— Сейчас разберемся, сука! — Вера, скинув на пол плащ, побежала на свою половину.
Но ни брачного свидетельства, ни контракта, а главное — своих драгоценностей она не нашла.
Линда, житейски опытная, вмиг поняла, что, не имей горняшка силы, она бы ни в жизнь так говорить не стала. Неужели кранты? — подумала Линда. Загс! Бланки, печати, подпись, нотариус. Все говно. Заплатил. Было и не стало. Она посмотрела на горничную даже с симпатией. Не выпендривается, живет тихо и будет жить. Она улыбнулась, даже подмигнула ей и сказала:
— Не обращайте внимания. У нее с головой плохо. Не откажите в любезности, дайте нам выпить, закусить, накрывать не стоит. Мы скромненько, на кухне. А Платон Викторович вернутся, может, и по-другому ляжет. Вы меня поняли?
— Я гостям всегда рада! — Горничная помогла Линде снять плащ. — А кухня наша больше любой столовой.
Линда прошла на кухню, спросив разрешения, достала из холодильника бутылку водки, налила стакан, отломила кусок сыра, выпила стоя, закусила.
Горничная смотрела на нее с одобрением:
— Чувствуется, свой человек, — и тоже немного выпила, протянула руку. — Валентина.
— Линда. — Она плеснула себе еще, когда издалека донесся истошный вопль:
— Воровка! Убью падлу!
Вера влетела на кухню, женщину трудно было узнать. Губная помада размазана по лицу, кофта почему-то расстегнута, словно она вела с кем-то бой.
— Успокойся и выпей, — сказала рассудительная Линда. — Валентина твои побрякушки не брала. А Платон Викторович на то право имеет.
— Платон не возьмет! Никогда! Валька, сука, сперла! Я милицию вызову.
— Вызывай. — Валентина пожала плечами. — Учти, ты здесь даже не прописана. Менты придут, я тебя выгоню. Вера замахнулась. Валентина резко ударила ее по руке.
— Я тебя, дура, не в психушку, в районную хирургию направлю. А менты и вот Линда свидетелями будут, что ты в чужой квартире хулиганить начала.
Вера упала в кресло.
— Паскуда, на “ты” со мной разговариваешь!
— А ты ментов позови, они с тобой поговорят иначе. — Валентина уперла руки в бока. — Будешь себя культурно вести, позволю жить до возвращения хозяина, даже тарелку щей налью, опохмелиться дам.
— Деньги! — Вера выскочила из кухни.
— Сейф заперт, — прокомментировала Валентина. — А в письменном столе хозяин денег не держит. Если она догадается его костюмы, плащи, пальто обыскать, может, и найдет чего. Не догадалась я, надо было вынуть. — Она вздохнула. — Да лежачего не бьют. И вообще, Линда, я девка добрая. Платона люблю, а миллионы его мне и ни к чему совсем. Всех денег не съешь. Деньги человека в Сатану превращают.
Линда напряглась, но Валентина расхохоталась и указала на дверь, где застыла Вера. Только актриса огромного таланта была способна одновременно сыграть и гнев, и горе, и полную растерянность.
— Как же это? Как же это? — повторяла она, опускаясь безвольно в кресло. — Я же без копейки осталась. А я в банк обращусь! Он же на мое имя счет открыл! У меня карточка специальная. Только где она?
— Думаю, где остальное, там и карта, — жестко сказала Валентина. — А счет Платон наверняка закрыл. Он в денежных вопросах человек аккуратный.
— Шубу продать...
— Черт его знает, — сказала Валентина. — Даже не знаю, имею ли я право разрешить вещи из дома выносить. Одна шубу возьмет, другая еще чего присмотрит. Не знаю.
Раздался звонок в дверь, Вера кивнула горничной, Валентина усмехнулась:
— Верно. В чужой квартире дверь открывать не положено, — и пошла в прихожую. Набросив цепочку, приоткрыла дверь, увидела красивого элегантного мужчину и сказала:
— Здравствуйте, Платон Викторович в командировке.
— Здравствуйте, красавица, я к Вере Кузьминичне, — ответил Тихон, обаятельно улыбаясь.
— Даже так? Она уже гостей приглашает? — Валентина дверь не открывала, ей нравилось, что такой интересный мужик стоит за дверью. — Они с сегодняшнего дня здесь не проживают.
— Не понял? — Тихон перестал улыбаться.
— Не живет, я сказала. Чего непонятного? — Валентина усмехнулась.
К двери подлетела Вера, захлопнула дверь, хотела сорвать цепочку, но Валентина была сильнее и дверь снова приоткрыла.
— Девки, тихо! — Подошла Линда, взяла горничную под руку. — Дорогая, советую данный вопрос решить раз и навсегда. Все равно, пока хозяин не вернется, порядка не будет. Парня пусти, он приличный, я отвечаю, — в тоне Линды вдруг зазвучал металл.
