— Тигр в погоне за добычей не смог бы прыгнуть лучше, — присвистнул ученый, восхищенный впечатляющим прыжком.
Однако мандарин, стоя на коленях на земле, не ответил на его замечание. Поглощенный изучением своей находки, он прошептал:
— Вот наконец и след… Как белая шелковая нить могла зацепиться за ветку баньянового дерева?
* * *
Рукой опытного каллиграфа начальник полиции Ки записывал в книгу записей события текущего дня: «Убийство графа Дьема, возможно, с целью хищения драгоценностей». Запись, сделанная накануне, гласила: «Кораблекрушение с двумя жертвами». Он положил кисточку и залюбовался изящными линиями, которые только что нарисовал. Не то чтобы он утратил чувствительность, занимаясь делами, вскрывающими человеческие слабости. Иероглифы «убийство», «кража», «ложь», «прелюбодеяние» расцветали на бумаге пышными растениями или взлетали диковинными птицами, лишаясь своего глубинного смысла. Господин Ки был очень рад недавнему приезду в город мандарина Тана. Молодой человек уже успел проявить рвение, в сравнении с которым все, что делал его предшественник, вызывало чувство глубокого стыда, ибо тот был склонен скорее к нерадивости и при этом не очень противился подаркам, которые кое-кто не стеснялся ему предлагать. Мелкий чиновник не имел права критиковать своего начальника, однако его нутро выражало протест при каждом принятом подношении. Конечно, новому судье предстояло много сделать, потому что вот уже несколько дней, как дела нагромождались одно на другое, и из этого положения надо было выбираться как можно быстрее, чтобы не вызвать недовольства населения. И разве не говаривали в прежние времена: «Один сапек в руке мандарина против десяти ударов хлыстом»?
— Я желал бы получить все сведения о махинациях скопца Доброхота!
Господин Ки поднял голову. В комнату, растрепанный, с распахнутым воротом, ворвался мандарин Тан.
— Как вам известно, господин судья, скопец заведует в нашем городе оборотом товаров. Все, что проходит транзитом через гавань, проходит и через его руки, поскольку именно он дает разрешение на ту или иную сделку.
Мандарин уселся в кресло с резными подлокотниками, обмахиваясь листом бумаги.
— Были ли когда-либо обнаружены нарушения в его деятельности? Я имею в виду левые товары, взятки…
Начальник полиции Ки сокрушенно прокашлялся.
— Ну, в общем, ваш предшественник был слишком занят и никогда особо не занимался делами гавани. Ему достаточно было знать, что тот, кто намеревался что-либо вывезти, мог сделать это, предварительно поставив в известность скопца, а тот, кто хотел что-либо ввезти, прилежно платил пошлину. И если явных жалоб не было, то считалось, что все в порядке.
— Очень удобный способ управлять торговлей, — сказал мандарин с иронией, которая не ускользнула от господина Ки. — Я хочу, чтобы вы потребовали у скопца Доброхота полный список грузов, прошедших через гавань за последние три года. В деле о похищении драгоценностей он занимает ключевое место.
— Неужели он на подозрении?
— Не будем столь скоропалительны в суждениях! Тем не менее со вчерашнего дня его имя звучало слишком часто, и мне хотелось бы разобраться в этом человеке, — сказал судья и продолжил с деланным безразличием: — Мне говорили, что скопец Доброхот является также поручителем госпожи Аконит, на попечении которой находятся городские заключенные. Какая связь существует между этими двумя людьми?
Довольный представившимся случаем продемонстрировать свою осведомленность, начальник полиции Ки начал рассказ:
— Муж госпожи Аконит занимался изысканиями полезных ископаемых…
— Вместе с судовладельцем Фунгом, чья джонка только что потерпела крушение. Я помню.
— Именно так: они объединились, чтобы искать в горах залежи серебра и меди. Эти металлы очень ценятся и могут приносить огромную прибыль. Так вот, во время одной из экспедиций случилось несчастье: супруг госпожи Аконит заблудился высоко в горах, где из-за густой растительности особенно трудно ориентироваться, упал в ущелье и нашел там свою смерть. То же самое произошло и со всеми остальными участниками, после того как они несколько недель блуждали в горах.
— Со всеми, кроме господина Фунга, который пышет здоровьем и возглавляет новое предприятие, — задумчиво вставил мандарин.
— Точно так: каким-то чудом ему удалось выйти на тропинку, где его, голодного и изможденного, подобрал какой-то крестьянин.
