красной байке, неуклюже свесив широкие лапы с лакированных краев, когда Иван, брат
Марии, нес его переулком в дом сестры.
В последнюю минуту перед новосельем Плутон не хотел расставаться со своей лежанкой,
которой завладел вскоре после рождения, залез под кровать. Стал втискивать тупую морду
вглубь хозяйской обувки, оставляя снаружи упругую спину, и, брыкаясь, поочередно
выдергивал задние лапы из шершавой Ивановой ладони. Но Иван не церемонясь, все же
достал щенка, сгреб в охапку вместе с галошей, сказав угрюмо, чтоб «не скавчал». Он решил,
что теперь самый подходящий момент, чтобы будущий пес раз и навсегда узнал свою единую
и законную хозяйку.
Принес и поместил под кроватью, сказав Марии:
– Пусть думает, что снова оказался на том же месте, где был. Но Плутон, поскуливая,
недоверчиво понюхал крашеные доски чужой хаты и, растерянно покачиваясь на слабых
лапах, пошел разыскивать привычный запах и знакомую обстановку.
– О! – дурачась, сказал Иван, показывая на него кривым пальцем, – еще не пил, а уже
шатается!
Мария покачала головой и, улыбаясь, сказала ласково:
– Это он понял, что к чужим попал.
– Молодой он еще до понятий! – отрезал Иван.
Мария несогласно махнула на него рукой:
85
– Он все понимает, да только сказать не может.
– Да говорю я тебе, – возмутился Иван, – что с похмелья!
– Ладно, уж, – ответила Мария, с улыбкой следя за щенком, – не намекай. Я обещала –
сейчас организую. Ты чего будешь пить? Вино или водку? Огурцов нету, могу помидоров
дать.
– Давай водку. Потому как пью ее только в двух случаях – когда есть огурец, и когда его
нет, – сказал он.
И уже через несколько минут пропил щенка.
С тех пор, ничуть не обижаясь за предательство на Ивана, Плутон снискал уютный дом
доброй хозяйки Марии, где все свое детство провел, лежебочничая на теплой подстилке в
прихожей.
*
Они родились в один год. Костику семь и Плутону семь. У Плутона была обыкновенная
собачья жизнь. Потому что он был обычный рядовой пес, каких немало вокруг, и жизнь у него
была такая же, как и у многих дворовых собак – без претензий. Его древние предки оставили
ему в наследство, кроме хвоста, ушей и хитрой, по-собачьи смеющейся морды, еще и
память… Вообще, у собак хорошая память, ничуть не хуже, чем у человека. Просто у них
короче жизнь.
Память у Плутона была добрая. Он старался походить на степенного «образованного» пса,
уважал свою хозяйку Марию и любил детей. Нельзя сказать, чтобы он был начисто лишен
собачьего самолюбия и всем прощал или вовсе не замечал унижений. Нет, конечно! Но была в
его памяти и злость на одного человека – Старшину. То была злость против ненавистного
врага, пожелавшего однажды убить его, Плутона.
Собаки хорошо определяют характер человека, и Плутон избегал встреч со Старшиной.
Заметив издали, обходил стороной, вытянув по-волчьи шею, голову, почти касаясь мордой
земли, нес угрюмо и молчаливо.
Плутон не боялся своего врага. Он боялся затаившейся в самом себе силы зверя – всего,
что мог натворить, выпустив эту силу. Он знал, что все, – и дети, и Мария, и хозяева других
дворов – тоже ненавидели Старшину.
Перебирая пальцами слипшуюся шерсть на ноге у пса, Костик искал следы ранения.
«Заживет, как на собаке», – вспомнил он слова дяди Возы. «Но если бы не поставили шинку, –
подумал он, – неизвестно, как срослась бы кость»… Плутон, наверное, хромал бы. Все
называли бы его инвалидом. Не прыгал бы через барьер и не плавал бы так, как плавает
сейчас!
В глубине сада слышались голоса ребят, приближались их шаги – шелест трав и листьев…
Но Костик лежал и думал об играх наедине с Плутоном. Это были настоящие представления,
о которых никто не знал. И тут неожиданно почувствовал, каким интересным, обновленным
стал для него мир! Ему вспомнились все движения – его и Плутона – во время их
«спектаклей».
Вначале Костик приседает, положив руку на голову пса. Плутон послушно припадает к
земле, приготавливается к броску. Затем Костик срывается с места и, сделав два-три больших
прыжка, утопает в гуще высоченных зарослей осоки, кубарем скатывается по склону к забору
сада Старшины. Плутон, выждав секунду, стремительно прыгает вслед и, разыгрывая
нападение, обнимает Костика лапами, добродушно рыча. Небольно захватывает кисть руки
острыми клыками или тычет мордой в бока… Костику нестерпимо щекотно. Он визжит и
отбивается. А бывает наоборот. Плутон притаивается где-нибудь в высокой траве – не видать.
