ещё и отдежурил сутки, чертыхнулся на всё наше здравоохранение и волевым решением усадил доктора в его кабинете, закрыв предварительно дверь. Врач сразу обмяк, и мне показалось, что присев в кресло, он тут же уснёт. Не дав ему полностью расслабиться, я расспросил его о пациентке, доставленной вчера. Отвечал он вяло и неохотно:
— Ничего я Вам толком не скажу. Её привезли вчера. Я сам её осматривал в приёмном покое. Анализы пока не готовы. Всё, что можно сказать: девушке ввели какой-то препарат, провоцирующий полную амнезию. На предплечье у неё следы от инъекций. Она не говорит, ничего не помнит, на вопросы не отвечает, находится в полной прострации. Механическая память у неё осталась. Она нормально передвигается, ходит в туалет, даже позавтракала утром. Но говорить пока не начала. Ей сделали несколько капельниц, но, пока мы не получим результаты анализов, мы не можем сказать, что ей ввели, и не можем, соответственно, применить какую-либо терапию. Чтобы знать противоядие, необходимо знать яд. Скорее всего, это какой-то синтетический наркотик, хотя не исключаю и введение более сложных веществ. Ну Вы же должны знать, что могут вводить в таких случаях… Это ваши какие-то шпионские штучки. А может быть и вполне доступные средства, те же барбитураты, тиопентанол, например, или пентобарбитал… — все термины, будь-то технические, компьютерные или медицинские, всегда вызывали у меня некоторое раздражение. Тем временем, врач продолжал сыпать названиями достижений фармакологии. — Триазол, да и вообще вся группа бензодиазепинов вызывает довольно стойкую антероградную амнезию. Я уже не говорю про анестезирующие средства: фентанил, галотан, изофлюран… Всё это и без наркотиков могло вызвать провал в памяти, — врач видя моё растерянное выражение лица, снизошёл до простого, человеческого объяснения, — Вы не переживайте, товарищ майор, мы всё выясним… Придут результаты анализов, станет понятно, что ей ввели. Никаких повреждений у неё нет. Её не насиловали и не били. Она в полном порядке, просто пока мы не можем вернуть ей память. Сделаем томографию… Но не сразу, у нас огромная очередь, а томограф в таких случаях редко что может показать.
— А когда с ней можно будет поговорить?
— Ох, товарищ майор, это ж не кино, — усмехнулся врач. — Как память вернётся, говорить начнёт, так и разговаривайте хоть до мозоля на языке. У нас же не частная клиника в Беверли-Хиллз, у нас общегородская больница с недостаточным финансированием и знаменитая только тем, что всех бомжей и неопознанных пострадавших везут именно к нам. У нас на сегодняшний день, после вчерашнего дежурства, больница переполнена на семьдесят процентов. Мы, к сожалению, не успеваем хватать больного прямо в приёмном покое, тащить его срочно в реанимацию, на ходу подключая приборы и капельницы. Это фантастика, сынок, — устало пробормотал врач. — Меньше трёх-четырёх часов пациенты в приёмном покое не проводят. Мы это знаем, но ничего не можем с этим поделать. Это общее, я бы даже сказал, общероссийское состояние медицины. И поверьте, это вовсе не от того, что мы такие плохие, это совсем, совсем не поэтому…
Выяснять политические взгляды врача мне было некогда и незачем. О состоянии отечественного здравоохранения не говорил и не знал разве что слепой, глухой и ленивый. Хотя нет, слепой и глухой, как раз знали это лучше других. Значит, ленивый… Я убедительно попросил врача отнестись к пациентке как можно более серьёзно. Внушил ему это, как острую оперативную необходимость, сославшись на то, что девушка является особо ценным свидетелем. Врач пообещал связаться со мной, как только Лена начнёт приходить в себя, ответственно заявил, что лично отдаст указание медсестре перевести пациентку в двухместную палату и наблюдать за ней во все глаза. Вежливо поинтересовался, почему же мы, милиция, не приставим к девушке охрану, раз она такой важный свидетель. Я сделал вид, что пропустил мимо ушей язвительный тон доктора и буркнул, что, мол, состояние правоохранительных органов близко по состоянию к ситуации в отечественном здравоохранении, поэтому охраны не будет. Отчитался по телефону перед директором кафе, не стал вдаваться в подробности, сказал лишь, что Леночку пока трогать бессмысленно, потому, как она ничего не говорит и ничего не помнит. Заверил Юрия, что больничный у Лены будет, поэтому пусть он поищет ей замену на время болезни. Не надеясь на память врача и исполнительность медсестры, я сам заглянул на пост и сунул дежурной пятьсот рублей, строго-настрого велел ей присматривать за девушкой и при её первых же разумных словах связаться со мной. Оставил медсестре свою визитку, которая привела её в неописуемый ужас словами о прокуратуре. Она даже попыталась вернуть мне деньги, но я настоял на взятке, махнув рукой на всю борьбу с коррупцией разом.
Приехав в контору, я двадцать минут собирался с силами перед походом на доклад к Снегирёву. Отчитался я значительно быстрей. Полковник долго размышлял над моими словами, прежде чем спросить:
— Все адреса, с которых приходили письма проверили? Или их тоже создавали с компьютеров убиенных?
— Да нет, из разных мест письма были. В основном, с левых мобильников, — я сообразил, что можно попробовать отследить дальнейшую корреспонденцию с прежних адресов преступника, хотя смысла особенного нет. Чего стоит поменять адрес и зарегистрировать новый ящик? Пять минут. Выйти в сеть для отправки почты можно с левой симки, из компьютерного клуба и откуда угодно ещё. Из Макдоналдса, например, имея при себе ноутбук, из компьютерного кафе, даже не имея компьютера с собой, из любого офиса за сто рублей…
Этими мыслями я быстро поделился со Снегирёвым, в очередной раз, поразившись его компьютерной толковости. Он порекомендовал отследить все последующие письма, взять на контроль электронный ящик Лисицыной, что я и предполагал сделать, раз уж Сашка так толково раздобыл адрес.
В кабинете было настолько душно, что я выбравшись на улицу, влез в машину и включил кондиционер. Отсюда работать тоже можно. Решил позвонить Димке из Сестрорецка. В прошлый раз он показал себя сообразительным и находчивым сотрудником. Может, и на этот раз не подведёт. Дима внимательно выслушал мою просьбу и, на всякий случай, уточнил:
— Ловить всё, что придёт на адрес lisichka@mail.ru. Я правильно понял?
— Да, Дим, ты молоток! Ловишь на лету, — подбодрил я компьютерщика, слыша его унылый голос.
Димка ответил не сразу. Посопел, подумал, решился всё же:
— Я только попозже… У нас тут переполох уже второй день. Или это срочно?
— Это срочнее срочного, Дима! А что у вас там случилось?
Димка снова посопел и выдавил:
— Так у нас эксперта убили, Зарецкого. Всё отделение на ушах… Я просто его компьютером сейчас занимаюсь.
Мне показалось, что вокруг стало темно. Пропали и цвет, и звук, и солнечный свет,
