– И таким ключом к «Палестре» для Аслана Резоева стала Екатерина, а впоследствии и вы, Федор Андреевич, – не столько вопросительным, сколько утвердительным тоном сказал Гуров. – Но почему на его включение в штат согласился Алексей Борисович? Что, ни о чем не догадывался? Или настолько сильно зависел от вас?
– Э-э нет! – бесцветные тонкие губы Загребельного растянулись в подобии улыбки. – Во-первых, я прекрасно понимал, на что иду, подпуская Резоева к «Палестре». Я вообще не страдаю излишней доверчивостью. Я никогда до конца не доверял ему. Но если люди, стоящие за Асланом, собирались вести свою игру, то почему бы и мне не попытаться слегка поиграть с ними? Агент влияния – это фигура обоюдоострая. И кое-какую дезинформацию через пару Катя – Аслан можно было скачивать. Не удивляйтесь, что я пользуюсь терминологией шпионских романов. В серьезном бизнесе сейчас такие забавные вещи творятся, что всем Джеймсам Бондам только от зависти удавиться! Кроме того, Екатерина расставаться со своим новым любовником категорически не хотела, а в «Палестре» он оказывался хотя бы под присмотром. Теперь относительно моего покойного зятя. Для начала: о Катюшиных гм-м… наклонностях он знал еще до свадьбы и относился к этому с полнейшим равнодушием. Знал, естественно, и о Резоеве, такое долго не утаишь. Но мне не пришлось долго уговаривать Алексея взять Резоева в штат. Кстати, не так уж Давиденко от меня и зависел!
"Правильно! – подумал Гуров. – У вас скорее было что-то вроде симбиоза. В жизни не поверю, чтобы ты, Федор Андреевич, Стаю в своих интересах не использовал. Хорошо бы покопать в этом направлении, но это – позже. Одно ясно – ты мне очень многого недоговариваешь. Самый тонкий и изощренный вид лжи".
– Его мало кто хорошо знал. Тут ведь даже не ослиное упрямство, ни один осел Алексею Борисовичу в подметки не годился. Если Давиденко что-то решал, переубеждать и отговаривать его было бесполезно, он не отступился бы, хоть мир наизнанку вывернись. Этот человек не любил и не умел отступать, – продолжил Загребельный, пожалуй, даже с искренней грустью в голосе. – А теперь уже никогда не научится.
"При всем том, – подумал Гуров, – Алексей Борисович Давиденко был кем угодно, только не дураком. Это мне совершенно ясно. Если он поступил так, как поступил, значит, зачем-то директору «Палестры» и Вожаку Стаи это было нужно. Зачем?"
В том, что Вожаком был именно Алексей Борисович, полковник Гуров уверился окончательно.
– Выходит, что Давиденко не пассивно подчинился вашим с Екатериной пожеланиям, а вполне сознательно взял Аслана Резоева в штат своего специнтерната, – сказал Гуров вслух, как бы подводя черту под своими размышлениями. – Зачем, как вы считаете? Только не лукавьте. Ситуация сложилась таким интересным образом, что мы с вами, пусть на время, становимся союзниками.
– Да ну? – Загребельный издал легкий смешок. – Это с какой стороны посмотреть… Что до вашего вопроса, то я вижу только одно объяснение. Я ведь тоже задумывался об этом! Давиденко хотел вести какую-то свою игру с моими конкурентами. А может быть, и шире, со всей верхушкой Северокавказской диаспоры. Искал к ним подходы. А они, в свою очередь, искали подходы к нему.
"Вот и я так считаю, – подумал Лев. – Только снова, голубчик, ты мне что-то недоговариваешь!"
– А для чего этим людям нужны были такие контакты? – спросил Гуров, снова и снова возвращая разговор к тому, что сейчас волновало его больше всего. Один раз Загребельный хоть слегка, но проговорился. А что он ответит теперь? – Они хотели перекупить Давиденко? Использовать его и его «Палестру» в игре против вас?
– Возможно, что не только против меня, – задумчиво отозвался Загребельный. – Не забывайте, их интересы затрагивают не только сферу дорожного строительства! Я знаю из своих… конфиденциальных источников, что около полугода назад с Алексеем пытался наладить контакт один из боссов этой мафии. А вот что ответил Давиденко, мне неизвестно. Именно поэтому я и хотел, чтобы за дело взялись вы. Мне кажется, что Алексея и его зама убили как раз из-за этого контакта, который, без сомнения, был не единичным.
– Кажется? – с иронией переспросил Гуров. – Или знаете наверняка?
Загребельный промолчал, и Лев понял, что на дальнейшие откровения, затрагивающие эту тему, рассчитывать не приходится. Ладно, попробуем чуть по-другому! Гуров указал Федору Андреевичу на стол, заваленный смертоносными "игрушками".
