— Фактов, подтверждающих ритуал, нет, — остановила его Сент-Джонс, ожидая еще одного самого последнего «дело в том», чтобы выставить гостя из кабинета и вообще из деревни. Самым своим мягким и доброжелательным тоном, после которого ее шеф в убойном отделе начинал биться головой об стену, она закончила: — И вообще, можете передать, что у меня все под контролем.
— Детектив Сент-Джонс!!! — ворвался со страшным криком констебль, дико вращая глазами: — Убийство!
— В чем дело, Мофли? — не успев переменить голос, поинтересовалась детектив, осторожно скосив глаза в сторону Хиндерсома, чтобы проверить эффект появления экзальтированного констебля.
— Старуху-кукольницу убили!
— Еще раз медленно и раздельно — кого убили? — ласково переспросила Кассандра. Стойкость Гейбриэла Хиндерсома в столь драматической ситуации внушала уважение.
— Ну, ее, Гвен Оуэн, владелицу кукольной лавки «Голова Мавританки»… — Мофли запнулся, оглянулся на Гейбриэла и отчеканил, словно на параде: — Солар-Лейн, тридцать четыре. Зарезали! Пришпилили к прилавку ножом.
— Едем туда, — тяжко вздохнула Сент-Джонс и добавила: — Не вы, констебль. Мистер Гавриил, не будете ли вы столь любезны… ну и всякое такое.
— Ну пожалуйста, я буду вести себя тихо как мышка, — в полном отчаянии взвыл Мофли. Оглянувшись на агента, он с надеждой добавил: — Как мертвая мышка.
— Исключено, — жестко отрезала Кассандра.
— А… как же тогда я? — растерянно пролепетал констебль. Кассандра могла бы поклясться, что он пустил слезу. Не полицейский, а сплошное чувствилище, гадость какая. Эх, надо вовремя отворачиваться. Да вообще как можно реже смотреть в его наивные детские глаза.
— А вы снова обратитесь к вашим писательским талантам и составьте отчет о посещении дома Ходжесов. Поднимите все их заявления.
— Есть, — воспрянув, козырнул Мофли.
Скрипнув зубами, многострадальный детектив Сент-Джонс стремительно вышла из кабинета. Села в автомобиль, завела мотор. Только тогда пришла мысль, что она, пожалуй, не знает, куда именно ехать. Хлопнула соседняя дверца, и агент Хиндерсом вопросительно взглянул на Кассандру.
— Прямо, второй поворот направо, недалеко от дома доктора Элдена, — любезно подсказал он.
— Откуда?..
— Полпути мне немного знакомо. Осматривал в частном порядке местные древности. Имеющие отношение к ритуалам, разумеется. А еще раньше пару раз провел здесь неподалеку летние каникулы.
— М-ну… будем считать, что вы уже принесли пользу, — хмуро констатировала девушка. «Боже! Летние каникулы, подумайте. Такой правильный, что хоть справочник по нему пиши „Каким должен быть идеальный ребенок“. Бывает же счастливое детство у людей», — едва не сплюнула от презрения Кассандра. — Хоть какую-то.
Лавку кукольницы она узнала издали. Смоляной шар со стеклянными глазами и соломенными волосами, заплетенными алыми лентами, болтался у витрины пасторального домика. Вывеска имела отдаленное сходство с головой преступника, основательно вываренного в смоле и повешенного на городских воротах до следующей казни.
Подъехав ближе, Сент-Джонс увидела, что стены, ставни и балки были расписаны буколическими орнаментами. Рассмотрев поближе и голову, она с отвращением заметила, что ее белоснежная улыбка была обеспечена двумя рядами речных ракушек, выложенных на месте рта.
— Черт! — неожиданно для себя вслух выругалась девушка. — Проклятая ведьма.
— Вы знаете, вероятно, так и есть. Не беглый каторжник, — задумчиво отметил ее спутник, тоже разглядывая вывеску.
— Хм. Разве не такие чучела сжигали во время охоты на ведьм? — Яркие ленты полоскались о стекла широкой витрины, в которой были выставлены всевозможные игрушки.
— Да, именно такие, — подтвердил агент. — Странная вывеска. Даже для этих мест… Давно хотел на нее взглянуть еще раз. Некоторые источники утверждают, что это настоящая человеческая голова. Жила здесь когда-то ведьма, которую невзлюбили добрые селяне. В соответствии с обычным ритуалом, ее посадили на стул и бросили в озеро. Утони она, это стало бы лучшим доказательством ее невиновности. Но чародейка, по свидетельствам очевидцев, выбралась из воды невредимой.
— Повезло.
