Он открыл дверь большого шкафа, и оттуда вырвался запах старой одежды и нафталина. Он подошел к закрытому окну и выглянул на Кайбер Авеню, и все время, пока он глядел, ему был слышен шепот из спальни — Тайни и Эки что-то замышляли. Его глаз на мгновение отметил крупного, несколько неуклюжего мужчину в мягкой шляпе, разговаривающего с женщиной у дома напротив, к нему подошел другой человек, и они вместе ушли. Он сразу узнал — полиция. Они, конечно, могли и не видеть его здесь — занимались обычным обходом. Он быстро вышел на лестничную площадку и прислушался. Эки и Тайни замолчали. Сначала он подумал, что они покинули дом, но когда прислушался, уловил свистящее дыхание старухи, доносящееся из-под лестницы.
…Тайни и Эки что-то замышляли.
На площадке была еще одна дверь. Он попробовал ручку. Дверь была заперта. Он не намеревался терять время. Он выстрелил в замок и вышиб дверь. Но и там никого не было. Комната была пуста. Это была маленькая комната, почти заполненная двойной кроватью, с холодным камином, прикрытым закопченной медной решеткой. На умывальнике стоял приемник, кувшин для воды был пуст. Он выглянул из окна и ничего не увидал, кроме маленького каменного двора, мусорного ящика, высокой стены, ограждающей двор от соседей, и серого света тающего дня. Ясно было, для чего эта комната предназначалась.
Но что-то заставило его остаться. Он не мог уйти отсюда. Да и запертая дверь требовала объяснения. Зачем бы им запирать пустую комнату, если в ней не было каких-то улик, какой-то опасности для них? Он перевернул подушки на кровати и задумался, не выпуская из руки пистолета. Мозг его чувствовал агонию другого мозга. О, если бы знать! Он ощущал болезненную слабость человека, привыкшего всегда полагаться на пистолет. «Я же образованный, не так ли», — пришла ему в голову издевательская фраза, но он знал, что если в эту комнату попадут полицейские, они смогут найти в ней куда больше, чем он. Он встал на колени и заглянул под кровать. Ничего. Сама прибранность комнаты казалась неестественной, как будто ее убрали после того, как было совершено преступление. Даже коврик вытрясли.
Он спросил себя: не мерещится ли ему. Может быть, девушка и в самом деле подарила сумку старухе? Но не мог забыть, что они обманули его, сказав, что она была здесь раньше, чем на самом деле, что они отодрали от сумки инициалы девушки. И заперли эту дверь. Правда, люди запирают двери, чтобы не забрались грабители, но эти наверняка оставили бы ключ снаружи. Конечно, было объяснение всему, и он понимал это. Зачем оставлять на сумке чужие инициалы? А когда у вас много постояльцев, можно и забыть, в какую из ночей… На все были объяснения, и все-таки он не мог отделаться от мысли, что в этой комнате что-то случилось, а потом комнату прибрали. Он сожалел, что не сможет позвать полицию, чтобы она нашла эту девушку, — он был вне закона, и девушка тоже станет вне закона.
Он вышел на лестницу, но что-то тянуло его вернуться, как будто он покидал место, дорогое ему. Это чувство преследовало его, когда он поднялся на третий этаж и заглянул там в каждую комнату. В них ничего не было. Только кровати, шкафы, застоявшийся запах духов, пудры да сломанная трость в одном из шкафов. Все они были еще пыльнее, неприбранней и в то же время чаще посещались, чем комната, из которой он ушел. Он стоял в пустых комнатах, прислушивался, но не было слышно ни звука. Тайни и Эки примолкли, ожидая, когда он спустится к ним. Он подумал опять: не свалял ли дурака, рискуя всем? Но если им нечего прятать, почему они не позвали полицию? Он оставил их в одиночестве, и им нечего было бояться, пока он наверху. Что-то удерживало их в доме, так же как что-то притягивало его к комнате на втором этаже.
И заставило вернуться обратно. Он почувствовал себя лучше, когда закрыл за собой дверь и встал в узком пространстве между широкой большой кроватью и стеной. Он принялся осматривать комнату тщательно, дюйм за дюймом. Он даже подвинул радиоприемник на умывальнике. Тут он услышал, как скрипнула ступенька и кто-то, очевидно Эки, с неуклюжей осторожностью поднимался по лестнице. Вот он пересек лестничную площадку и остановился у двери, ожидая и прислушиваясь. Было невозможно поверить, что этим старикам нечего бояться. Рэвен прошел вдоль стен, ощупывая пальцами шелковистые цветастые обои, он слышал где-то, что раньше люди заклеивали обоями ниши в стенах. Он добрался до камина и отодвинул медную решетку.
