ректора театрального института.
— Кузьмин, — быстро ответил Сашка, — и Берсеньев.
— Ошибаешься, дорогой друг! — радостно воскликнул я. — Берсеньев в далёком прошлом — артист какого-то периферийного театра с амплуа «кушать подано!». Так что, артист он, может, и фиговый, но мошенник получился хоть куда.
— А Кузьмин? Он же спортсмен…
— А у Кузьмина жена в прошлом актриса «Молодёжного театра». Была уволена за аморалку. За пьянку, видимо.
— Аморалка — это не пьянка. Это блядство, — с умным видом возразил напарник.
— Ну, это для кого — как… Для меня и то, и то — аморалка. Всё, хватит лирики! Давай к делу! — я накрыл растопыренными ладонями портреты на столе. — Кто из них кто — отгадывай!
— А можно — звонок другу? — съязвил Сашка.
— Нет, — серьёзно ответил я, — сам!
— Ну, сам, так сам, — Сашка убрал с изображений мои ладони, минуту смотрел на портреты и уверенно ткнул пальцем в импровизированное фото Масловой в её первозданном виде. — Это — Маслова-Рудая до исчезновения. Это, — напарник коснулся портрета Розы Лившиц, — массажистка, которую ты только что по непонятной мне причине отпустил восвояси…
— А что с ней надо было делать? — удивился я.
— Привлечь, как пособницу. Она же продала Рудой документы?
— Будем считать, что она их потеряла, — спокойно парировал я. — И давай закончим на этом.
— А если она с Масловой связана? А? Преступными намерениями? — Саня ехидно усмехнулся. — Тогда как?
— Тогда привлечём. Сейчас пока смысла нет. Поймаем Маслову, узнаем, откуда у неё документы на имя Лившиц.
— Ты её найди сначала, — грустно произнёс Сашка.
— Нашёл уже. Поймать — дело времени.
Сашка насторожился:
— Я не понял, Сергеев! Что-то ты темнишь. Что значит: нашёл?
Я замахал руками на напарника:
— Погоди, Саня, не беги впереди паровоза. Давай по порядку. Кто оставшиеся две леди?
— Вот эта кукла — понятия не имею, кто, — Сашка вгляделся в два оставшихся изображения. — Хотя нет, имею. Вот эта и эта, — он взял в руки оба листка, — одно и то же лицо с разным гримом. Я прав?
— Прав, — подтвердил я. — И кто же это?
— Жанна, — спокойно ответил напарник, и мне стало жарко.
— Вообще-то, это фоторобот массажистки… — тихо произнёс я.
— Я же говорил тебе, что женское коллективное творчество — пустая трата времени, — рассмеялся Сашка. — Собирательный образ. Вот это, — он кивнул на листок, — совершенно не значит, что портрет соответствует действительности. Но на Жанну похожа…
— Это и есть Жанна, — совершено спокойным, ровным голосом произнёс я то, в чём ещё два часа назад боялся признаться самому себе под страхом смерти.
Сашка смотрел на меня с интересом и молчал. Через какое-то время — сколько прошло, я даже не осознал — Сашка заговорил:
— Она похожа на Жанну, но это вовсе не означает, что это Жанна и есть.
— Правильно, — похвалил я напарника, — она и так — не Жанна. Она — Женя Маслова, или Варвара Рудая, или я не знаю, кто ещё. У неё может быть кипа документов, как на женское, так и на мужское имя. И кто она сейчас, мне лично неизвестно.
— Что будешь делать? — озабоченно спросил Сашка. — В розыск подавать? Кого из этих трёх? Эту? — он швырнул мне портрет «стартового» образа Масловой. — Может, лучше, эту? — он подвинул мне изображение Барби. — Или, всё-таки, эту? Твою подружку? — на самый верх лёг фоторобот, составленный сотрудницами клиники. — Или, может быть, ничего этого не надо? — тихо спросил он.
У меня не было ответа. У меня уже давно не было ответов ни на один вопрос. А на вопрос «что делать?» у меня ответа не было и подавно.
— Она меня предала…
— Опачки! — Сашка рассмеялся. — Слушай, брат, мы сейчас с тобой похожи на двух пьяненьких героев фильма «Москва слеза не верит»: «Ты мне мозги не пудри! Она меня обманула!» — «А ты чего хотел?! Ну, как она тебе правду-то могла открыть?..»… Похоже?
— Похоже, — согласился я. — Что делать, Сань?
— Что делать? — напарник задумался. — А это зависит от того, чего ты хочешь и чего боишься. Если хочешь поймать её, подавай в розыск. Перекрой границы. Пусть проверяют всё движущееся по дорогам на выезд из города. Отправь фоторобот на финскую границу, путь даже челноков трясут, каждый автобус. На частные аэропорты, в Пулково, на все вокзалы, у каждого проводника должна быть её фотография. На каждом посту ГАИ, у каждого таможенника, у всех владельцев частных катеров, яхт и лодок, не говоря уже о морском и речном вокзалах. У всех, проводников, водителей, кассиров, стюардесс, милиционеров и гаишников, пожарных, врачей в руках должен быть вот такой вот листочек, — Сашка снова потряс перед моими глазами листком. — Ещё надо проверить все фуры, все частные автобусы, которые следуют с каждого мелкого и крупного рынка города в какой-нибудь Дербент. При этом не стоит забывать её способность перевоплощаться и даже переодеваться мужчиной. Может, ну его на фиг?! Давай в «Поляну» дёрнем, беспомощность свою полировать?
— Ты сказал, «чего ты боишься»… Что ты имел в виду?
— Как это что?! — удивился Сашка. — Ну, допустим, тебе повезло, и ты поймал девчонку. По-твоему, никто не узнает о твоей связи с ней? Бледный ты будешь вид иметь, Сергеев! Жил с преступницей, сливал ей конфиденциальную информацию, которая выплывала в сети. Спускал расследование на тормозах, и, имея полную возможность предотвратить последнее убийство — ты ведь шёл буквально по пятам за ней — ты этого не сделал! Ты до сих пор уверен, что хочешь её поймать? Вместе с ней и сядешь. Ну, если тебя за большие прежние заслуги начальство отмажет, то карьера, погоны — всё мимо! Хотя, за пособничество в особо тяжких преступлениях, думаю, этим не ограничится.
— Она меня использовала… — упрямо бубнил я.
— Да не ной ты, майор! Какая ей от тебя польза? Ну, сам посуди! Она отслеживала жертвы сама, ты ей в этом не помогал. Твоя информация для неё была бесполезна, она сама владела большей. Ты её не прикрывал, не помогал ей, не снабжал оружием и информацией…
— Ты только что говорил обратное!
— Так я говорил с точки зрения правосудия. Это оно посмотрит на ситуацию именно под таким углом. Влепит тебе десяточку, и будет право. А с точки зрения девчонки, ты — это просто романтическая случайность в её жизни. Так что, ни в чём она тебя не использовала. Исключительно в личных целях. Она же тебя любила. И любит. Неужели, ты настолько деревянный, что не осознаёшь этого?
— Она — актриса. Я не знаю, где она училась, но актриса она от бога… Поэтому я отметаю все эти любовные мероприятия, как часть сценария.
— Сам подумай, чудак-человек! Какой ей с тебя прок? Ну, какой? Жить ей негде было?