— Он ни фига не получит, — мрачно сообщила она, — весь этот бордель был открыт на мои деньги. Понимаешь?
Я кивнула.
— Вот, — сурово изрекла Марина, — и пусть гастритный, вонючий альфонс зарубит это у себя на прыщавом носу… Скорее я сдохну!
Словесное уничтожение альфонса-Мони доставило его бывшей супруге такую сумасшедшую радость, что она снова залилась устрашающим хохотом.
Впрочем, приступ хохота быстро прошел, перейдя в тихие всхлипывания.
— Короче, Тань, — посмотрела она на меня пьяным и жалобным взором. — Возьмешься за мою проблему?
Я пожала плечами. Честно говоря, лезть в Маринину жизнь мне не хотелось. Но вполне возможно, что именно через нее я выйду на убийц Анечки?
Чем лукавый не шутит…
— Я тебе заплачу. Серьезно, — заверила меня Марина. — Сколько ты берешь?
— Двести в сутки… — меланхолично сообщила я, мысленно находясь в Анькиной квартире. Игорь просил забежать туда, чтобы забрать необходимые ему вещи.
— Чего так мало-то? — удивилась искренне Марина.
— Долларов.
— А… Ну, я осилю… — Марину ничто не могло остановить. Она была слишком напугана. Впрочем, станешь напуганной от такой жизни…
* * *
Деньги, которые были вложены в «Мамону», Марина заработала нелегким и неблагодарным трудом. Около года она паслась возле московской гостиницы «Космос», пока счастье не улыбнулось ей щедро и радостно.
Счастье выглядело респектабельно, хотя и несколько старовато, и звалось «господином Штайнером». Марина подцепила его на крючок мгновенно. Господина Штайнера русская красавица пленила. Сердце его заработало с юной ретивостью. Вид розовых щечек и русой косы, вкупе с пышненькими формами, заставил господина Штайнера поглупеть от нахлынувших чувств. Марина этот момент усекла. Действовала она мудро и мыслила стратегически. Очень скоро господин Юрген Штайнер несколько помешался в рассудке и потерял счет деньгам.
Марина старалась изо всех сил. Она шла на всевозможные ухищрения, проявляла чудеса изобретательности в постели, делала все, что заблагорассудится господину Штайнеру.
Казалось бы — вот оно, заслуженное нелегким трудом счастье советской женщины. Марина стала настолько уверена в себе, что решила идти до конца. Конец находился в немецкой кирхе, где обвенчанная с возлюбленным толстяком Марина могла бы стать богатенькой фрау со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Однажды господин Штайнер, прилетевший на крыльях любви, застал свою медхен в слезах. Печальная и беззащитная несчастная девица призналась ему в беременности, и вот тут-то оказалось, что местные приколы на импортных мужиков почему-то не действуют. Старательно выдуманная беременность не растопила сердце господина Штайнера.
Жизнь всей тяжестью обрушилась на плечи несчастной Марины. И на сей раз в образе существующей в Аусбурге реальной фрау Штайнер, уже обремененной тремя чадами. Более того, развестись с оной дамой несчастный любовник не мог уж никак! Поскольку вся его мыльная фирма принадлежала папеньке фрау Штайнер, который если и страдал альтруизмом, то не до такой степени, чтобы благодетельствовать обидчиков родной дочери?!
Конечно, Марине были выплачены отступные. И, признаться, отступные весьма немалые. Уж Марина постаралась выторговать сумму побольше…
Именно тогда, в трудную минуту, повстречался ей, брошенной и одинокой барышне, наш Михаил Иваныч Матвеев…
* * *
Марина вздохнула и закончила свой рассказ неожиданно резко:
— Лучше бы я осталась одна как перст, чем выходить замуж за этого кошмарного урода!
Она поморщилась, сплюнула на пол и передернулась.
Интересно, чем же это нужно было довести женщину до этакой реакции при одном упоминании о своей персоне?
— Так что — сама видишь… Магазин был открыт на мои деньги, он не вложил туда ни копейки! И рассчитывать он может только на пожизненную ренту в два бакса, И то много…
Она вздохнула. А я в очередной раз подумала о том, как тяжела жизнь деловых женщин! Во-первых, надо все время стараться сохранить и приумножить капитал. Во-вторых, пытаться соответствовать имиджу. Это, конечно, если ты им уже разжилась. А ведь нужно еще приглашать всяких стилистов, визажистов и прочих кутюрье! Это мирной трудовой бизнесменше влетает в копеечку.
