Пан Изидор надолго не задержался — он появился минут через пять, и мы направились к машине. По дороге он прошептал:
— Пани Валерия, благодарю вас за то, что вы не рассказали о пакете. Полиции совершенно не надо об этом знать.
А я даже забыла о пакете, уставшая за такой длинный день.
* * *
В гостиницу около метро «Инвалидовна» мы доехали за двадцать минут.
— Вы подниметесь со мной? — спросила я полицейского, который представился подпоручиком Гржебиком.
— Хорошо, пани, — ответил он.
Пан Кон вышел из машины и сказал:
— Если позволите, я прогуляюсь с вами — насиделся в отделении.
Под удивленным взглядом портье (меня же сопровождал полицейский, да еще глубокой ночью) я нажала на кнопку лифта, и мы поднялись на четырнадцатый этаж.
— Присаживайтесь, я сейчас достану папку.
Подойдя к своему чемодану, я открыла его, и только хотела достать папку, лежавшую на самом верху, как поняла, что ее там нет. Я перерыла весь чемодан — папки не было.
Гости с интересом следили за моими манипуляциями. Я вытряхнула содержимое чемодана на диван.
— Смотрите сами — папки нет.
— Куда она могла подеваться? — спросил полицейский.
— Понятия не имею!
— Что-нибудь пропало еще?
— Подождите… Я не вижу своего ноутбука. Он не поместился в сейф, и поэтому я его спрятала в шкафу, закрыв одеялом. Одеяло на месте, а компьютера нет.
— Что там было? — всполошился пан Кон, и полицейский с подозрением посмотрел на него.
— Много чего. Мои документы, фотографии, текстовый файл с докладом.
— На каком языке?
— На русском. Я же переводила с черновиков пана Маркса, а писала на русском. А теперь ни черновиков, ни компьютера.
— Я должен связаться с подполковником Шуселкой, — сказал Гржебик и принялся вызванивать начальство.
Поговорив несколько минут, он повернулся ко мне:
— Пани Вишневскова, мы с паном Коном уйдем, а вы ложитесь, и никому не открывайте дверь. Утром сюда приедет следственная бригада, и все хорошенько обследуют. Вам понятно?
— Понятно, — кивнула я. У меня не осталось сил. Единственное желание было свалиться на диванчик и заснуть.
Мои гости ушли, я удостоверилась, что дверь заперта и отправилась к диванчику в салоне. Но мне пришла в голову мысль, что я прекрасно высплюсь в спальне, так как никого нет, упала и заснула в полете над подушкой.
* * *
Мне снилось, что надо мной наклонился Денис, похлопывает меня по плечу и говорит, почему-то на иврите: «Валерия, проснись, вставай!»
— Не хочу, — отмахивалась я, но потом, поняв, что это не сон, вскочила и протерла глаза. У кровати стоял Ашер.
— Откуда ты взялся? — спросила я. — Ты знаешь, что тебя ищут?
— Потом, потом… — отмахнулся он. — Собирайся живее, нам отсюда надо уходить.
— Куда? Утром придет следственная бригада. Ты не должен уходить. Останься!
— Пока придет бригада, тебя уже десять раз успеют прирезать, как Карни. Давай быстрее.
— Ты знаешь, Ашер, из номера украли папку и мой ноутбук.
— Это я взял и перепрятал. Не исключено, что за ними должны прийти. И если ты будешь в номере, тебе не поздоровится. Готова?
— Да.
Ашер бесшумно открыл дверь, и мы выскользнули в сумрачный коридор, освещенный тусклыми лампами.
— Не туда! — прошептал он. — Не надо на лифт, бежим вниз по лестнице.
— Четырнадцать этажей? — ужаснулась я.
— Жить хочешь — козочкой поскачешь, — огрызнулся он и поспешил вниз по лестнице.
В лобби гостиницы мы прошли не сразу. Ашер пошел вперед, огляделся и вернулся.
— Спрячься за фикус. Я выйду один, поймаю такси. Когда я подъеду, таксист даст сигнал, ты бегом выскочишь и прямо в машину. Понятно?
— Понятно, — мне уже было не до шуток, настолько серьезен был его тон.
За фикусом мне пришлось просидеть около четверти часа. Подъехало такси, я рванулась с места и в дверях налетела на высокую старуху-чешку, знакомую мне по вчерашней прогулке по Вышеграду.
— Приминтэ просим (прошу прощения), — пробормотала я, глядя вниз, и нырнула в открытую дверцу такси.
Уже отъезжая, я видела, как меня провожает тяжелый старухин взгляд.
В такси я постучала Ашера по плечу.
— Куда ты меня везешь?
— В укромное местечко. Сначала надо выспаться, а потом уж подумать, как будет отсюда выбираться.
— Ты с ума сошел! У меня же подписка о невыезде! Ты хочешь, чтобы нас арестовали прямо в аэропорту?
