Нет, Джозеф (Змей) Каллен знал, почему она не играла в других пьесах и не ходила на танцы и вечеринки. Она не делала этого, потому что сразу же после того, как она сыграла роль в этой постановке, она получила письмо без подписи и обратного адреса. Вот что было в нем написано:
«Дорогая Вера!
Я пишу это письмо, чтобы сообщить тебе о чем-то очень важном.
Том Вэлинтайн рассказывает всем ребятам из баскетбольной команды и всем остальным, кто собирается после занятий в раздевалке, что он спал с тобой и трахал тебя, и что ты брала у него в рот.
Я пишу тебе об этом, потому что считаю, что ты должна это знать.
Твой друг».
Вера не участвовала в других пьесах, не ходила на танцы и вечеринки. Вера одна ходила в школу, завтракала в полном одиночестве, прячась в библиотеке, где подрабатывала немного в перерыве между занятиями, и одна возвращалась домой. Когда бы к ним ни приходил Джозеф (Змей) Каллен или кто-то еще из друзей ее брата, она запиралась в своей комнате.
— Слушай, Змей, отгадай, что вчера было? — сказал однажды Джозефу Дейв Каннел. — Я и Бланкенштайн пошли вчера к Чаку Стори.
— Да. Ну и что?
— Я пошел на кухню, чтобы попить воды, и увидел там сестру Чака. Она доставала из-под раковины большой горшок. Как только она заметила меня, ее как водой смыло.
— Может быть, она испугалась тебя, Каннел?
— О, перестань! Ты что, не понял, Змей? Это же горшок, куда она писает, потому что боится выходить из своей комнаты.
— О чем ты говоришь, черт возьми, Каннел?
— Я сказал тебе, что сестра Чака писает в горшок в своей комнате, потому что она боится идти в туалет, куда ходят Чак и его друзья. Она боится, что ее трахнут.
— Кто тебе это сказал?
— Я слышал об этом.
— От Чака?
— Нет.
— От кого же тогда?
— От одной девушки.
— От какой девушки?
— Не помню. Слушай, отстань, Змей.
— Вспоминай.
— А, черт! Идиот! Какого черта ты взбесился?
— Ничего я не взбесился. В чем дело?
— Да ты чуть не оторвал мне ухо, вот в чем дело.
— Следи за своими словами.
— А что я такого сказал, черт возьми?
— Пошел к черту, Каннел.
— Пошел ты сам туда же, Змей.
Старые добрые времена:
— Извините, вы не Вера Стори?
— Да.
— Возможно, вы не помните меня, но я жил по соседству с вами. Меня зовут Джо Каллен.
— Конечно, я вас помню. Вы друг Чака.
— Как поживает Чак? Я его года два не видел. Мои родители переехали во Флориду, после того как отец ушел на пенсию. А я живу на Манхэттене с друзьями. Учусь в университете и почти не бываю нигде, кроме района Квинс.
— У Чака все нормально. Наш папа умер…
— Да, я слышал. Весьма сожалею.
— Наша мать давно умерла, как вы, может быть, помните… Магазин перешел к Чаку. Он работал в нем некоторое время, а потом решил продать его. Он получил за него большие деньги, на которые купил жилой дом, а потом продал и его. Так что он процветает, покупая и продавая дома.
— Он всегда был деловым.
— Да… Что ж, рада была видеть тебя, Джо.
— Как твои дела, Вера?
— Прекрасно.
— Выглядишь ты… замечательно. Сначала я не узнал тебя. Ты… ну, ты выросла.
— Такое случается, я полагаю. Ха-ха!
— Ха-ха! Ты отлично выглядишь.
— Спасибо. Ты работаешь здесь?
— Четыре вечера в неделю. Могу ли я тебе чем-то помочь?
— Вообще-то да. Мне нужны ноты к песне «Прощай, птичка».
— Тебе нужна пластинка? Она вон там.
— Нет, мне нужны ноты. Они нужны мне для занятий.
— Ты занимаешься музыкой?
— Да, что-то в этом роде. Я учусь в театральной школе.
— Без шуток? Я помню, как ты однажды играла в одной пьесе. У тебя замечательно получалось.
— Ты действительно помнишь это?
— Конечно. Классная игра.
— Я тоже подрабатываю, как и ты. Я работаю в магазине «Театральная книга». Он находится на этой же улице, но расположен на пятом этаже, так что немногие о нем знают.
— Я о нем слышал. Так ты тоже живешь в центре?
— Я снимаю комнату вместе с другими студентками театральной школы в Гринич Вилидж.
— Это здорово. Я живу на Сто тридцать пятой улице. Слушай, у меня сейчас перерыв. Не хочешь выпить кофе?
— Ну…
— Или кока-колу? А, может, молока? Или просто стакан воды? Может быть, прогуляемся по улице?
— По этой улице?