Да еще и «кошмарные уроды»… Их тоже со счетов не сбросишь. Наша женщина, она ведь как воспитана? Хоть умри — а чтобы наличествовал муж. Даже если он пьяный на диванах валяется и толку от него ни в доходе, ни в приходе. Мы только начинаем отвязываться от дурной привычки обязательно выходить замуж. А если учесть, что до нас все доходит, как до жирафов, мучаться нашим дамам предстоит еще долго…
Словно прочитав мои мысли, Марина вздохнула так тяжело, что жалость к ней уничтожила во мне все другие чувства.
Мне показалось, что она близка к истерике и нужно срочно вызывать Волошина. Пускай потрудится по специальности!
Но Марина сама быстро справилась с минутной слабостью. И уже благополучно улыбалась. Вот это выдержка!
— Марин, — поинтересовалась я, — а какая у Мони машина?
— А ты как думаешь? — хмыкнула она. — «Мерин», конечно. Малиновый. Как пиджак.
Да. Моне Матвееву соответствовал именно «Мерин». Надо ж было нашим нуворишам так испоганить хорошую машину, что от нее уже начало тошнить! На месте концерна «Мерседес» я бы запретила им пользоваться этой маркой.
Правда, подсчитав, сколько потеряют на этом несчастные производители, я содрогнулась. И решила не приставать к ним со своими советами.
— А белую «девятку» ты никогда не встречала?
Марина наморщила лоб. Потом покачала головой:
— Сколько угодно. Но ко мне это отношения не имело. Ни у кого из знакомых такой машины нет. У меня — «девятка», но зеленая.
— И Аня тебе ничего не говорила?
— Так ты имеешь в виду эту «девятку»? — Марина оживилась. — Говорила. И я ее видела. Только больше я ничего об этом не знаю. Может, поклонник?
Я почувствовала злость на пресловутый фантом. Шныряет себе перед моим носом, явно чего-то добиваясь. Подъехал бы и сказал — чего. Нет, он просто так проплывает мимо. Голландец летучий… Черт бы его побрал!
— Так ты возьмешься, Тань? — спросила Марина, сложив молитвенно руки. — Пожалуйста!
Я кивнула:
— Подумаю, — ответила я — Давай сделаем так. Я тебе перезвоню. Согласна?
— Когда? — Марина даже затаила дыхание. Она действительно боялась.
— Вечером. Сегодня, — пообещала я. Лицо Марины почему-то напоминало мне куклу Барби, потерявшую туфельку… Глупенькое и растерянное. Я вздохнула.
— Да не бойся ты так, — попробовала я успокоить ее. — Прорвемся.
Марина судорожно кивнула. Я вздохнула. Новая клиентка явно нуждалась во мне. Хорошо быть сильной женщиной, — саркастически улыбнулась я самой себе, покидая Маринины апартаменты. Где бы только сил этих набраться…
* * *
Неужели все так просто? До безумия? Неужели моя бедная подруга погибла благодаря обезьяньим замашкам соседки по этажу?
Мысль была ужасной. Анька не заслуживала такой смерти. Меня переполняли обида и злость. Вся загнанная в уголок сознания энергия забушевала во мне с прежней силой. Я начала ощущать себя бомбой, готовой взорваться.
Последней каплей оказалась проклятущая белая «девятка». Увидев ее знакомый силуэт, я разозлилась так, что сосуды в голове угрожающе заныли, готовые к приступу боли.
Я плюнула на свою машину и, встав на пути «девятки», подняла руку. Пусть подвезет, заодно посмотрим, как выглядит загадочный ездок.
«Девятка» мой маневр разгадала мгновенно. Она спокойно объехала меня и продолжала свой путь.
— Он еще и хам! — рассерженно констатировала я вслед, успев, однако, заметить, что водитель довольно молод и симпатичен.
— А туда же, — проворчала я, — в преступники… Поэтому и ловить стало вас трудно. Больно обаятельные…
Делать было нечего. Он уехал. Встречаться со мной «фейс ту фейс», видимо, не входило в его планы.
Зато рядом остановился потертый «Запорожец», и пожилой джентльмен дружелюбно спросил, куда мне нужно добраться.
— До сути, — меланхолично ответила я, развернулась и пошла к собственному «коню».
«Вот куплю себе „Харлея“, — угрожающе подумала я. — Тогда никуда вы от меня не денетесь!»
Почему я связывала успех будущих предприятий с прославленным мотоциклом, сама не знаю.
Наверное, в прошлой жизни я все-таки была байкершей.
— Тань, ну что ты привязалась к этой белой «девятке»? Может быть, у тебя просто навязчивая идея?
Вопрос Игоря заставил меня застыть на месте с открытым ртом. Даже удар молнии не подействовал бы на меня с такой ошеломительной силой.
— Как это — чего я привязалась?