— Не совсем. Чудесное спасение стало неоспоримым доказательством ведовства, и ей отрубили голову. Останки несчастной засмолили и вывесили у въезда в деревню. Тело сожгли, прах развеяли над озером, где проходило испытание. Протоколы хранятся в архиве местной церкви. Увлекательнейшее чтение, — серьезно заверил агент. — Прошло много лет, прежде чем оставшуюся голову обвязали соломой, украсили лентами (довольно милыми, не находите?) и стали использовать как вывеску для лавки игрушек.
— Может, вам известно, что за ведьма такая была? Фамилия, еще чего доброго? — «Черт его знает, ну а вдруг!»
— Дама была из чужих мест. Не совсем понятно почему, но ее именовали Черной Ведьмой. От «черной» магии, вероятно, — предположил агент. Он почти разочаровал собеседницу: — У меня по этому поводу есть одна теория. Имени, данного при крещении, не сохранилось, вряд ли уроженка местного прихода. Ее поймали непосредственно за совершением злодеяния. Эта расправа могла бы войти в энциклопедию как самый поздний процесс по делу о колдовстве. Но состав жюри внушает сомнения знатокам.
Колокольчик, подвешенный к дверям, пронзительно зазвенел, когда они вошли в лавку. Внутри был всего лишь один человек, но он создавал столько шума и неразберихи, словно десятки куриц с отрезанными головами носились внутри магазина, поднимая пургу из перьев.
— Лавка закрыта, убили, убили, — кинулась к ним большеглазая бледная женщина, нервно сжимая переплетенные пальцы рук, до странности напоминавшие птичьи. Облачена она была в серое шерстяное платье и легкий желтый шарфик. Красные лаковые туфли неприлично сияли в свете электрических ламп. Серые канцелярские нарукавники и карандаш, заложенный за ухо, дополняли образ. — Где же, кто же нам поможет?
— Детектив-инспектор Кассандра Сент-Джонс, — разворачивая одновременно полуулыбку и удостоверение, девушка шагнула вперед. — Как вас зовут? Что именно произошло?
— Та самая Кассандра? — Имя произвело странное действие. Женщина вынула карандаш из-за уха и впервые посмотрела на вошедших осмысленно. — Но я не готова так скоро… Простите великодушно, меня зовут Уна. — Немного повертев карандаш в пальцах, она машинально вернула его на место. — Беднейшая и всенесчастнейшая Уна Крайн, — снова скороговоркой представилась женщина, уверенно присев в реверансе. — Скромная, посильная помощница Гвен Оуэн во всех смыслах. Пойдемте же, пойдем туда. Ах, это невыносимо ужасно!
Не удивляясь подобному приветствию, Кассандра пожала плечами. Они все здесь сумасшедшие. Уна вела себя так, будто в голове у нее был невидимый тумблер, при помощи которого кто-то ее переключал с одной фазы на другую. То она двигалась несколько замедленно и говорила вполне вменяемо. То вдруг вся всполошится, нахохлится, и ну давай бегать вокруг полицейских, размахивая руками и лепеча вздор. Маленькая фигурка в сером между тем увлекла их вглубь лавки.
Пробираясь мимо забитых стеллажей, на которых теснились многочисленные коломбины и пьеро, медвежата и кролики, а также не поддающиеся биологической идентификации комки из меха и кружев, но зато с глазами и ушами, процессия шла сквозь магазин к прилавку, темнеющему в глубине зала.
Мельком оглядывая заваленные странными существами полки, Кассандра еще раз окинула взглядом Уну. Это была миниатюрная, затянутая в серую шерсть с черными шевронами с ног до головы горбунья. Огромный угловатый горб сидел на спине хрупкой женщины с таким довольством и сознанием собственных прав, что казалось, даже платье было скроено, вытачано и тщательнейшим образом подогнано именно к нему, а не к фигуре его обладательницы.
Для своего физического недостатка Уна передвигалась весьма проворно. Она встревоженно металась по лавке, как диковинная птица в вольере. Бросалось в глаза, что магазин довольно велик для скромного заведения, торгующего игрушками в заброшенной деревне.
— Вот, — всхлипнув, остановилась Уна и указала дрожавшей лапкой на прилавок.
Глазам прибывших предстала картина по драматичности, обилию темно-красного цвета и черным теням, густеющим вокруг, достойная кисти Рембрандта.
На прилавке полированного дерева возлежала сухонькая старушка с пушистыми белоснежными волосами, нежной кожей желтоватого оттенка и мельчайшими морщинами. Ее черные глаза были распахнуты и устремлены в благородно подкопченный временем потолок. Руки судорожно схватили края столешницы. Справа в грудь был воткнут нож. Кипенная некогда манишка алела широко расплывшимися пятнами крови.
