Первые две стрелки для выборки не годились. Запахи ведь быстро выветриваются, именно поэтому сыщик упаковал свою находку в герметичный пакет. Кроме того, слишком много народа брало те стерженьки в руки. Не годилась, к сожалению, и зловещая «убиенька», извлеченная Станиславом из груди Анджея Сарецкого. Там все перебивал бы запах крови, кстати, это относилось и к двум первым стрелкам. А вот третья стрелка в цель не попала, крови на ней не было, и в руках ее держали только два человека: неизвестный злоумышленник на гидроцикле и сам полковник Гуров, когда доставал стальной стержень из песка. Собака, конечно же, сначала кинется к Гурову – его запах свежее и вот он, рядом стоит. Именно поэтому в разговоре с Крячко Лев подчеркнул, что пес должен быть умным, а кинолог – опытным. Тогда хорошо знающий свое животное проводник может «растолковать» ему, что выборка была ошибочной и требуется повторная, по другому запаху. Толковая собака поймет, перестанет обращать внимание на Гурова и начнет поиск по новой.
Более ничего интересного на водно-спортивной базе полковник Гуров обнаружить не надеялся. Он еще раз заглянул в сторожку, хмыкнул, подивившись богатырскому храпу упившегося охранничка, и зашагал к воротам. На разговор с дачником и посещение базы он затратил чуть ли не полчаса, и теперь следовало поторапливаться. Совершенно незачем, чтобы Крячко во главе отряда помощников, с собаками, пистолетами, своим и Гурова, и грозными бумагами от прокурора появился в «Палестре» раньше, чем там окажется Лев Иванович! Ведь Станислав ничего о последних событиях не знает, он не сможет овладеть ситуацией, пока Гуров не растолкует, что к чему.
Гуров резко увеличил темп ходьбы. Еще минут пять, и вон за тем поворотом должен показаться особняк интерната. Тени удлинялись, было уже около трех часов, но солнце по-прежнему светило ярко, как в июле, согревая воздух, и ветерок оставался теплым. Костюм и ботинки на полковнике Гурове окончательно просохли, и Лев Иванович вновь приобрел свойственный ему элегантный вид. В таком не стыдно появиться где угодно, хотя бы и в цитадели коррекционной педагогики.
"Нет, – подумал Гуров, завернув за поворот и увидев в ста метрах от дороги мощную бетонную ограду, за которой виднелось трехэтажное здание особняка, – не мог Станислав меня опередить. Я на него навалил столько непростых поручений, что он, даже с генеральской поддержкой, за час не управится, даст бог, Крячко будет здесь минут через сорок. Итак, вот она, «Палестра»! Пора приступать к близкому знакомству с ее обитателями".
Здесь охрана оказалась не в пример серьезней, чем сторож-пьяница на водно-спортивной базе. Двое хмурых широкоплечих парней в камуфляжках внимательно изучали его служебное удостоверение. Гуров же в это время не менее внимательно изучал забор и ворота, заметил он и несколько крупных кавказских овчарок на блокпостах, расположенных по периметру забора. Льва интересовал вопрос: насколько легко можно проникнуть на территорию специнтерната и, что еще важнее, насколько легко ее можно незаметно и несанкционированно покинуть, если возникнет вдруг такая необходимость. Гуров пришел к выводу, что покинуть – значительно легче! Достаточно подружиться с собачками на блокпостах, прикормив их, примелькавшись, чтобы считали за своего, не порвали, не подняли тревоги.
И не лезть в ворота, где стоят верзилы в камуфляже, а перебраться через забор немного в сторонке. Да, поверху забора расположена следящая система объемных датчиков, но сразу видно, что сориентирована и настроена она таким образом, чтобы реагировать на попытку перелезть через бетонный забор извне! Тогда она даст тревожный сигнал на пульт, возможно, включит сирену или что-то в этом роде. А внизу незадачливого визитера уже будут поджидать острые собачьи зубы. Но вот если лезть через тот же забор изнутри огороженного участка, то, при известном навыке и ловкости, следящую систему можно обмануть и она не сработает. Это, кстати сказать, коренной и неустранимый недостаток такого рода систем, лазерные следящие датчики подобного порока лишены, они несравненно надежнее, но ведь и «Палестра» не сверхсекретный военный объект! И не тюрьма, об этом Гурову еще покойный Сарецкий говорил, так что психология охраны здесь тоже соответствующая: прежде всего следить за тем, чтобы никто посторонний не проник на территорию интерната, а значит, основное внимание направленно вовне.