— Слушай, не надо бояться. Здесь все спокойно. В самом деле. Тут дежурит в это время один мой знакомый коп. Он увлекается джазом. Во время перерыва на обед он заходит сюда и роется в джазовых пластинках. Его зовут Фил Гриняк. Этот район Манхэттена стал самым спокойным благодаря ему. Ты ни за что не догадаешься, что он предложил мне.
— А что он предложил тебе?
— Он уговорил меня поступить в полицейскую академию. Я подумывал о преподавательской работе, но Фил убедил меня. Ты знаешь, хочется помогать людям.
— Ты был довольно хулиганистым подростком, Джо, не так ли? Как это тебя звали?
— А, мы тогда были мальчишками.
— Тебя звали Змей, не так ли?
— Мы были мальчишками. Что мы тогда понимали?
— Ты был панком.
— Ха! Да, наверное, я был панком.
— Но ты много читал. Я помню, что ты часто заходил в библиотеку. Я там тогда подрабатывала.
— Ты знала, что я приходил в библиотеку?
— Как же мне не знать? Ведь комната библиотекаря находилась рядом с читальным залом.
— Но ты никогда не выходила оттуда.
— … Да… Итак, ты собираешься стать полицейским.
— Да. Ну, поживем, увидим. Сначала еще нужно поступить в академию и все такое… Будешь пить кофе?
— Ну…
— Пожалуйста.
— Хорошо.
* * *
Старые добрые времена:
— Я все время думаю об этом фильме, Джо.
— Замечательный фильм.
— Я не могла поверить в то, что она покончила жизнь самоубийством.
— Это должно было случиться. Джулия и Джим любили друг друга, а Кэтрин оказалась лишней.
— Ну, вот и пришли. Ты знаешь, тебе вовсе не обязательно каждый раз провожать меня до дома, Джо.
— Мне не трудно.
— Но теперь тебе придется идти назад пешком через всю окраину.
— Можешь пригласить меня к себе.
— Не могу, Джо.
— Только на чашку кофе.
— Джо, я ведь живу не одна.
— Но дело не только в этом, верно? Если бы я что-то для тебя значил, то ты все объяснила бы своим подругам, и они не возражали бы.
— Дело не в том, что ты ничего для меня не значишь, Джо. Мне нравится проводить с тобой время. Ходить в кино, театр, просто гулять и разговаривать или пить кофе. Какая-нибудь кофейная компания должна снять о нас рекламный ролик — мы уже выпили вместе огромное количество кофе.
— Мы развлекаемся.
— Да, развлекаемся. Ты видел когда-нибудь, как кто-то тайком проникает в чужую квартиру?
— Никогда не видел.
— Это захватывающее зрелище. Оно так и стоит у меня перед глазами.
— Ты знаешь, о чем я говорю, Вера.
— Да.
— Для тебя я навсегда останусь лишь одним из глупых дружков твоего брата.
— Джозеф.
— Я буду для тебя Змеем.
— Сядь и выслушай меня. Это очень важно. Я хочу стать актрисой. Нет, я уже стала актрисой. Я просто совершенствую свои знания и навыки. Я уже актриса, но я хочу стать знаменитой актрисой, а у знаменитостей, по определению, никогда нет времени на семью, друзей и личную жизнь. Так что о любовниках придется забыть.
— Я люблю тебя, Вера.
— О, Джо, не надо.
— Ты, должно быть, тоже меня любишь, иначе ты не говорила бы того, что только что сказала.
— Слышал ли ты то, что я только что сказала? Я сказала, что…
— Ты сказала, что у тебя нет времени на любовников, поэтому ты должна любить меня.
— Я сказала, что у меня нет времени для тебя, Джо. Ты это слышал?
— Я подожду.
— Джо.
— Я буду ждать. Больше мне ничего не остается.
— Нет, перед тобой целая жизнь. Ты должен сделать карьеру. У тебя есть твоя пьеса.
— Это дурацкая пьеса.
— Нет, это замечательная пьеса.
— Она неплоха для бывшего хулигана, который собирается стать копом и на летних каникулах пишет пьесу.
— Нет, такой пьесой мог бы гордиться любой.
— Как ты можешь говорить, что это не дурацкая пьеса, если она о парне, который влюбляется в сестру своего лучшего друга? Об идиоте, который полюбил сестру своего лучшего друга.
— … Эту пьесу нельзя назвать дурацкой только потому, что в нашем случае такое невозможно.
— Это из-за Тома, да?
— … Какого еще Тома?
— Ты все еще влюблена в Тома, не так ли?
— Я никогда не была влюблена в него. Он мне нравился, когда я училась в четвертом классе.
— Ты следишь за ним.
— Я слежу за ним? Я показала тебе эту крохотную заметку в газете, где пишется, что он принимал участие в летних соревнованиях по баскетболу в Кэтскилз. Это ты называешь слежкой?