Рэвен добрался до камина и отодвинул медную решетку. Внутри камина было тело женщины.
Внутри камина было тело женщины, ногами оно касалось решетки, а голова скрывалась в трубе. Он подумал: «Если это та девушка и она мертва, я застрелю их обоих, я застрелю их так, чтобы они умерли не сразу и помучились».
Затем он опустился на колени, пытаясь освободить тело. Руки и ноги были связаны, старый бумажный жилет был забит между зубами, как кляп, глаза закрыты. Он вынул кляп, но не мог понять: жива она или мертва. Он ругал ее: «Проснись, сука, проснись». Он наклонился над ней, умоляя: «Проснись». Он боялся оставить ее. В кувшине не было воды, он не мог ничего поделать. Когда он разрезал веревки, то просто сел на пол рядом с ней, не спуская глаз с двери и держа в одной руке пистолет. Когда он почувствовал, что она дышит, ему показалось, что сам он начал жить снова.
Она не знала, где находится, и сказала:
— Пожалуйста, уберите солнце, оно такое яркое.
В комнате не было солнца, скоро уже станет так темно, что нельзя будет читать. Он подумал: сколько же они продержали ее там, и прикрыл ей глаза ладонью, чтобы защитить их от слабого света раннего зимнего вечера.
— Теперь я могу заснуть. Здесь воздух, — сказала она устало.
— Нет, нет, — возразил Рэвен. — Нам надо отсюда выбраться.
Но он не был готов к простому вопросу: куда?
— Ты не помнишь, кто я такой? У меня нет ничего, но я найду для тебя безопасное место.
— Я кое-что выяснила…
Он подумал, что она говорит о жизни и смерти, но как только ее голос окреп, она объяснила:
— Это был человек, про которого вы мне говорили. Чолмонделей.
— Так, значит, ты меня узнала?
Она не обратила внимания на его слова.
— Я догадалась, где он работает. В одной компании. Это его напугало. Он, должно быть, там работает в самом деле. Я не помню, как она называется. Мне надо вспомнить.
— Не волнуйся, — сказал Рэвен. — Все в порядке. Ты вспомнишь. Но как ты не сошла с ума?.. О господи, ты молодец!
— Я все время помнила. Я услышала, как вы ищете меня в комнате, а потом вы ушли, и я все забыла.
— Ты сможешь сейчас идти?
— Конечно, смогу. Нам надо спешить.
— Куда?
— У меня все продумано. Я вспомню. У меня было много времени, чтобы все продумать.
— Ты говоришь, будто совсем не испугалась.
— Я знала, что меня обязательно найдут. Я спешила. У нас мало времени. Я все время думала о войне.
— Ты молодец! — снова сказал он.
Она начала двигать руками и ногами так методично, будто следовала программе, которую сама для себя выработала.
— Я много думала о войне. Я где-то читала, не помню где, что дети не могут носить противогазов, потому что им не хватает воздуха. Там было мало воздуха. И от этого все становилось таким четким. Мы должны это остановить. Это, наверно, покажется глупым, не правда ли, нас всего двое.
— А еще о чем ты думала?
— А еще я думала о вас. Я жалела, что мне пришлось уйти и оставить вас одного, — ответила она.
— Я думал, что ты пошла в полицию.
— Нет, я этого бы не сделала, — ей удалось встать, опираясь о его плечо. — Я на вашей стороне.
— Нам надо выбраться отсюда. Сможешь идти?
— Да.
— Тогда отпусти меня, Там кто-то стоит за дверью.
Он подошел к двери с пистолетом в руке и прислушался. У них, у тех двоих, было достаточно времени, чтобы что-нибудь придумать. Больше времени, чем у него. Он распахнул дверь. Было почти совсем темнр. Он никого не увидел на площадке и подумал: «Старый черт стоит в сторонке и ждет момента, чтобы пришибить меня кочергой. Я брошусь ему навстречу», — решил он и тут же упал, споткнувшись о веревку, натянутую поперек площадки. Его пистолет валялся на полу. Он не успел подняться, как удар Эки обрушился на его левое плечо. Удар оглушил его, он не мог двинуться, он только успел подумать: «Сейчас он ударит по голове, я распустился, я должен был догадаться о веревке». И тут послышался голос Энн:
— Бросьте кочергу!
Энн подхватила выпавший пистолет и держала Эки под прицелом.
— Здорово, — сказал Рэвен изумленно, с трудом поднимаясь на ноги.
— Где ты, Эки? — крикнула старуха снизу.
— Дай мне пистолет, спускайся по лестнице и не бойся этой старой суки, — он шел за ней, не опуская пистолета, но старики уже были ни на что не способны.
