Светлана повернулась и улыбнулась свекрови нехорошей улыбкой.
– Ну что ж, Галина Ивановна, вы сами этого хотели, так слушайте. И не говорите мне потом, что я поступаю жестоко. Я хотела скрыть от вас правду, потому что для вас она неприятна, более того – убийственно неприятна. Я пыталась вас пожалеть. Но моему терпению пришел конец, потому что ваши оскорбления переходят всякие разумные границы.
Она отодвинула табуретку от кухонного стола и уселась у самого окна, подальше от свекрови. Закурив новую сигарету, Светлана некоторое время молчала, покачивая ногой и задумчиво разглядывая лицо пожилой женщины.
– Или не говорить? – произнесла она негромко, словно советуясь сама с собой. – Пожалеть вас? Вы же этого не перенесете.
– Говори! – самоуверенно потребовала Галина Ивановна. – Посмотрим, что это за неизвестные мне обстоятельства, которыми ты пытаешься прикрыться. Уверена, что нет никаких обстоятельств, сказать тебе нечего, вот ты и делаешь вид, что жалеешь меня.
– Ну и черт с вами, – в сердцах бросила Светлана. – Хотите – пожалуйста. Ваш сын никогда не был великим писателем. Он был замечательным, умным, добрым, чудесным человеком, и я его любила так, как только умела любить. Но он был абсолютно бездарен и как журналист, и как писатель. Это он, а не я, не мог связать двух слов на бумаге. А все романы, подписанные Леонидом Параскевичем, написала я. Вам понятно? Так что никаких прав на гонорары вы не имеете и думать об этом забудьте. Мы взяли Ленино имя, а не мое, потому что в рекламных целях это правильнее. Женщины склонны влюбляться в кумиров, тем более что у Лени была подходящая внешность и на фотографиях, которые делались для обложек наших книг, он выглядел просто великолепно. Так что мужчина – автор любовных романов – сильно повышал уровень продаваемости книг. Вы довольны? До этой минуты вы были скорбящей матерью, вырастившей и воспитавшей великого писателя. С этой минуты вы – никто. Ничтожная и жадная свекровь, пытающаяся отнять у овдовевшей невестки то, что принадлежит только ей, и никому больше.
– Ты врешь, – прошептала Галина Ивановна побелевшими губами. – Ты нагло врешь, пользуясь тем, что Ленечки больше нет и некому опровергнуть твое бессовестное вранье.
– Да нет, уважаемая Галина Ивановна, я не вру.
– Тогда докажи, что это правда.
– Не буду я ничего доказывать. – Светлана потянулась и зевнула. – Мне это не нужно и не интересно. Если вы хотите доказать, что я лгу, пожалуйста. Как сказал Маяковский – творите, выдумывайте, пробуйте.
– Я буду требовать, чтобы провели филологическую экспертизу, – угрожающе сказала Параскевич-старшая. – И тебя моментально выведут на чистую воду. Руку мастера невозможно подделать.
– Проводите. – Светлана равнодушно пожала плечами. – Могу вам пообещать, что вы заплатите деньги специалисту и сами же сделаетесь всеобщим посмешищем. Все, Галина Ивановна, если у вас больше нет ко мне ничего, давайте прощаться. У меня был тяжелый день, я очень устала и хочу лечь.
Свекровь молча поднялась и с достоинством вышла из кухни. Не произнеся ни слова, она оделась, застегнула сапоги и взяла оставленную возле двери сумку.
– Мерзавка, – ровным голосом сказала она, не глядя на невестку. – Я тебе это еще припомню. Я никогда не забуду, как ты пыталась оклеветать моего сына и присвоить себе его славу. Ты за это заплатишь.
Светлана улыбнулась ей в ответ и без малейшего раздражения закрыла за свекровью дверь. За шесть лет она хорошо натренировалась не раздражаться и не впадать в ярость в присутствии Галины Ивановны.
Она вымыла посуду, убрала продукты в холодильник, отрезала себе еще кусок кекса и сжевала его всухомятку. На лице ее блуждала странная улыбка. Было уже почти десять вечера, когда она позвонила Виктору Федоровичу.
– Мне пришлось сказать свекрови, что романы писала я, – сообщила Светлана. – Она совершенно серьезно намеревалась отсудить у меня половину гонорара. Мне очень не хотелось ей этого говорить, я тянула до последнего, надеялась, что она образумится.
– Не переживайте, голубушка, – успокоил ее Виктор Федорович. – И правильно сделали, что сказали. Все равно рано или поздно пришлось бы сделать это.
– Она собирается организовать филологическую экспертизу. Вы не знаете, что это такое?
