагорелой кожи — от толстой золотой цепи, какие носили многие из кадров Марата.
— Мы же договорились — никаких хвостов! Не ясно было сказано? Или до тебя не дошло?
— Да ты что?! — запротестовал парень. — Я тебя знать не знаю!
Но Вадим не стал вступать в дискуссию. Он открыл капот, выдернул крышку прерывателя вместе с высоковольтными проводами и разбил ее о крыло.
— Вот теперь загорай!
Заглянул в бардачок — радиотелефона не было.
— Автомат — на посту ГАИ. Вон, за эстакадой! — показал Вадим. — Иди и звони Марату: если он еще раз нарушит наше условие, хуже будет ему, а не мне. Понял? Чего ты ждешь? Подвозить я тебя не собираюсь!
Уже тронувшись с места, он посмотрел в зеркало заднего вида: парень тормознул попутку и залез в салон. А у поста ГАИ поспешно вскочил в телефонную будку.
Можно было продолжать путь свободно. Даже если Марат вышлет другую машину или машины, они его не засекут: слишком большой город Москва.
Бывшая жена Вадима, Рита, с которой он развелся семь лет назад, работала в парикмахерской в районе Птичьего рынка. Когда подъехал Вадим, она заканчивала смену. Разговор, как и предполагал он, оказался трудным. Во всех своих женских бедах она считала виноватым Вадима, сгубившего ее молодость. Деньги, которые он мог платить, принимала едва ли не с презрением, а общение его с дочерью Аленкой старалась свести до минимума, хотя Вадим дочку любил и она его, похоже, любила тоже.
Сначала об отъезде в деревню Рита и слышать не хотела. Дочь сорвать со школы до окончания учебного года! Хотя, по мнению Вадима, три-четыре недели ничего не решали, тем более что Аленка из-за постоянных простуд сидела в основном дома.
А самой лишиться работы? Отпуск у нее только в августе. Где сейчас другую работу найдешь? Это был второй ее аргумент.
Через полчаса препирательств Вадим понял, что решить проблему можно только одним путем. Он вынул из-за пазухи один из пакетов, которые передал ему Алик, развернул и отсчитал пятнадцать стодолларовых купюр.
— Здесь — полторы тысячи баксов, — сказал он. — На первом время хватит. А потом подброшу еще.
При виде толстенной пачки «гринов» в пакете глаза Риты округлились от изумления.
— Ты нашел работу в фирме? Наконец-то! Я за тебя очень рада! — сказала она, и Вадим уловил в ее голосе нотки нежности, которые он слышал только в первые, самые счастливые годы их жизни.
— Да нет. Просто время от времени граблю банки.
— С тобой невозможно разговаривать серьезно! — возмутилась Рита, но деньги взяла и согласилась на все его условия.
Поинтересовалась:
— Поедем в Перхушково?
— Ну, примерно, — неопределенно ответил Вадим.
Они заехали домой к Рите, она жила в коммуналке неподалеку от работы, взяли Аленку и необходимые вещи, затем проскочили к Вадиму, погрузили в машину мать, а ее инвалидную каталку — на верхний багажник «Запорожца».
Мать очень обрадовалась неожиданному разнообразию жизни и встрече с дальними родственниками в Перхушкове.
Однако, выехав из своего предместья на МКАД, Вадим свернул не на Горьковское шоссе, по которому надо было ехать в Перхушково, а проскочил к Ярославке.
— Куда мы едем? — всполошилась Рита.
— Куда надо, туда и едем, — ответил Вадим, не склонный обсуждать с ней насущные проблемы своей нынешней жизни.
«Запорожец» он не гнал, по привычке экономя бензин, держал скорость в пределе 70–80 километров и через час повернул с Ярославки на бывший Загорск, а с недавнего времени — Сергиев Посад, миновал этот пыльный, знаменитый своей лаврой городишко и направился к сторону Калязина.
Весна уже вступила в свои права, березы светились зеленой нежной изморосью, дорога то входила в хвойные таинственные леса, то выливалась в неохватные полевые просторы.
— Дай порулить! — попросила Рита.
— Некогда, — попытался отказать ей Вадим.
— Ну дай! Жалко, что ли? Сто лет не каталась! — настаивала она. — Ну, Вадик! Пожалуйста!
Вадим уступил. Рита очень прилично водила машину, аккуратно, как все женщины, но и не без некоторой, в пределах разумного, лихости. Права она получила давно, как только Вадим закончил доводить до ума «Запорожец», ездила охотно, они даже ссорились иногда из-за того, кому нужней машина: ей — по магазинам, или ему — на работу или в поселок к матери. Чаще Вадиму удавалось настоять на своем: больно уж долго было тащиться ему на работу на городском транспорте и — что важней — по дороге иногда удавалось подработать три-четыре рубля на бензин.
От Сергиева Посада до Калязина было около ста километров. На подъезде Вадим сменил за рулем Риту и, не заезжая в город, свернул направо.
Он знал, куда едет.
Когда-то очень давно Вадим был в гостях у своего приятеля в деревне километрах в двадцати от Калязина — города, все предместья которого были затоплены Рыбинским водохранилищем. Там еще над водой торчала колокольня, хорошо видная с шоссе и вызывавшая у Вадима смешанные чувства: от ненависти к тем, кто загубил эту землю, до щемящей нежности оттого, что она все-таки уцелела.
