Проснувшись, как всегда, после завтрака, Юра увидел на столе записку: «После разговора с Маликовой — позвони Жданову. Я буду у него». «Вот еще! Много чести!» — воскликнул он про себя и побежал бриться.
Соскребая щетину, Юра вспоминал свой телефонный разговор с Веркой Сатраповой. Он позвонил ей, разыскивая Авдеева. «У меня новая, интересная работа», — сказала она тогда. Что-то еще… Да. «Возможна поездка за границу». «Что это за работа? — спрашивал себя Соболев. — Нет чтобы, дураку, подробно расспросить обо всем! Другой бы на моем месте уцепился — авось тоже перепадет кусочек «новой, интересной работы», капнет на башку капелька «заграницы». Идиот! Вечно всего стесняюсь! Боюсь показаться навязчивым! Обидеть любопытством!» Не на шутку разволновавшись, Юра порезался. «Чего это я раскудахтался? — продолжал он свой внутренний монолог. — Позвоню сейчас Верке и скажу: «Хочу с тобой работать!» Или еще проще: «Хочу тебя!» — и дело в шляпе!»
Переодеваясь, он заметил, что рыжий чемодан Блюма опять исчез из шкафа. Не уехал ли Миша вообще? Он распахнул его тумбочку — вещи на месте. «Повез чемодан на экспертизу», — сообразил Юра.
Блюм настойчиво звонил в могучую, дубовую дверь, обитую тисненой черной кожей. Признаков жизни в квартире никто не проявлял. «Что за сон у нынешней молодежи? Прямо летаргический, ей-богу!»
Он поднялся ни свет ни заря, допил вчерашний кофе, оставил непробудному Соболеву записку и, взяв свой пустой чемодан, отправился в город. Чемодан забросил к себе в офис, если можно было так назвать жалкую каморку, где стояли стол, кресло и стул для посетителя, а сам посетитель помещался уже с трудом. Даже бумаги Миша предпочитал хранить дома, а не в офисе, потому что там некуда было их складывать.
Затем он отправился по тому адресу, куда девушка, дочь средиземноморских родителей, так вовремя найденная Буслаевой, пригласила Юру, чтобы тот свел «приятное» знакомство с господином Парамоновым. Девушку звали Рая, и было ей, по словам Соболева, не больше семнадцати.
Почему Миша решил нанести визит девушке по имени Рая? Не нравилась ему эта история с кредитом, особенно вызывали подозрение средиземноморские родители. Он не верил ни единому слову этой юной Раи. Ему вообще казалось странным, что все крутится вокруг Юры. «Маликова, Ксюша, тетя Вера — не слишком ли? Такое чувство, что Соболева хотят во что-то впутать. Но зачем? Кому он мешает? Или располагает какой-то информацией, огласка которой нежелательна? А может, все-таки случайность? Или вот еще: преступник и Соболев — люди одного круга, имеют общих знакомых… Но зачем совершать преступления среди своих знакомых? А почему бы нет? Так меньше подозрений. А может, и то, и другое, и третье — все вместе?» Миша окончательно запутался в собственных вопросах, на которые пока не было ответов.
Миша позвонил в соседнюю дверь — ему моментально открыла бабулька в чепчике, сшитом из старых панталон. Видимо, она подглядывала за ним в «глазок», потому что разом выпалила:
— Их никого нет — они уже третий год по заграницам!..
«Вот это я понимаю! — радостно воскликнул про себя Миша. — Имей такую старушку в соседях, и не надо ни видеокамер, ни подслушивающих устройств!»
— А дочь их где? — строго спросил он старушку.
— Нет у них никакой дочери! — твердо заявила та.
«Это уже теплее», — ухмыльнулся в душе Михаил.
— А кто же следит за квартирой? — продолжил он допрос.
— А вам зачем знать? — опомнилась вдруг старуха. — Кто вы такой? — взвизгнула она.
— Я из милиции, — сунул он ей под нос удостоверение.
Незамысловатый чепчик высунулся из двери, и бабка близоруким взглядом исследовала внутренности красной «корочки». «Был бы я бандитом, — подумал Миша, — двинул бы тебя сейчас по чепчику, и беседовала бы ты уже не со мной, а с апостолом Петром у врат рая».
— Так я и слежу за квартирой-то, — успокоившись, промолвила бабулька. — Все честь по чести. Каждую неделю цветы поливаю, пыль протираю…
— А еще у кого-нибудь есть ключ от этой квартиры?