– И какова цель вашего визита? – мрачно поинтересовался один из охранников, возвращая Гурову его удостоверение.
– А как вы думаете? – с иронией ответил вопросом на вопрос Лев Иванович. – Что, в заведении, которое вы охраняете, насильственная смерть директора, а затем и его заместителя – это бытовое явление, добрая традиция? Так что ж вы удивляетесь, увидев полковника милиции? Ах, вас никто не предупреждал… Представьте, мне так было удобнее. Но так и быть, сейчас я вас предупреждаю: в течение ближайшего часа здесь появится еще десять-пятнадцать сотрудников нашего управления. Уверяю вас, с самыми широкими полномочиями. Так что не вступайте с ними в дискуссии, а просто немедленно пропустите внутрь. И самое главное: мне нужно, чтобы до того момента, как появятся мои помощники, никто на территорию интерната больше не проходил и, что еще важнее, никто ее не покидал. Это – приказ.
– Мы не ваши подчиненные, чтобы вы нам приказы отдавали, – угрюмо проскрипел второй охранник, в глазах которого легко читалась присущая нашим согражданам неприязнь к милиции. – Мы подчиняемся распоряжениям администрации "Палестры".
– Будет вам сейчас такое распоряжение, – не стал вступать в спор полковник Гуров. – Вот, кстати, кто сейчас в интернате за главного и где его найти? Да поскорее отвечайте, я ведь и обидеться могу. А конфликты со мной обычно плохо заканчиваются. Для конфликтующих.
Охранники переглянулись. Нет, вступать в конфликт с этим непонятным ментом им совершенно не улыбалось. Ишь, говорит-то вроде вежливо, но так, что мороз по коже продирает.
– За главного сегодня, – парень в камуфляжке подчеркнул последнее слово, – Лев Абрамович Харцилевич. Заместитель директора по административно-хозяйственной части. Старше никого не осталось. Найти его можно или в кабинете на втором этаже, или в мехмастерских, это в подвале. Но проще позвонить отсюда по внутреннему. Он вас сам встретит.
– Э-э, не стоит! – Гуров сделал отрицательный жест. – Найду я своего тезку, а потом уже он вам позвонит. Чтобы распоряжения отдать.
Харцилевич обнаружился в своем кабинете, который хоть не отличался роскошью апартаментов Давиденко в Потаповском переулке, но производил впечатление респектабельности и довольно высокого служебного положения. В отличие от хозяина, полного темноволосого мужчины лет сорока, сидевшего за большим письменным столом с крайне унылым и подавленным выражением рыхлого лица.
– Ну, вы – Лев, и я тоже, – сказал Гуров, отрекомендовавшись по всей форме. – Так неужели два таких могучих представителя семейства кошачьих не найдут общего языка?
Не похож был Лев Абрамович на могучего представителя чего бы то ни было! Знал Гуров подобный типаж, приходилось встречаться. Когда все шло по накатанным рельсам, когда не надо было взваливать на свои плечи тяжкий груз ответственности, вид у господина Харцилевича был отнюдь не как у повелителя саванн, а скорее как у жирного, ленивого, объевшегося кота. Которого даже кошки не интересуют – давно кастрирован. Которого вообще ничего в жизни не интересует, кроме миски с едой. Но вот за несколько дней все радикально изменилось! Ленивому домашнему мурлыке прищемили хвост, оставили один на один с проблемами, в которых он совершенно не разбирается! Нет, во всем, что касается снабженческой работы, ремонта, строительства новых подсобных помещений, закупок любого инвентаря, поддержания образцового внешнего вида в интернате, да хоть бы огранизации похорон, – тут он ас! Кому угодно даст сто очков вперед! Но работать с подростками?! Да он же не педагог! Он их попросту боится, а еще больше он боится ответственности за них. Шутка ли сказать – сорок человек воспитанников, и у каждого такие родители, что могут раскатать его, Леву Харцилевича, в тонкий блин почище любого асфальтового катка. А теперь вот еще полковник из Главного управления пожаловал… Это, конечно же, принесет новые неприятности.
Выслушав все эти жалобы, заглянув поглубже в печальные, чуть ли не с собачьей слезой на дне, глаза Льва Абрамовича, полковник Гуров уверился: в его делах тот ему ничем не поможет и ничего важного не расскажет. Не подпускали его к важному. Конечно, рыльце у него в пуху: на такой должности не подворовывать попросту неприлично – коллеги не поймут и уважать перестанут. Но представить себе этого человечка как-то связанным с двумя убийствами или с покушением на третье Лев Иванович категорически не мог. То же самое относилось к боевым ОВ.
