— На улице лучше. — Ее речь была торопливой, запинающейся.
Она стиснула зубы, сглотнула.
Сервье с полным ртом кивнул и отложил завернутый в салфетку сандвич.
— Ну-ка, повернись ко мне.
— Зачем?
Он не ответил, просто развернул ее к себе.
Амель молча повиновалась.
Жан-Лу снял с нее очки:
— Посмотри на меня. Подними голову, посмотри на меня. — И сразу снова надел. — Что ты принимала?
Молчание.
— Кокаин?
— Да.
— В первый раз?
— Да.
— Во рту будет сушняк целый день. С кем?
— С Ружаром. — И еще: — Не знаю, что на меня нашло.
— Захотелось попробовать. Со многими бывает.
— И с тобой?
— Да. — Сервье поднялся, чтобы выбросить остатки сандвича, и снова сел возле нее. — Ты провела ночь с ним?
— Часть. — Амель снова отхлебнула воды. — Вчера вечером меня приняли за шлюху. — Пауза. — И возможно, не ошиблись. — Она взглянула на Сервье. — Мне так стыдно.
— За что? Мне ты ничего плохого не сделала, и я не собираюсь судить тебя.
— Тогда почему ты здесь?
— Чтобы выслушать тебя. Если хочешь.
С некоторыми недомолвками Амель описала последние месяцы. Она начала с особенно выдающихся событий, затем, по мере продвижения рассказа, ее речь стала свободней и приобрела более естественные интонации. Она бегло коснулась Школы журналистики, своих амбиций, замужества и порожденных им противоречивых желаний. Она также совершила несколько экскурсов в более отдаленное прошлое, описала знакомство с Сильвеном, напряженные отношения с его семьей из-за различия традиций, впрочем умолчав о многом на этот счет. Упомянула Ружара и профессионалов его уровня, описала, какое место они занимали в ее воображении, когда она еще училась. Призналась, что очень быстро поняла, что после освобождения от родителей затворничество стало для нее ассоциироваться с мужем. Свободу, прорыв дает ей только работа.
А ее работа — это Ружар. На радость и на горе.
Сервье хотел уточнить.
— Да нет, я его не люблю. То есть не так, как ты думаешь. Он хороший журналист, образованный человек. У него опыт. Он честен.
— И все же он привлекательный?
— Я просто сорвалась. Это не повторится.
— Что ты собираешься делать?
— Думаю, с ним надо порвать. Я хочу сказать, с Ружаром.
— Вот так, сразу? А потом?
— Потом? Сильвен. Я…
— Я знаю, о чем ты думаешь. Если ты это сделаешь, ты не только ничего не исправишь, но долго будешь сожалеть. Лучше найти равновесие.
— Как ты, проводящий свою жизнь в работе, лишь бы не думать обо всем остальном? — Бросив ему в лицо свои злые слова, Амель мгновенно взяла себя в руки. — Прости. Ты, наверное, прав. Но тебе не все известно: дело, над которым я работаю, немного меня пугает.
Она умолкла и стала следить взглядом за проходящим мимо, наполовину пустым туристским судном.
Сервье не торопил ее — ни к чему.
Помолчав, журналистка в деталях описала «дело „Мартины“», как они с Ружаром его между собой называли. Попутно она ответила на пару вопросов и закончила изложением их гипотез:
— Ружар даже убежден, что нас прослушивают. Это-то меня и пугает, особенно если наша теория верна.
— У вас есть фамилии тех, кто, как вы предполагаете, является участниками, так ведь?
— Да, и их фотографии. И имя крота. И его фотографии тоже.
— Неужели вам удалось сделать фотографии настоящих разведчиков?
В голосе своего собеседника Амель уловила нотки восхищения. Их история возбуждала его любопытство.
— Ружар обратился к одному своему приятелю. — Она снова гордилась тем, что работает над, очевидно, выдающейся темой. — Этот парень со своим фотоаппаратом круглый год охотится на людей. Его зовут Ян Су.
— Наверное, это совсем не то, что его рутинная работа.
— Я встречалась с ним всего один раз, и он сказал мне, что следить за интересующими нас людьми гораздо проще, чем за звездами, которых он обычно пытается захватить врасплох.
— Видно, у них нет привычки особенно осторожничать с этим.
— Все говорят, что наши секретные службы — пустое место.
Все с тем же отсутствующим взглядом, который Амель уже пару раз замечала, Сервье кивнул и очень серьезным тоном продолжал:
— И все-таки ты должна быть очень осмотрительна. Пустое место или нет, если то, что ты рассказываешь, правда, эти люди не святые.
Амель снова разнервничалась:
— Я отлично знаю! — Она вздрогнула.