И хотя Валентина ничего не поняла, она мгновенно отступила, и Тихон вошел. Он оглядел собравшихся, разделся, прошел на кухню, налил себе рюмку водки. Линда обняла его за шею и шепнула:
— Последняя.
Тихон не спорил, выпил, сел в кресло и коротко сказал:
— Рассказывайте.
— Ты бы лучше, Казанова, не матку женщине вправлял, а мозги, — сказала Линда и коротко объяснила ситуацию.
— А вернуть его к алтарю? — спросил Тихон.
— Не выйдет, — неожиданно заявила Валентина. — У вас, родные мои, больше вообще ничего не выйдет.
Поняла ее только Линда, спросила:
— Ты уверена? Беру в долю.
— Нет. Я уверена. За четыре года насмотрелась. Я ведь здесь уже пять лет живу. Платон нормальным мужиком стал. Точно.
* * *
Полковник Мусин шел к генералу как на плаху. Он недавно получил справку пограничников, что Сергеев Платон Викторович вылетел вчера из аэропорта Шереметьево рейсом... по маршруту Москва — Рим в двадцать часов. Рейс прошел благополучно.
Почему-то Мусина больше всего выводила из себя эта сделанная на официальном бланке от руки приписка: “Рейс прошел благополучно”. Видимо, чиновник, к которому поступил запрос, решил успокоить высокопоставленных офицеров из МВД: мол, не волнуйтесь, ваши ребятки приземлились в Риме вовремя.
Мусин одернул китель, собравшись с силами, пересек приемную уверенно, привычно кивнул секретарше — он был в этой приемной своим человеком, и уже взялся за резную ручку тяжелой двери, когда секретарша его окликнула:
— Виктор Иванович, подойдите ко мне, пожалуйста. Он щегольски развернулся, подошел к столу, поклонился.
— Весь внимание, Марина Сергеевна.
И тут он заметил в глазах немолодой женщины презрение или насмешку, в общем, что-то необычное, постороннее. Она не протянула ему листок, а подтолкнула розовым ногтем, листок зацепился за другую бумагу, и женщине жест пришлось повторить.
На вырванном из настольного календаря листке почему-то не ручкой, а жирным синим карандашом было написано трехзначное число.
— Вас просят срочно зайти, — набирая номер, сказала секретарша.
Все реакции Мусина сегодня были замедленны. По голосу, взгляду Марины Сергеевны, по тому, как она толкала листок, даже по синему карандашу он должен был понять: “крыша” обвалилась.
— Хорошо, — промямлил он, вышел в коридор, разглядывая несерьезное послание. Он подобных бумажек с молодости в руках не держал.
В большом кабинете стояло три стола. Молодой, но сильно лысеющий капитан громко спросил:
— Полковник Мусин?
— Я.
— Садитесь, — капитан указал на обшарпанный стул. И Мусин сел, как-то неуверенно, словно опасаясь, что стул под ним сейчас обвалится.
— Значит, так, Виктор Иванович. — Капитан открыл лежавшую перед ним тоненькую желтую папочку в картонной обложке. — Среднее образование, училище, отличником не были, два года начальником паспортного стола в отделении... Высшая школа. А как это вы, извините, после двух лет службы, да еще в паспортном столе, и сразу в Высшую школу?
Капитан повернул папку, прочитал косо наложенную резолюцию, состроил гримасу, сказал:
— Ну, им виднее... В школе тоже не блистали, досрочно получили звание майора, направлены в кадры министерства. Инспекция по личному составу. Дальше ясно. — Капитан папку закрыл. — Значит, на практической работе не служили.
— А я не выбирал, капитан, служба. Куда партия направит...
— Не надо, полковник, наверняка работу в розыске предлагали. Ну, то дело ваше. Рассказывать вам, что согласно приказу министра мы сокращаем чиновничий аппарат, не буду. До выслуги вам осталось... всего ничего, потому заслуженный отдых мы вам не предлагаем. Сдавайте дела, идите домой, временно находитесь в распоряжении Управления кадров. Будет вакансия — пригласим. Предупреждаю, на Москву не рассчитывайте. Сейчас не то время.
В кабинет вошел лощеный полковник, а вышел лысеющий офицер, даже китель на нем сидел уже иначе. О таких говорят “б/у”, что значит бывший в употреблении.
Он направился к вестибюлю, хотя следовало идти в кабинет. Из-за дальнего угла коридора вышел высокий штатский и, звонко ступая по паркету, двинулся навстречу. Только шагов с пятнадцати Мусин узнал Гурова, который шел быстро, явно спешил.
— Привет! — сказал Гуров, проходя мимо, и остановился. — Виктор Иванович? Не узнал. А чего ты на этом этаже делаешь? Или дивчину в машбюро завел?
