же! О наезде. Намедни приезжал полковник Бобылев из ГАИ, расспросил меня о деталях того наезда, спросил, точно ли это был КРАЗ, а не МАЗ или какой-нибудь еще самосвал, и даже пообещал, что теперь самолично займется этим делом. Так что, спасибо вам и поверьте: я не мстительный человек, но когда вот так бессовестно и нагло уходят с места преступления, оставив людей умирать в искореженной машине…
И замолчала, давая понять, что и так все ясно без слов. Потом вдруг улыбнулась мягкой улыбкой и негромко произнесла:
— Ну, рассказывайте. Насколько я догадываюсь, вы уже были в Удино.
— Был, конечно был, но… Не хотелось бы огорчать вас этой вестью, но… Короче говоря, погиб Ефрем Лукич, сгорел на пожаре.
— Как… как сгорел? — Лицо Мансуровой превратилось в белую маску, и казалось, что еще секунда-другая — и ее хватит удар. — Как это могло случиться?
Не знаю, — пожал плечами Семен, — пока что ничего толком не знаю. Только то, что сгорел в собственном доме.
— Что… прямо вот так… заживо?
В глазах Мансуровой застыл ужас.
— Есть предположение, что его сначала убили, а потом уже подожгли дом, видимо надеясь списать гибель Ефрема Лукича на пожар. Но думаю, вскоре все прояснится — в четыре часа эксгумация трупа.
— Господи, но кто… кто мог решиться на подобное?
— Вот об этом я и хотел с вами поговорить.
Ужас, плескавшийся в глазах Мансуровой, сменился вопросительным удивлением.
— Но я-то откуда могу это знать?
— И все-таки вы могли бы мне помочь! — настаивал Семен. — Кстати, вам не кажется странным, что сначала скоропостижно умирает Игорь Мстиславович, который намеревался встретиться с Ушаковым, а следом за ним погибает и сам Ефрем Лукич, который, как я могу предполагать, знал нечто такое о Рублевском «Спасе», что могло повлиять на исход аукциона в Нью-Йорке?
Ольга Викентьевна молчала, видимо пытаясь свести что-то воедино, и в этот момент Головко вспомнил рассказ участкового инспектора Овечкина о явлении окровавленного «Спаса» Ефрему.
— Но этого… этого не может быть! — прошептала Ольга Викентьевна. — Что Ефрему… Лик Рублевского «Спаса»… окровавленный…
— И все-таки это было, — с ноткой металла в голосе произнес Семен. — А у вас что… есть серьезные основания не верить этому?
— Видите ли, — как-то сразу сникла Ольга Викентьевна, — я….
— Ольга Викентьевна! Дорогая! — взмолился Семен. — Все это слишком серьезно. Очень серьезно. И я должен знать все! Буквально все!
Мансурова подняла на Семена страдающие глаза.
— Да, конечно, я понимаю. Но это явление Ефрему… В общем, уже было подобное явление Спаса Вседержителя, но было это видение его отцу, Луке Михеичу, и было оно без потеков крови по лику.
Семен верил и не верил услышанному. В сознании не умещался тот факт, что одно и то же явление может явиться сначала отцу, а спустя годы и его сыну, но уже в эмоционально-усиленном варианте, с потеками крови под глазницами…
— Вы можете более подробно рассказать об этом?
— Да, конечно, — заторопилась Ольга Викентьевна. — Пожалуй, сейчас я имею полное право рассказать вам то, что еще в семидесятые годы рассказал мне Лука Михеич. Я тогда работала в Третьяковке, где на ту пору Ушаков-старший считался признанным авторитетом по древнерусским иконам, как вдруг нам принесли «Спас», который якобы принадлежал кисти Андрея Рублева. И вот тогда-то Лука Михеич, едва взглянув на эту икону, произнес, будто точку поставил: «Рублев, говорите? Ошибаетесь. Это моя работа, можете не сомневаться». Ну и далее он рассказал о той тайне, которую хранил в себе более сорока лет…
Оказывается, еще в первые годы коллективизации Сталин обратил внимание на то, что американские поставщики сельхозтехники в Россию зачастую подсовывают такую отбраковку с заводов, что та разваливается на части, едва попав на российские поля, и дал команду расплачиваться соответствующей валютой. А на ту пору за рубежом набирали цену древнерусские иконы, и вот тут-то все и началось.
По сохранившимся еще иконописным мастерским и монастырям были посланы гонцы в черных куртках с заданием сыскать таких иконописцев, которые могли бы сработать под знаменитых русских мастеров. Так и наткнулись на Луку Ушакова, который так намастырился писать под своего однофамильца — Симона Ушакова, что его списки ушаковских икон не могли отличить от оригинала даже поднаторевшие в этом деле богомазы.
Девятнадцатилетний Лука Ушаков считал себя достойным учеником Строгановской школы, и, видимо, это определило его дальнейшую судьбу. Сложившаяся в семнадцатом веке, Строгановская школа отличалась виртуозностью письма и обилием мелких деталей, и именно подобная узорчатость — плод соединения древнерусского иконного письма с новейшими европейскими течениями в изобразительном искусстве — более всего привлекали зарубежных ценителей русской иконописи.
Ну а дальше…
Судя по всему, был издан какой-то совершенно секретный приказ по ОГПУ, и доставленный в Москву Лука Ушаков, сын расстрелянного уже после революции иконописца Михея Ушакова, превратился в иконописца-затворника, работавшего на восстановление народного хозяйства молодого еще Советского государства.
— А об этом, я имею в виду «Спасы» Ушакова, еще кто-нибудь знал? — забыв про чай, спросил Семен.
Ольга Викентьевна невразумительно пожала плечами.
— Кроме меня, пожалуй, только Ефрем да Игорь знали. Я имею в виду Игоря Мстиславовича. Михеич ценил его как профессионала и любил как сына, к тому же полностью доверял ему. И то, что Игорь ни-ко-гда и ни-ко-му об этом не говорил, за это я могу поручиться.
— И все-таки об этом кто-то знает еще, — возразил Семен. — И тот факт, что за Державиным началась охота сразу же, как только он появился в Москве, говорит о многом. Кстати, а Ефрем Лукич не мог, случаем, кому-нибудь проговориться?
— Исключено!
— В таком случае позвольте спросить, с чего бы вдруг такая уверенность?
— Да как вам сказать… Ефрема надо было знать. Это… это истинный иконописец и реставратор с мощным стержнем внутри. И то, что он, бросив сытную жизнь в Москве, вернулся в свой родовой дом писать иконы, говорит о многом.
— Возможно, что и так, — позволил себе не согласиться Головко, — но это еще не говорит о том, что сын Луки Ушакова не рассказал кому-нибудь о тайне своего отца.
— Говорит, и еще как говорит! Лука Михеич работал в той мастерской на Арбате не по своей воле, а под дулом пистолета, так что это не та тема, чтобы о ней распространяться среди истинных иконописцев.
— И все-таки об этом кто-то знал еще, — как бы соглашаясь и в то же время не очень доверяя доводам хозяйки дома, вздохнул Семен.
Видимо проникшись сомнениями следователя, Ольга Викентьевна задумчиво пожевала губами.
— Возможно, конечно, вы и правы, но в таком случае позвольте спросить, почему с