— Есть, как же… Родственник ихний раз в месяц приезжает — проверяет, все ли на месте, не украли ли чего… У них ведь там много всего ценного, у буржуев! — преисполнившись к Блюму доверием, она принялась перечислять всю «буржуйскую обстановку».
— А вы видели его, этого родственника? Каков он из себя?
— Видела, милый, и не раз… Солидный такой, с брюшком, лысина на голове. И все молодится — в курточке бегает!
Она бы еще долго развлекала его подробностями гардероба Парамонова, если бы Миша резко не оборвал ее и не откланялся.
«Девочка тут ни при чем, — сделал вывод Блюм, возвращаясь в свой офис. — С самого начала это были деньги Парамонова. Они разыграли перед Юрой спектакль с расписками, а он, дурачок, клюнул! А если бы не клюнул? Если бы не стал давать новую расписку? Был бы Парамонов сейчас в заднице! Большой риск! Кто рисковал и зачем? Кому надо было, чтобы Соболев ухнулся со своей мелкой коммерцией? Буслаевой? Она ведь нашла ему эту миленькую девушку «с брюшком и лысиной на голове»? Симпатично выходит — Галке понадобился массовик-затейник, и она железным комсомольским кулаком вдарила по Соболевскому бизнесу, а заодно и по его семье! Чушь! Все это чушь!» — подвел итог Блюм, протискиваясь в свою каморку, которую гордо называл «сыскное бюро».
Мама встретила Юру с распростертыми объятиями — соскучилась. Когда он жил с Татьяной, мог по два месяца не показываться — не скучала. С тех пор как умер отец, привыкла жить одна. А тут всего-то три недели не видела сына, а чуть не плачет.
— Горе ты мое! — вздохнула мама. — Тебе уже тридцать два года, а все как мальчик, в пионерских лагерях отдыхаешь!
— Я там работаю, ма. — Он погладил ее седые волосы. — Да ты не переживай! Просто у меня сейчас черная полоса. Она ведь у всех бывает? Верно? И у тебя была. Все будет прекрасно! Дай срок — выкарабкаюсь!
— Я как чувствовала, что ты сегодня приедешь, напекла оладушек! Сейчас подогрею! — И она умчалась на кухню, повязывая на ходу фартук. В отличие от Юры, мама у него была очень подвижная и легкая на подъем. Может, оттого, что всю жизнь проработала на заводе, в малярном цехе, где особо не разнежишься.
— Ма, я только на часик забежал! У меня дел много! — крикнул он ей из комнаты, проводя рукой по корешкам книг, оставшихся ему от двенадцатилетней супружеской жизни, только их он забрал у Татьяны — больше ничего.
— И не поешь даже? — Мама в растерянности стояла на пороге комнаты — ее душили слезы.
— Ну что ты, мамочка? — обнял он ее. — Поем, конечно, поем!
Она опять умчалась на кухню. «Что это с ней? — подумал он. — Неужели так по мне соскучилась?» Когда после развода он переехал к ней жить, первые дни она «пилила» его — не сумел содержать семью, влез в долги. Что бы на это сказал отец? Он никогда ни у кого не брал денег в долг. Жизнь и так опротивела Юре, а тут еще мать подливала масла в огонь: «Столько лет потратил на учебу! И кому она теперь нужна, твоя режиссура?.. Я тебе еще в школе говорила — иди в ПТУ. Два-три года — и специальность на всю жизнь!» После такой массированной атаки — хоть в петлю лезь или езжай массовиком-затейником в лагерь!
Он набрал номер Сатраповой — ему ответил приятный женский голос:
— А Верочки нет — она в Акапулько…
— Где? — удивился Юра.
— В Акапулько, в Мексике.
— И давно она там?
— В понедельник улетела.
— А когда прилетит обратно? — На этот раз он не стеснялся задавать вопросы.
— В следующий понедельник. Она на семь дней. Ей что-нибудь передать?
— Нет. Спасибо. Я перезвоню. — Он повесил трубку. «Значит, Верка не врала, когда про заграницу трепалась? — Юра включил телевизор. — Что же это за интересная работа? Не утренники же, в самом деле, она поехала ставить в Акапулько? Что вообще можно делать в Мексике? Сниматься в «мыльных операх»? Для этого семи дней маловато…»
— Чай с вареньем? — прервала его мысли мама, она поставила на журнальный столик тарелку с пышными горячими оладьями.
