Недовольное фырканье и покачивание головами.
— Не будем забывать, что в Луизиане много демократов, — вскинулся Нюланд. — Особенно в администрации.
— Я не считаю, что это должно нас остановить, — вновь заговорил помощник конгрессмена. — Если несколько членов партии стараются замять это дело, чтобы помочь своему приятелю Стивену Бейкеру, то тем хуже для него.
Поднялось еще несколько рук, но Нюланд уже сворачивал тему. Ему еще надо было успеть обсудить руководство Федерального резерва.
Франклин посмотрел на Синди и дал знак, что можно уходить.
В такси он смотрел в окно:
— Ты знаешь, о чем я думаю, Синди?
— О чем, сенатор?
— Интересно, почему демократы в Новом Орлеане не дали хода расследованию. Как говаривала моя мама, если женщина берется за метлу, вероятно, где-то появилась куча дерьма.
— Отлично сказано, сенатор.
— И кроме всего прочего, это значит, что для Белого дома наступил момент максимальной уязвимости, — сказал Франклин. — Я думаю, пора серьезно надавить на Бейкера и на тех, кто с ним работает.
Новый Орлеан, четверг, 23 марта, 09 ч. 12 мин.
— Доброе утро, Лиз. Имею честь пригласить вас на похороны.
— Похороны? Чьи?
Пока Мэгги отдавала должное завтраку по системе шведского стола, Тим из «Телеграф» возбужденно пересказывал новости.
Оказалось, что у Форбса не было совсем никакой семьи. Живи он в любом другом городе, его похороны были бы мрачными и унылыми, но в Новом Орлеане… В Новом Орлеане до сих пор сохранилось Общество бедняцких похорон, реликт, оставшийся с середины девятнадцатого века, когда плантаторы интенсивно занимались благотворительностью.
— У них был горшок денег. И этот фонд до сих пор существует и оплачивает похороны всем одиноким, скончавшимся в Новом Орлеане.
Тим объяснил, что мэр Нового Орлеана после «Катрины» решил, что эту маркетинговую возможность нельзя не использовать. В городе столько журналистов — значит, надо устроить шоу. Чтобы доказать всему миру, что этот город по-прежнему — воплощение красивой жизни, город, у которого гулянка в крови.
Через час Тим готов был плясать от восторга. Здесь было все, чего только мог пожелать от статьи о Новом Орлеане любой лондонский редактор.
— Лиз, — говорил он Мэгги, — как нам повезло! Секс, смерть, мужчина в дамских колготках, а теперь еще и вот это! — Он махнул рукой в сторону процессии, двигавшейся по улице.
В начале шло трио: кларнет, банджо и туба. Они играли медленный, скорбный спиричуэл. За ними шла группа более многочисленная: тромбоны, трубы и саксофоны. Эти музыканты еще не играли, но двигались с величавой грацией, пританцовывая в такт музыке. И уже вслед за ними ехал катафалк.
Когда они приблизились к представителям прессы, музыка смолкла.
К катафалку подошли еще несколько мужчин, все чернокожие, и через минуту серебристый гроб оказался у них на плечах. Трио заиграло припев, все громче и громче, и, словно повинуясь музыке, те, кто нес гроб, внезапно подняли его над головами и стали раскачивать. Потом снова опустили до уровня пояса, подвигали из стороны в сторону. Журналистам объяснили, что такова традиция джазовых похорон: надо дать покойному потанцевать в последний раз.
Процессия устремилась к кладбищу. Телевизионщики взвалили на плечи камеры, репортеры строчили в блокнотах. Мэгги не отставала.
К моменту, когда процессия подошла к кладбищу, Мэгги отделилась от журналистов и убрала свой блокнот. Она смотрела, как длинная лента народа в воротах кладбища превратилась в густую толпу, как священник поприветствовал собравшихся и предложил пройти к могиле.
Мэгги отступила — не слишком далеко, чтобы слышать, но достаточно далеко, чтобы ее не видели. Огляделась — и только сейчас заметила, что рядом с ней стоит совершенно седой мужчина лет шестидесяти в сером костюме. Без блокнота, и одет не как турист. Может быть, он как раз истинно скорбит о смерти Вика Форбса?
Она решила попытать счастья и посмотрела на него с печалью.
— Здравствуйте. Вы хорошо его знали?
Он не повернул головы, продолжая смотреть прямо вперед, на священника, но заговорил тотчас. Однако он не ответил на ее вопрос, а задал свой:
— Вы по какой линии работаете?
Безошибочный инстинкт предостерег: представляться журналисткой не следует.
— В иностранном отделе, — туманно ответила она.
Он наконец посмотрел на нее:
— Вы его знали по работе в Компании?
