Четвертую областную неотложной хирургии.
В кабинет главврача он завалился неожиданно, а если точнее – нагло, хотя бы потому, что
попал в начало перерыва. На письменном столе доктора откровенно обнаженно (с позиции
стороннего глаза) лежали на фольговых блюдцах буфетные куриные ножки и пара зеленых
баночных помидоров. Вместо хлеба, который обычно по-столовски нарезанный в изобилии
лежит возле кассирши на облезлом подносе, главврач предпочел булочку под авторитетным
названием «городская» и, конечно же, скромно в сторонке стояла лабораторная колбочка с
неизвестной белой жидкостью, рядом же с непричастным видом смотрела на нее независимая
мензурка с делением в сто пятьдесят грамм. Все это, ни при каких обстоятельствах, не
должно было попасть в обозрение медперсонала и не попадало никогда по той самой строгой
причине, что без стука в кабинет никогда никто не входил. А тут, к тому же, еще и дверь по
небрежности хозяин кабинета не закрыл. Но поскольку Федор в тонкостях местного этикета
не разбирался, то сходу, не останавливаясь, подошел вплотную к столу и сунул под нос
растерянному доктору удостоверение, лишь на секунду притормозив им перед его глазами
для ознакомления. Растерянный доктор, едва прочитав, еще больше растерялся, привстал и
потянулся за колбочкой.
90
– Не трудитесь, док, меня это не касается. Я при исполнении. Майор Лоухов Федор
Пантелеевич.
– Очень приятно… Но позвольте, – опомнившись, начал набирать административную силу
главврач, – Кротов, Владимир Максимович, главврач отделения…
– Знаю, Владимир Максимович. И не позволю, – самоуверенно оборвал Федор
покрасневшего от негодования доктора, – не позволю потому, что хочу сохранить вам вашу
мирную трапезу и в будущем. Особенно, если вы научитесь на обед закрывать дверь, – уже
придерживая насмешливую улыбку, добавил кагебист.
Отрезвев окончательно от гиподинамического шока вторжения потустороннего гостя,
Владимир Максимович уже осмысленно поинтересовался:
– То есть?
– Очень просто. Считайте, я не официальное государственное лицо, а обыкновенный
бандит с большо-ой!.. дороги.
Владимир Максимович развел руками:
– У нас что тут? Госбанк?
– Еще хуже. У вас в реанимации лежит под капельницей этот самый бандит. И без моей
охраны. А его друзья разгуливают у стен этого очень гуманного учреждения с тем, чтобы в
удобный момент пришить… пардон, убить своего коллегу, а заодно и вас, док. Как вам это?
– А меня за что? – с девственной непосредственностью машинально спросил доктор.
– Док! Ну, вы меня удивляете! Так ведь известно за что. За то, что, по мнению друзей,
неосторожно стало вам известно что-то, что мог в сознании или в бреду пострадавший вам
поведать.
Владимир Максимович несколько секунд соображал.
– Во-первых, какая может быть опасность от пациента, который лежит в реанимационном
отделении? А во-вторых, кто он?
– Вот это я и хочу узнать от вас.
– Так что, по-вашему, я скрываю от правоохранительных органов какого-то бандита? –
оскорблено возмутился доктор.
– Вот именно, – полушутя ввернул Федор, – какого-то. И сейчас вы мне скажете – какого.
Возьмите документы, и там все выясним. Все, что было при нем, мне для осмотра. Я вас жду
возле реанимационного отделения, – сказал он и вышел.
Отделение находилось в конце коридора обозначенного огромным щитом с черной
надписью подвешенного цепочками над головами входящих. Федор Пантелеевич сел на
мягкий топчан у двери. После активной прочистки мозгов, как любил в случае с доктором
говорить своим коллегам майор, реакции ждать приходилось не долго. Да и теперь не
пришлось. Главврач и сестра с целлофановым мешком – вещами больного – на превышающей
скорости, с какой в медицинских покоях никогда не перемещаются, шли без оглядки
прямиком к двери. Доктор остановился возле Федора и демонстративно показал ладонью на
мешок.
– Хорошо, Владимир Максимович. У вас есть, где закрыть это на время нашего осмотра?
– Пойдемте. В прихожей шкаф вас устроит?
– Безусловно.
Они вошли вовнутрь. В прихожей на столе он вытрусил содержимое из мешка. Были
брюки и светлая рубашка в коричневую полоску с засученными рукавами. На воротнике –
кровь. В карманах брюк обнаружилось удостоверение копия в копию, как и Федора. В первую
секунду охватило недоумение. Но тут же с издевкой посмеялся над своей легковерностью:
сработал автоматизм привычки. Удостоверение было на имя Воловича Юрия Владимировича.
