— Эй, сыщики? Чай с пирожками будете?
— Откуда такая роскошь? — поинтересовался рыжий.
— От верблюда! — Лариса ревновала. Миша слишком крепко жал руки этой Крыловой! Он сразу все понял, этот человеческий изъян был ему прекрасно знаком. Правда, он не ревновал ни одну из своих жен, зато его ревновали мучительно!
— Если вы не против, Лариса Витальевна, мы заглянем к вам вечером, — холодным, обиженным тоном заявил Блюм. — У нас неотложные дела.
— Лариса, — мягко, в отличие от друга, окликнул ее Соболев, — ты не знаешь в каком домике живет Генка Просвирнин, саксофонист?
Лариса пожала плечами — видно было, как она уязвлена Мишиным тоном.
— Сейчас у Эллы спрошу, — скрылась она внутри и через минуту показалась вновь. — В десятом. В одной комнате с ди-джеем.
В десятом коттедже они обнаружили спящего Диму. Им бросилось в глаза, что у парня перевязаны пальцы обеих рук.
— Что это с ним? — Миша указал на бинты. Юра хотел было разбудить спящего, но Блюм остановил его: — Погоди-ка. — И нежно, по-отцовски добавил: — Пусть дети спят и смотрят сладкие сны.
Он открыл стенной шкаф, и Соболев даже вскрикнул от неожиданности — перед ними стоял рыжий чемодан Блюма.
Несмотря на Юрин возглас, тринадцатилетний ди-джей, первая скрипка в оркестре Эллы Валентиновны, продолжал спать.
— Вставай, сынок! — потрепал его по плечу Миша.
Дима не шелохнулся.
— Однако сон у этих ребят! — позавидовал Блюм и, схватив парня за грудки, потряс его и прислонил к стене. Ди-джей разлепил припухшие глаза, но, по всей видимости, еще пребывал в мире грез. Чтобы окончательно вернуть парня в суровую действительность, Миша дал ему звонкую пощечину.
— Не бейте меня! — закричал Димка. — Что вам надо?!
— С добрым утром, малыш! — приветствовал его Блюм и, схватив за шкирку, потащил к шкафу. — Откуда у тебя такой красивый чемоданчик? — ткнул он мальчишку, как котенка, в свой чемодан.
— Я тут ни при чем! — заплакал скрипач. — Генка нашел его сегодня утром!
— Не ври, щенок! — Миша опять замахнулся, но Соболев перехватил его руку.
— Оставь парня в покое! — крикнул он и уже тише добавил: — У него железное алиби.
— Какое алиби?
— Он вел вчера вечером дискотеку и никуда не отлучался с танцплощадки. Это подтвердит тебе весь лагерь.
— Верно, — признал свою ошибку Блюм и, похлопав парня по плечу, извинился: — Прости, малыш. Погорячился.
— А что у тебя с руками? — спросил Юра.
— Мозоли, — пробормотал, все еще всхлипывая, Димка и пояснил: — От скрипки.
— А где твой сосед? — указал Миша на заправленную койку рядом.
— В волейбол играет.
— Пойдем — покажешь! — Блюм подтолкнул его к двери и уже с порога бросил Соболеву: — Подожди нас тут. Мы — мигом!
Генка Просвирнин оказался атлетически сложенным мальчиком. Выглядел лет на семнадцать, хотя был Димкиным ровесником. Миша привел его в дом мокрым от пота и разгоряченным игрой. По фирменной ярко-желтой майке и голубым адидасовским трусам можно было судить, что семья Генки не бедствует.
— Здорово, Дед Мороз! — протянул ему руку Соболев.
— Откуда вы знаете? — как-то грустно улыбнулся Генка.
— Подожди, Юра! — замахал своими огромными ладонями Блюм. — Обо всем по порядку.
Попросив ди-джея пойти погулять, они начали допрос.
— Я каждое утро бегаю вокруг лагеря, — рассказывал Генка, — встаю в шесть часов…
— Завидное упорство! — похвалил Миша. — Бери пример с молодежи, Соболев! — И, осторожно раскрыв чемодан, попросил Гену продолжать.
— Да тут и рассказывать нечего, — покосился на чемодан Просвирнин, — бегу вдоль забора — вижу, чемодан около дыры лежит…
— Это дыра за актовым залом? — уточнил Юра.
— Ну да! — подтвердил Генка. — Раскрыл. Смотрю — вещи. Вроде чистые, новые. Принес домой, в лагерь, хотел отдать Элле Валентиновне, а Димка говорит: «Не отдавай. Вещи почти новые — продадим».