86
Костик ищет и подбирается незаметно. Обнаружив приникшую к лапам морду пса с хитрыми,
как у Борьки, коричневыми глазами, он в ту же секунду откидывается назад и падает
навзничь. Лежит неподвижно, будто сражен врагом. Плутон подбегает к нему, в
замешательстве останавливается. Немного подождав, подходит ближе, наклоняется над ним,
закрыв собою яркое солнце. В щелки глаз Костик видит его тревожный пристальный взгляд, и
тогда Плутон ему напоминает Наташу, чем-то озабоченную и взволнованную. Но когда на
морде у Плутона появляется растерянность, Костику становится его жалко. Он делает
незаметное движение рукой, стараясь поймать Плутона за лапу. Плутон, разгадав уловку,
вскидывается, увертывается и в восторге носится по лужку, описывая круги. Трава под ним
подсекается и ложится толстым пушистым слоем.
Всегда повторялось одно и то же. Это нравилось и ему, и Плутону, и никто из них не
замечал однообразия. Но однажды как обычно, Костик упал на траву и, притворившись
мертвым, ждал появления Плутона. И странным показалось промедление пса, словно тот
забыл про игру. Костик открыл глаза. На фоне голубого обрывка неба, нависшего между веток
терна, увидел полное, с безразличным взглядом, лицо Старшины. Тот стоял над ним, и,
казалось, мог упасть и своим огромным тучным телом раздавить Костика.
Сердце громко стучало. Костик лежал, не шевелясь, плотно прижавшись спиной к траве, и
ему чудилось, что снизу к нему кто-то пробивается.
– Чего лазишь здесь, – сипло проговорил Старшина, – места тебе мало в своем дворе, что
под мой тут подкатываешься?! Поспешай, давай, – добавил он, усмехнувшись, – к соседке
своей, бабке Насте, на блины. Небось, свеженьких напекла!
Последних слов он не успел договорить. Огромный рыжий ком ударил Старшину по ногам.
В следующую секунду он увидел, как с дикой яростью пес, в которого он когда-то стрелял,
рванув за штанину его брюк, отхватил по шву лоскут и отскочил в кусты.
Еще минуту Старшина стоял, широко расставив ноги, не мог произнести ни слова, но
потом его лицо налилось кровью, и он выдохнул:
– У-у, падаль! Ты еще живой?! Мало тебе хозяйской дроби…
Он пошел, волоча обрывок штанины.
– Ладно! Казенного свинца будет тебе в самый раз, – произнес он теперь уже спокойно и
уверенно, скрывшись за ветками деревьев.
Плутона долго искали. Мария удивлялась, говоря, что пес, наверное, нашкодничал у
соседей, и теперь, стараясь избежать ее гнева, скрывался в окрестностях реки.
Так уже было с ним раза три. Выходя рано утром из дома, Мария вдруг обнаруживала на
ступеньках крыльца еще теплого и пушистого кролика, принесенного Плутоном из чужого
двора. Она брала его за уши и, оглянувшись по сторонам, не видит ли ее кто с чужим
кроликом при слабом свете просыпающегося утра, шла на огород. Там она закапывала
задушенного, отметив палочкой место. А потом после стыда Марию захлестывала злость, она
кидалась на Плутона с мокрой тряпкой в руке и, не попадая по изворотливому псу, звонко
шлепала об асфальт или по доскам флигеля.
Однажды, обнаружив еще одну жертву (это был третий по счету кролик), Мария схватила
швабру с тряпкой, выставленную еще вчера после мытья полов, – в одной руке швабра, в
другой тряпка – кинулась к Полутоновой будке. Но пса там не было. Не оказалось его и в саду
и на огороде. Мария поняла – хитрец избегает взбучки. И только час спустя услышала
сдержанный жалобный лай за калиткой.
Она подошла, приоткрыла дверь и, став в проходе, сказала строго, словно перед нею был
человек:
– А ты чего пришел? У нас все дома. Давай отсюдова! Нам таких работничков не надо!
87
Плутон прижал уши, опустил голову. В растерянности искоса глянул на свою хозяйку. А
потом, отойдя от калитки на лужайку, долго смотрел на Марию. Видно, по-собачьи пытался
понять, всерьез ли его выгоняют из родного дома.
Сказав все, что нужно, Мария закрыла дверь и тайком стала наблюдать в щель калитки.
Плутон покорно прилег на траву, неотрывно смотрел в невидимые глаза Марии. Терпеливо
сидел, не пытаясь кинуться навстречу с повинной даже тогда, когда Мария подходила к дому,
неся от колонки полные ведра воды.