Интуиция подсказала ей ответ:
— Да.
— Вы здесь как официальный представитель?
На тысячах переговоров, которые провела Мэгги, она научилась одному. Если вы ошеломлены новой информацией и изо всех сил пытаетесь ее переварить, ни в коем случае не показывайте этого. Так что она сохранила невозмутимое лицо, пытаясь понять, что такое она только что услышала. Компания… официальный представитель…
— Да, я пришла отдать последний долг от имени Компании.
Мужчина облегченно вздохнул:
— Я так и подумал. Друзей-то у Боба было немного.
Мэгги кивнула, отметив про себя одно слово: Боб.
— Хотя в деле был хорош. Даже в самых горячих точках. В Гондурасе, в Сальвадоре, в Никарагуа.
Мэгги повернула к нему лицо: поворот на три четверти обозначает — передать теплое отношение:
— Это было очень важное дело. Наша страна в долгу перед вами. Обоими.
— Интересно, что он осел в Новом Орлеане. Я и не знал.
— Но вы ведь не были близки в последнее время?
— Двадцать лет он не попадался мне на глаза. А на этой неделе я вдруг увидел его по ящику. Я подумал, надо бы встретиться, вспомнить прошлое. Да вот не успел…
Они помолчали, глядя, как священник бросает на гроб горсть земли. Мэгги боролась с желанием засыпать этого человека вопросами. Она ведь «официальный представитель» какой-то Компании, а значит, должна сохранять ледяное спокойствие.
Теперь похоронная процессия уходила от могилы, и Мэгги испугалась, что удача вот-вот ускользнет.
— Признаюсь, нам не вполне понятно, как следует понимать этот его… последний демарш.
— Да, он мог сглупить. Такой уж он был, Боб Джексон. Маршировал под свой собственный барабан.
Боб Джексон. Интересно, Вик Форбс было его настоящее имя или, наоборот, настоящее — Боб Джексон? Отложив этот вопрос на потом, она закинула удочку еще раз:
— А его смерть? Полиция утверждает, что это самоубийство.
— Знаю. Но если парень вот так угрожает президенту, не приходится удивляться его смерти, правда?
Мэгги даже бровью не повела. Она повернула к выходу, моля бога, чтобы мужчина не воспринял это как необходимость сказать «до свидания». К счастью, он продолжал идти рядом.
— Так что я этого не исключаю. Джексона всегда не очень любили. Одиночка. Одержимый. Он мог нажить себе врагов еще до этой истории с Бейкером. Но все, кто знал Боба, понимают, что он не мог не сделать того, чему нас всех учили.
Трубы и тромбоны заглушали его слова.
— Не слышу.
— «Одеяло». Защита. Информация не умерла вместе с ним, он наверняка подготовил «одеяло».
— Конечно, — сказала Мэгги, думая, что еще, черт побери, за одеяло такое?
Они уже подходили к кладбищенским воротам, и она хотела еще надавить, как вдруг почувствовала, что на плечо ей легла чья-то рука. Тим из «Телеграф». Она скорчила гримасу, означающую: «Подожди, не сейчас». Он явно обиделся, но, к ее облегчению, отошел. Но, когда она повернулась к своему собеседнику, тот исчез, затерялся в толпе.
Теперь надо срочно позвонить Стюарту. Эта информация — тот самый прорыв, который так им нужен! Она в спешке нажимала кнопки, набирая прямой номер — в кабинет. Автоответчик. Она набрала мобильный — «Простите, этот номер больше не обслуживается». Она набрала коммутатор Белого дома.
— Пожалуйста, Стюарта Гольдштейна.
— Представьтесь, пожалуйста. — Голос оператора дрогнул.
— Меня зовут Мэгги Костелло, я работала…
— Мисс Костелло, мне велели перенаправить ваш звонок мистеру Санчесу. Оставайтесь на линии.
Пауза, заполненная звуками классической музыки, и вот наконец, Мэгги слышит голос Дуга Санчеса, хоть и не такой бодрый и уверенный, как обычно.
— Привет, Мэгги. У меня плохие новости. Стюарт умер.
Дипломатическая почта. Из посольства Исламской Республики Пакистан в Вашингтоне, округ Колумбия, главе Армии гвардейцев исламской революции, Тегеран.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.
ЗАШИФРОВАНО: МАКСИМАЛЬНО
Положение С.Б. ухудшилось. Продолжая наш предыдущий разговор, докладываю, что С.Б. лишился помощи своего главного советника. У нас больше не будет проблемы «приветливо протянутой руки». Конец связи.
Новый Орлеан, четверг, 23 марта, 11 ч. 23 мин.