Существовал ли в Комитете работник с таким именем? Еще предстоит узнать.
91
Они зашли в палату. На функциональной кровати лежал под капельницей, с подключенным
аппаратом искусственного дыхания огромных габаритов с широким безобразно скроенным
лицом и глазами навыкате мужчина. В какой-то момент бесстрастному работнику
ответственного государственного учреждения стало не по себе. Если в своей работе Федор к
кому-либо и проникался сочувствием, жалостью, сердечным содроганием, то это дети. Чьи бы
они ни были. Дети – его слабость и нерв, обрыв которого приравнивался к собственной
жизни. В крутых обстоятельствах, если в оперативной ситуации оказывается замешана жизнь
ребенка, он мог бездумно натворить много глупостей. Но в какую-то секунду ему стало не по
себе: представил, какой должно быть страшной божьей карой для физически крепкого
молодого мужчины его уродливое лицо! Любить ему опасно было даже на расстоянии. Легче
было ему покончить с собой, чем открыться объекту своей безумной любви.
Федор Пантелеевич развернул удостоверение и сравнил «оригинал» с фотографией. При
такой оригинальности изображения трудно было ошибиться в идентичности. Оставалось
узнать, кого на самом деле потерпевший представлял.
– Он приходил в себя?
– Приходил на минуту, – Владимир Максимович с сожалением развел руками.
– Что-нибудь сказал?
– Промычал что-то похожее на просьбу никого к нему не подпускать. У меня даже
возникла грустная шутка, что инфекция, которую он в себе обозначил, слишком при смерти,
чтобы от нее заразиться.
– И, тем не менее, док, вам придется приложить всю имеющуюся у вас способность, чтобы
привести его в сознание. Его информация государственной важности.
– Я думаю, это будет не так трудно. Он спит. Ему ввели лекарство. Пуля вошла в
затылочную часть черепа, но не задела жизненно важные участки. Хотя опасно близка к ним.
Во всяком случае, память должна функционировать.
– Пуля?! – опешил Федор Пантелеевич. – Где эта пуля?
– Операция по изъятию рискованна. Ждем следователя из милиции. Мы туда послали
сообщение. Но ответа пока нет. Понятно, ситуация криминальная и мы пока что
поддерживаем искусственную жизнедеятельность организма. Ждем официальных
распоряжений. Он может умереть на операционном столе. Если будет устойчивое сознание,
заверимся еще одной его личной подписью на разрешение перед самой операцией. Так что…
– Ясно, Владимир Максимович. Спасибо. Сюда я сейчас вызову охрану. Мой оперативный
номер, – Федор дал визитку. – Мне нужно его сознание и память, док. Вот как нужно, – Федор
провел ладонью у горла. – Поэтому, как только он придет в себя, сообщите, не промедлив ни
минуты.
– Обязательно…
– Федор…
– Да, Федор Пантелеевич, сообщу. Но по всей вероятности лекарство закончит свое
действие через…
– Через два-три часа, Владимир Максимович, – подсказала сестра.
– Да. Так что может быть… Впрочем, не известно.
– Понятно. Вы намекаете, что мне лучше к этому времени быть здесь?
Владимир Максимович пожал плечами.
– Возможно, вы правы. Тогда с вашего разрешения, от куда я могу позвонить?
– Пойдемте, у меня в кабинете.
В трубке отозвался знакомый голос оператора.
92
– Это майор Лоухов. Зафиксируй адрес, Бабенко. Четвертая областная больница отделение
неотложной хирургии. Мне срочно человека и ему сменщика для охраны потерпевшего
Воловича Юрия Владимировича. Жду.
Когда вернулись в палату, больной лежал с открытыми глазами. Голова забинтована, одно
лишь лицо смотрело серо-желтым пятном на присутствующих. Владимир Максимович,
подошел, прощупал пульс больного.
– Как вы себя чувствуете, Юрий Владимирович?
Пострадавший не ответил, только опустил и приподнял веки.
– Сможете говорить?
Юрий Владимирович утвердительно наклонил голову и тут же сморщился от боли.
– Никаких шевелений, дорогой! Никаких. Можно говорить, но тихо. Без напряжений.
Владимир Максимович приспустил веки и посмотрел на Федора. Вяло, но внимательно
окинул его сверху донизу.
– Юрий Владимирович, вы меня слышите? – подступил Федор.