Жан-Лу обнял молодую женщину за плечи:
— Прости меня. Я надеюсь, ты хотя бы не хранишь у себя копии этих фотографий? Если они у тебя, надо от них избавиться.
— Нет, у меня их нет. Ружар штук десять отнес в еженедельник. Чтобы показать Клейну, своему боссу. А вот у Яна, я думаю, все есть. — Журналистка недовольно вздохнула. — Черт, я всегда злилась по поводу всеобщей паранойи и вот уже сама в нее впадаю.
— Ты в плохой форме и очень устала. Завтра все перестанет быть таким мрачным.
— Ты правда так думаешь? — И совсем тихо Амель добавила: — Спасибо, что ты есть.
— Прости, что?
— Я говорю, что оценила твое присутствие. За последнее время ты единственное хоть сколько-то положительное явление в моей жизни.
— «Хоть сколько-то положительное»? — Он притворно хохотнул. — С чего бы это? Ты посвятила меня в эту историю, но кто я такой, чтобы говорить тебе что бы то ни было? Не давай втянуть себя слишком глубоко в безумства этого Ружара, вот и все.
— Неужели ты бы бросил, если бы осознавал, что происходит что-то очень непонятное, точнее, совершенно омерзительное? Если бы ты мог положить этому конец, предав гласности?
Сервье не ответил.
— Через два дня мне надо съездить в Лион.
— Девятого? Зачем?
— Повидаться с родственниками мертвого молодого парня, второго из тех, на кого нас навели. Судя по всему, он примкнул к исламистам. Я еду, чтобы попытаться составить его психологический портрет, более полный, чем у нас есть. Я пообещала Ружару, что сделаю это. А когда я вернусь, посмотрим.
Амель хотела что-то спросить и повернулась к Жан-Лу, но он опередил ее вопрос:
— Я уезжаю в конце недели. За границу. — Глядя на девушку, он угадывал за темными стеклами очков зелень ее глаз. — Вернусь не раньше следующей среды или четверга.
— Не раньше чем через неделю.
— Да. Обещай мне беречь себя.
09.11.2001
Абли, в провинции Ивелен. Обычный серый автомобиль без номеров припаркован на углу улиц Мэрии и Акасьа. Прямо перед мостом, так что его невозможно увидеть со стороны жилого квартала, выстроенного на месте бывшей городской железнодорожной станции. А тем более из квартиры Нурредина Харбауи. С ним вместе временно проживал и его младший брат Халед, подрядившийся без оформления поработать на стройке. Оба они трудились по ночам и уже давно не возвращались домой спать.
— С этими парнями мы только время теряем. Я их нутром чую. — Сидящий за рулем Менье зевнул.
Понсо сидел на пассажирском месте, упершись лбом в стекло.
— Похоже, Нелатон думает иначе. По их мнению, парни помогают по снабжению.
— За три недели мы не видели и не слышали ничего особенного, так? Уже не в первый раз они так вляпываются.
На заднем сиденье лежал Зеруаль. Он приподнялся и просунул голову между креслами:
— Я думал, их вычислили по списку звонков парню из страсбургской группы?
— Так говорят наши коллеги.
— А как насчет зала для молитвы в Манте, того, куда ходит этот самый Мустафа Фодиль?
Понсо подавил зевок.
— Это ничего не дало. Или почти ничего. Нам уже известны бородачи, которые стоят за ним, и мы знаем, что они не слишком приветливы. Но они здесь не одни. В задержании Фодиля задействован Тригон, так ведь?
Его помощник кивнул, немного подождал и рыгнул.
— Вот и все, что эта история у меня вызывает.
— По крайней мере у добрых людей создается впечатление, что их деньги удачно расходуются. — Зеруаль снова улегся. — Разбудите меня, когда начнется.
— Что там в двадцатом?
— По последним сведениям, уши от старого зайца, о досточтимый шеф.
— Что мы там имеем?
— Видео со скрытых камер из мечети, из бара и у Момо Туати. У Сесийона все по-быстрому демонтировали и отрапортовали коллегам из тридцать шестого.
— А по Мессауди?
— Ты сам сказал не лезть туда. К тому же у нас людей маловато.
— Как они меня достали. Пора кончать. Все это ни к чему.
В наружном зеркале заднего вида Понсо заметил какое-то движение. Он взглянул на часы: без десяти шесть.
— Гляди-ка, похоже, им надоело ждать.
Когда он произносил эти слова, с двух сторон обогнув их машину, пробежала большая группа полицейских в штатском, с капюшонами на головах, в бронежилетах и с автоматами. Далеко позади, в конце улицы, занимали позиции, чтобы блокировать проход, фургоны групп содействия полиции.