Прямой как палка, с заложенными за спину руками, мандарин всем корпусом наклонился к начальнику полиции и спросил:
— И что, чудом оставшись в живых, он, конечно, возблагодарил небо за такой подарок?
— Еще бы! Первым делом он обвинил госпожу Аконит в убийстве собственного мужа!
— Она тоже участвовала в экспедиции?
— Вовсе нет! Но господин Фунг утверждал, что это она подстроила, чтобы группа заблудилась в горах.
Не спуская глаз с собеседника, мандарин Тан продолжал расспрашивать его:
— Не понимаю, как она могла это сделать. Она что, подсунула им неправильную карту или что-то в этом роде?
— Нет, но якобы компаньон говорил господину Фунгу, что его жена способна убить его так, чтобы не осталось никаких следов. И на основании этих слов он обвинил эту даму в убийстве мужа.
— На мой взгляд, улика слабовата, но процесс, думаю, все же имел место?
— Да, конечно, изыскатель подал жалобу, применив сильнейшее давление, и ваш предшественник быстро провел расследование, в ходе которого было установлено, что госпожа Аконит неповинна в смерти мужа.
— И тем не менее она сейчас поставлена вне общества, — заметил мандарин, на память которому пришла тонкая фигурка в простой хлопчатобумажной блузе.
— Подозрения нанесли непоправимый вред ее репутации, — подтвердил начальник полиции, поглаживая бородку.
— Что же дала ей смерть мужа? Можно было бы предположить, что она добивалась его состояния.
— В том-то и дело, что, несмотря на утверждения судовладельца Фунга, она не воспользовалась оставшимися от мужа средствами — весьма значительными, надо сказать. Напротив, она передала их сестре покойного, а сама удалилась и поселилась на землях, которые сдаются внаем бродягам. Это неплодородные участки, которые город сдает им в годовую аренду.
Мандарин стоял не двигаясь, устремив глаза вдаль.
— Похоже, материальные ценности госпожу Аконит не интересуют… — подытожил он про себя.
— Единственное, что связывает ее с нашим городом, это скопец Доброхот, который был знаком с ее мужем, занимаясь вывозом полезных ископаемых. Он является ее поручителем, и он же добыл ей место работы в тюрьме.
— А что за интерес скопцу помогать прекрасной госпоже Аконит? — тихо проговорил судья, которому все еще слышался свист шелковистой косы молодой женщины.
Начальник полиции, не склонный к мечтательности, простодушно предположил:
— Ну-у, разве, до того как стать скопцом, он не был обыкновенным парнем? Красота некоторых женщин способна тронуть самые бесчувственные сердца, вы так не думаете?
* * *
Госпожа Аконит обвязала плетку вокруг талии, оставив оба конца болтаться по сторонам. Ее губы вытянулись в улыбке: этот серый жесткий пояс, стягивавший ее платье из грубой ткани, придавал ей особую элегантность. Ее рабочий день заканчивался среди гомона ночного базара, который как раз разворачивался на площади. Небрежной походкой она быстро шагала по улицам старого города, с радостью отмечая серьезную работу, проделанную ее заключенными. Здесь свежезасыпанные выбоины больше не будут подстерегать повозки; там прочищенные накануне каналы не будут выходить из берегов во время муссонов. Однако, при всей гордости за свою работу, она все так же не знала, как ей вести себя с этими боязливыми горожанами.
Повстречавшийся ей на улице, ведущей к северным воротам, школьный учитель поклонился, приветствуя ее теплой улыбкой. На какой-то момент госпоже Аконит показалось, что честь ее восстановлена. Но тут же подозрительный взгляд лавочницы напомнил ей, что ничего не изменилось. Если даже торговки презирают меня, подумалось ей, значит, я пала очень низко. Она пожала плечами, не желая обманывать себя утверждением, что так даже лучше, и пошла дальше.
Что запомнилось ей из ее мимолетного супружества с богатым изыскателем? Томительные дни, напоенные ароматом безделья, тихие сады в глубине тенистых дворов, фонари, зажигавшиеся перед ночами ожидания. И муж с сильными руками, в отсутствие которого под ее окнами собирались толпы воздыхателей. Когда известие об исчезновении изыскателя достигло города, когда его компаньон Фунг открыто обвинил ее в убийстве, она наблюдала, как поднимается и растет волна всеобщей ненависти. А потом она увидела, как эта волна рассыпалась пеной стыда и угрызений совести, когда она, отказавшись от состояния, отправилась в добровольное изгнание.