– Не слишком напоминает наглядные пособия или спортинвентарь, а? – Он глядел на Загребельного пристально и тяжело, но тот никак не проявил своих чувств, то ли впервые видел все это и никогда ни о чем подобном не слышал, то ли превосходно владел собой. – Особенно баллоны с боевыми отравляющими газами. Кстати, для того чтобы заполучить эти баллоны, убили человека. Из такого вот самострельчика. Вы вообще-то представляли себе, что творилось в специнтернате, который, как ни говори, во многом зависит от вашего фонда? Не торопитесь с ответом. Подумайте, выгодна ли вам в сложившейся ситуации ложь. Вот, скажем, эти баллоны. Как по-вашему, зачем могли понадобиться Давиденко и его тимуровской команде отравляющие газы? И еще: в чем смысл и каков должен был быть механизм акции, которую вы с Алексеем Борисовичем спланировали? Я честно признаюсь: мне вы не по зубам. Пока. Вас прикрывает депутатский иммунитет, да и связи ваши в соответствующих сферах и коридорах власти, – Гуров произнес эти слова таким тоном, что они прозвучали как самая отборная площадная брань, – таковы, что шансов как следует прижучить вас у меня практически нет. Хоть, не скрою, желание такое у меня имеется. Но я реалист и не пру на танк с мухобойкой. Но, во-первых, все может измениться, и тогда вы пожалеете, что не захотели быть искренним со мной, а во-вторых, иным вашим противникам и недоброжелателям глубоко плевать на ваш депутатский мандат. А он, замечу, не броня, а всего лишь бумага, которая от пули не защитит. Но я согласен на компромисс: я не стану копаться в некоторых дурнопахнущих деталях вашей деятельности ни сейчас, ни позже. Могу дать вам слово чести, я никогда его не нарушал, моя репутация достаточно хорошо известна, и справки обо мне вы, разумеется, навели. А вы откровенно рассказываете мне, что вы затевали на пару с Алексеем Давиденко. Подумайте хорошенько: у вас есть уникальная возможность свалить все на него. Опровергнуть вас с того света он не в состоянии, а я закрою на это глаза. Но мне жизненно необходимо знать, что же вы такое планировали. Потому что я убежден, на каком-то из этапов вашего планирования произошла очередная протечка, очень может быть, что через Резоева, который, в свете того, что вы мне рассказали, представляется классическим двойным агентом. И две смерти – самого Алексея и Анджея Сарецкого – каким-то образом с этой протечкой связаны.
Довольно долгое время Федор Андреевич молчал, обдумывая слова Гурова. Молчал и Гуров, понимая, что сейчас Загребельный просчитывает варианты: что выгоднее? Быть с милицейским полковником откровенным, хотя бы частично раскрыть ему свои планы, те, которые они разрабатывали с покойным Давиденко, или занять глухую оборону?
Недоверчивость и осторожность взяли верх в этой внутренней борьбе. Загребельный криво улыбнулся, отрицательно покачал головой, поднял глаза на Гурова и, выдержав его встречный взгляд, раздельно произнес:
– Решительно не понимаю, о чем это вы, Лев Иванович! Какие этапы? Какое планирование? Ну а относительно того, что мог напридумывать, нафантазировать Алексей, я ничего конкретного сказать не могу. И о внутренней жизни «Палестры» я был осведомлен очень слабо и поверхностно. Зачем это мне? Я же не педагог, в конце-то концов. Так что все эти самострелы, баллоны с отравой и прочие штучки меня предельно удивили. Ничего подобного я и ожидать не мог!
"Не педагог ты, значит, – угрюмо подумал Гуров. – Зато в «Палестре» под крылышком твоей «Инициативы» оч-чень любопытная педагогика процветала. С явственным бандитским душком. А что ожидать не мог, то я сильно в этом сомневаюсь".
– Я вообще не вмешивался в работу Алексея, никогда не давал ему советов и не давил на него, что бы вам ни надули в уши! Это как ситуация с персональным компьютером. Мало кто из пользователей-"чайников" понимает, как он работает. Но если компьютер работает нормально, без сбоев, то здравомыслящему человеку вряд ли придет в голову что-то в нем исправлять и совершенствовать. Точно так же я относился к "Палестре"!
– Но пользователем-то все-таки были, чайник вы наш драгоценный! – Взгляд Гурова стал очень жестким. – Как же вы «Палестрой» пользовались, любопытно было бы узнать!
Загребельный досадливо крякнул, подумав, что опять дал маху, невольно проговорился. Нет, с этим сыщиком, внешне не очень похожим на сыщика, надо держать ухо востро! И вообще, пора заканчивать разговор, а то ощущение такое, словно по минному полю прогуливаешься, того и гляди рванет. Особенно когда он так вот в глаза смотрит…