– Примерно представляю. Вас попросят написать небольшое произведение, рассказ или очерк, на заданную тему с включением заданных элементов, и потом группа специалистов-литературоведов и лингвистов будет сравнивать этот текст с теми, которые опубликованы под именем Леонида Параскевича. У них есть свои методики установления авторства.
– И все?
– И все, – подтвердил Виктор Федорович. – А чего вы еще хотите?
– Ну тогда все нормально. Беспокоиться не о чем, – облегченно вздохнула Светлана. – Свое авторство я докажу без труда.
– А вам вообще не о чем беспокоиться, голубушка. Никаких поводов для волнений у вас нет. Как идут ваши обменные дела?
– Успешно. Недели через две-три, наверное, буду переезжать. Мне до сих пор не по себе в этом доме после того, что здесь произошло.
– Понимаю вас, очень понимаю.
Светлана на мгновение словно наяву увидела перед собой дородную фигуру Виктора Федоровича, его крупную, красиво вылепленную голову с шапкой седых волос, улыбающееся, сияющее доброжелательностью лицо. Как хорошо, что есть такой добрый и надежный Виктор Федорович, к которому всегда можно обратиться за советом и который никогда не откажет в помощи, поддержке, сочувствии.
Она некоторое время побродила по пустой квартире. Трудно было привыкнуть к тому, что теперь по ночам она должна оставаться одна. Ей было неприятно. Она никогда не жила вне семьи, до замужества рядом были родители, после замужества – Леня, а в те редкие дни, когда ей приходилось оставаться на ночь одной, ее это не тревожило, потому что было понятно, что это всего на два-три дня, потом Леня приедет. А теперь это уже не на два-три дня, а до следующего замужества. Ну, во всяком случае, до переезда на новую квартиру.
Светлане стало грустно, телевизор смотреть не хотелось, и она снова подсела к телефону.
– Как ты? – спросила она, когда на другом конце сняли трубку.
– Плохо.
– Почему?
– Мне всегда без тебя плохо. Возвращайся, Светик.
– Я не могу, ты же знаешь. Я должна ночевать дома. Могут позвонить родители или еще кто-нибудь, и сразу пойдут разговоры, что я не успела овдоветь – и уже дома не ночую.
– Да плюнь ты, ну что тебе эти разговоры? Кого ты боишься?
– Перестань. Ты прекрасно знаешь, чего я боюсь. Между прочим, ко мне сегодня приходила Галина Ивановна.
– Зачем? Что ей нужно?
– Она хочет тридцать тысяч долларов – половину того, что мне заплатили за рукописи в издательствах. Она считает, что имеет право на наследство.
– Она что, охренела? Как ей такое в голову пришло?
– Тише, тише, не кричи, пожалуйста. Она считает себя наследницей первой очереди наравне со мной и хочет половину гонораров за все рукописи, которые будут выходить после смерти Параскевича. Судом угрожала, адвокатами пугала.
– Ничего себе! А ты что сказала?
– Пришлось сказать, что романы писала я. Конечно, в мои планы не входило открывать секрет так рано, но раз уж она взяла меня за горло… И потом, у меня все равно не было денег, так что мне и делиться было нечем. Я сегодня утром отвезла шестьдесят тысяч Виктору Федоровичу, осталось еще двадцать. Но он готов подождать, пока я не пристрою третью рукопись. Так что пойти навстречу требованиям Галины Ивановны я бы не смогла при всем желании.
– Интересно, как она отреагировала?
– У нее чуть припадок не сделался от ненависти ко мне. Но она уверена, что я говорю неправду, и собирается это доказывать всеми возможными способами.
– Злишься?
– Да нет, чего на нее злиться. Несчастная, неумная, недобрая, немолодая женщина. Ее жалеть надо, а не злиться на нее.
– Светка, у тебя потрясающий характер. Я бы так не смог.
– Чего бы ты не смог?
– Да у меня от одного твоего рассказа все внутри кипит, руки чешутся ее придушить, чтобы на чужое не зарилась и тебя не обижала, а ты так спокойно рассказываешь, да еще и пожалеть ее готова.
– Ну что ты, милый, зачем ты так. Надо уметь прощать, надо быть снисходительным к тем, кто старше нас. Мы не можем требовать от них, чтобы они нас любили за то, что у нас все впереди, а у них уже все закончилось.
– Светка, я тебя люблю. Я очень тебя люблю. Ты даже представить не можешь, как сильно я тебя люблю. По-моему, на свете нет человека добрее тебя.
– И я тебя люблю, милый. Ложись спать, а завтра с утра я приеду. Как с твоей новой работой? Ты ездил сегодня туда?
– Да, они дали мне пробный текст на редактирование. Если моя квалификация их устроит, они возьмут меня на полставки редактора с правом работать дома. Оклад, конечно, смешной, но все-таки…