— Шустрый парень твой дружок! — возмутился Блюм. Он медленно перебирал каждую вещь, будто проверял, все ли на месте.
На самом дне он обнаружил пулю, а на крышке чемодана — едва заметное отверстие. «Лариса постаралась! Кто ее просил стрелять? Будем надеяться, что второй выстрел все-таки достиг цели».
— Вот, собственно, и все… — закончил Генка.
— А теперь расскажи нам про Ксюшу Крылову, — попросил Соболев.
Генка насупился.
— Что рассказывать?
— Где и когда познакомились, — настаивал Юра.
— В школе, в драмкружке. Мы с ней вместе на новогодних елках выступали. Я — Дед Мороз, она — Снегурочка. Я в прошлом году перешел в другую школу, и мы больше не виделись, а здесь вот опять встретились… — Он замолчал и уставился в пол.
— А зачем ты назначал ей свидание в половине десятого у сарая? — Миша захлопнул свой чемодан.
— Просто так, — покраснел Генка. — Поболтать, вспомнить драмкружок, новогодние елки…
— А в другое время вспомнить нельзя было? — не унимался Миша. Он нервничал, так как обследование содержимого чемодана его не удовлетворило.
— Ее целыми днями окружали девчонки…
— Что ты думаешь об ее исчезновении? — напрямик спросил Юра, он разговаривал с ним по-взрослому, на равных.
— Странно все это… — Генка поник головой.
— Может, у тебя есть какие-нибудь мысли? Может, в разговоре с ней тебя что-нибудь насторожило? Может, рядом был кто-то подозрительный? — задавал наводящие вопросы Юра. — Может, тебя о ней кто-нибудь расспрашивал?
Генка поднял голову. По лицу было видно — он что-то вспомнил, но боится признаться.
— Кто тебя о ней расспрашивал? Говори! — Блюм не оставил ему времени на сомнения.
— Тетка.
— Что за тетка? — не унимался Миша. — Давай-ка, милый мой, поподробней, раз начал.
— Мамина сестра, тетя Вера.
— Когда это было?
— Перед моим отъездом в лагерь.
— Как зашел разговор о Ксюше?
— Тетя Вера рассказывала маме про какой-то свой новый проект, какие-то утренники для детей или что-то в этом роде — я не помню точно… Короче, она собирает труппу, и руководитель нашего школьного кружка очень советовал ей взять к себе Ксюшу. Вот она и спросила меня — знаю я ее или нет?
— И что дальше? Что конкретно она спрашивала о ней? — У Миши лопалось терпение.
— Где живет? Кто родители? Чем увлекается? Все, что знал, рассказал. — Генка налил себе из графина воды и залпом выпил. — Тетя Вера сказала, что в сентябре посмотрит ее на сцене и решит.
— Может, она уже решила? — пошутил Блюм. — И девочка ей так понравилась, что она забрала ее прямо со спектакля?
— Тетя Вера не разговаривала с ней о своем проекте — это точно. Я спрашивал у Ксюши — она ничего не знала и тут же мне заявила, что ни в каких утренниках участвовать не собирается.
— Узнаю Ксюшу, — закивал Соболев. — Вредная девчонка!
— Как полное имя твоей тети? — Блюм вытащил из чемодана блокнот и ручку и приготовился записывать.
— Вера Ивановна Сатрапова, — продиктовал парень.
— Адрес? Телефон?
— Не надо, Миша, — оборвал Соболев, — у меня есть.
Дома Блюм сложил вещи из чемодана в тумбочку. Юра молча наблюдал за ним, а потом спросил:
— Что украли?
— Бумаги. — Миша явно не хотел говорить на эту тему.
— Если мы будем что-то скрывать друг от друга — черта лысого найдем, а не Ксюшу! — обиделся Соболев.
— Мои бумаги не имеют к ней никакого отношения! — взорвался Блюм.
Юра замолчал, всем своим видом выказывая полное безразличие к Мише и к его бумагам. Он взял с тумбочки томик Гельдерода и погрузился в чтение.
— Ну, хорошо, Юра, хорошо. Я расскажу тебе об этих бумагах, удовлетворю твое любопытство. Только не понимаю — зачем тебе еще над этим ломать голову? Это мои проблемы.
— Оставь их при себе, — бросил Юра, не отрываясь от книги. — Я не хочу ничего знать.
Они не пошли в этот вечер к Ларисе на чай. Блюм проигнорировал вечер романсов Вертинского, и Соболев, вернувшись с мероприятия, застал его спящим…