— Разберемся, все будет хорошо!
В голове тут же застучали пронзительные вопли Верки-Сердючки: «Харашо! Все будет харашо, все будет харашо, я это знаааю!..», хотя Ашер говорил на иврите. Эта песня иглой вонзалась мне в мозг и я, обхватив голову руками, негромко застонала.
Такси остановилось, шофер назвал цену, Ашер только было собрался платить, как я возмутилась и на чешском потребовала оплаты по счетчику. Шофер тут же извинился и взял в четыре раза меньше. Выйдя из машины, Ашер укоризненно произнес:
— И зачем ты это сделала?
— Таксисты в Праге всегда завышают цену, если видят иностранца. И боятся так поступать с чехами.
— Теперь он нас запомнит. А так были бы мы для него обычными иностранцами. Нам лишние свидетели совсем ни к чему.
Ужа светало. Я посмотрела по сторонам: мы находились в районе чистеньких двухэтажных домиков с черепичными крышами. Ашер открыл калитку и дал мне пройти.
— Наша комната в конце коридора. Сразу ложись и спи, тебе надо отдохнуть.
— А как же ты?
— За меня не волнуйся, я потом посплю.
— Ашер, зачем мы убежали? От кого нам прятаться? От полиции, убийцы? Кто он?
— Пока не знаю, но положись на мою интуицию.
Мы зашли в небольшую уютную комнату. На стене висели старые литографии, а на подоконнике росли цветы в длинном деревянном ящике. Посреди стояла большая двуспальная кровать, а на тумбочке около нее лежал мой любимый лэптоп и на нем папка с документами Йозефа Маркса. Я с недоумением посмотрела на Ашера.
— Ложись, нам сейчас не до этого, — он неверно истолковал мой взгляд.
Дважды меня просить не надо было.
* * *
Солнце уже высоко стояло в небе, когда в моей сумочке зазвонил сотовый телефон. Я успела схватить его до того, как он замолчал.
— Алло, я слушаю, — голос спросонья был никакой.
— Мне нужна пани Валерия.
— Пан Кон, это я.
— Я вас не узнал, где вы находитесь?
— Я сама не знаю, а что такое? — мне не хотелось говорить, что Ашер меня забрал. Все же я до сих пор не разобралась в мотивах его поступков.
— Как это не знаете, где вы? — удивился он. — Ладно, неважно. Вы нашли папку и свой компьютер?
— Да.
— Очень хорошо, — обрадовался пан Кон. — Вы можете взять такси и срочно приехать к «Трем наперсткам»? И захватите с собой документы.
— Хорошо, скоро буду.
Почему я так легко согласилась на его предложение? Ведь я сама хотела поехать к пану председателю и узнать фамилии тех, кто присутствовал на прогулке. Мы с ним договорились об этом вчера.
В дверь постучали. Я открыла. На пороге стояли две пожилые дамы. Одна была одета в кремовое платье в розочках, другая — в синий брючный костюм.
— Доброе утро, пани…
— Валерия, — ответила я.
— Очень приятно, — ответила та, что в синем, — это пани Димкова, а моя фамилия — Непотршебова, мы владелицы этого пансиона.
— Вы так долго спали, милочка, — сказала дама в розочках, — что мне подумалось: было бы жаль, если вы пропустите завтрак. А у нас сегодня чудесные волосатые кнедлики.
При этих словах у меня желудок мгновенно взлетел к горлу, и я лишь усилием воли вернула его на место.
— Нет, спасибо, я не голодна, тем более, что я очень спешу.
— Ну, как знаете…
Дамы ушли, почему-то обнявшись, а я принялась лихорадочно собираться. На улице я поймала такси и дала адрес — дом «У трех наперстков» на Вышеграде.
Пан Кон встретил меня с распростертыми объятиями.
— Валерия, вы принесли?
— Да, пан Мориц. Но хочу предупредить: документы я вам только покажу. Меня никто не уполномочивал их продавать.
— Да-да, не волнуйтесь, я подожду официального заключения о наследстве, и я надеюсь, что все разрешится к взаимному удовлетворению.
— Как вы сказали?
— Позвольте вам представить пани Марксову, — торжественно произнес он.
— Что? — я не поверила своим ушам.
В комнату вошла та самая высокая молчаливая старуха, которую я видела вчера на прогулке. Мы поздоровались.
— Вы тоже Марксова? — спросила я.
Вместо ответа она закрутила рукав и показала мне номер, выколотый на внутренней стороне предплечья.
— Сочувствую, — пробормотала я. — И как этот номер относится к пану Марксу?
— У него на единицу меньше, — ответила старуха. — Мы попали в Терезин вместе, хотя он мог отвертеться — у него отец был чехом, из легионеров, а мать умерла давно. Но на него донесли, что мать еврейка, и его забрали. Там нас разлучили, но я никогда не переставала быть его женой.
