сказать только одно: собиралась, но так до вас и не дошла, – улыбнулась Анна.
– Документик не предъявите? – вежливо попросила Красноперова, и Стерхова сполна удовлетворила ее любопытство: вместе с удостоверением личности предъявила копию постановления о возобновлении расследования дела о гибели Тепляковой.
– Да-да… Конечно же, я слышала об этом ужасном случае. В театрах помимо интриг и сплетен случается и такое.
– Возможно, то и другое связано, – глубокомысленно обронила Стерхова.
– Да. Ну-у-у… – протянула Красноперова. – У нас, конечно, интригуют, но не до такой же степени, чтобы убить.
– Вот и будем разбираться. С вашей, конечно, помощью.
– Как говорится, чем могу – помогу. Но, к слову сказать… – Гликерия Львовна развела руками. – С тех пор прошло много времени, остались лишь немногие, да и те уже в возрасте.
– Бывает и хуже, – сказала Стерхова. Уж она-то знала, о чем говорит.
Красноперову окликнули. Директор сделала знак рукой: дескать, подождите, и сказала Анне:
– Будет нужна помощь, обращайтесь.
Из зрительного зала донеслись аплодисменты и крики «браво». Спустя минуту со сцены в коридор посыпались актеры массовки, которые не выходили на поклон. Еще через минуту с цветами вышли премьеры.
Когда и те, и другие разошлись по гримеркам, Стерхова отыскала дверь с табличкой «Народный артист России Николай Петрович Лаврентьев». Стукнув по ней пару раз костяшками пальцев, спросила:
– Можно войти?
Из-за двери послышался сочный, артистичный баритон:
– Входите!
Анна вошла в гримуборную и увидела статного красавца с благородной осанкой. Он стоял у освещенного трехстворчатого зеркала и снимал ватой грим.
– Что вам угодно, голубушка?
– Хотела с вами поговорить.
Он указал рукой на свободный стул.
– Прошу вас, садитесь. – Красивый баритон артиста переливался от слова к слову, наполняя гримуборную, словно мелодия.
Наблюдая, как он садится у зеркала и стирает с лица грим, Стерхова заметила в его каштановой шевелюре отросшие корни седых волос. По мере того, как из-под грима проступало живое лицо Лаврентьева, она отмечала его особенности: слишком близко посаженные глаза, тонкую переносицу и мелкие морщины, испещрившие кожу. Теперь он не казался ей таким уж красавцем.
– Хотите выразить свой восторг? – чуть красуясь, сказал Лаврентьев.
– Я не смотрела спектакль, – ответила Анна.
Он резко обернулся и вперился в нее непонимающим взглядом.
– Кто вы такая?
– Следователь Анна Стерхова. Возможно, вы помните меня девочкой, я – племянница Руфи Адамовны.
– Как бы ни хотелось, не помню. Мне говорили, что вы шныряете по театру и пристаете с расспросами. От меня вам что надо? – Было видно, что Стерхова не вызывает у артиста симпатии.
– Мне нужно, чтобы вы рассказали, как погибла Теплякова. И, кстати, кого вы играли в том спектакле?
– Разумеется, принца, – холодно проронил Лаврентьев. – У меня фактура героя.
– Вы стояли за кулисой, когда Теплякова упала в люк?
– Практически у задника в правой кулисе.
– Видели момент ее гибели?
– Я видел только дым. Такой, знаете, спецэффект, который обеспечивал исчезновение феи-крестной.
– А ее саму? – спросила Стерхова.
– Теплякову не видел. Во-первых, из-за дыма. Во-вторых, от меня ее заслоняла карета. Но когда рабочие затянули карету с Золушкой за кулису, Тепляковой на сцене уже не было.
– Значит, это все, что можете рассказать?
Лаврентьев широко раскинул руки, выражая крайнее сожаление.
– Мне очень жаль.
Стерхова понимала, что ей осталось только уйти, но она так легко не сдавалась. У нее оставалось достаточно вопросов, которые стоило задать этому самовлюбленному павлину.
– В каких отношениях вы были с Тепляковой?
– Имеется в виду нечто личное? – уточнил Лаврентьев.
– Не только это, но было бы интересно знать.
– Я не особенно выделял ее среди прочих актрис. Тамила была значительно старше меня.
– Сколько вам было лет в момент ее гибели?
– Лет двадцать пять… – Он закатил глаза, словно подсчитывая, после чего тряхнул уложенной шевелюрой. – Да! Мне было двадцать пять лет.
– Значит, разница в возрасте составляла более пятнадцати лет. Наверное, Теплякова считала вас малолеткой? – Задавая этот вопрос, Анна пристально глядела в лицо артиста.
Он преувеличенно скромно потупился.
– Не знаю, не знаю… Если быть откровенным, одно время мне казалось, что Теплякова мною увлечена.
– Когда это было? – спросила Стерхова. – Задолго до ее гибели?
– Как раз накануне.
– Вы отвечали ей взаимностью?
– Я не обсуждаю подобные темы, – холодно обрубил Лаврентьев.
– Тогда еще один вопрос… Где вы были перед тем, как встать у задника за правой кулисой?
Он вскинул руки и театрально расхохотался.
– Вы действительно считаете, что я могу это вспомнить?
В это время в гримерку заглянул актер в кружевном жабо с остатками грима на лице:
– Николай Петрович, нас ждут в буфете!
– Сейчас, сейчас… – Лаврентьев поднялся и сверху вниз посмотрел на Стерхову. – Надеюсь, у вас больше нет вопросов.
– На сегодня, пожалуй, все, – ответила она и, выдержав паузу, снова заговорила: – В следующий раз, когда придете ко мне в управление, советую вспомнить, где вы были до того, как встали за кулисой у задника.
Беседу с Комогоровой в тот вечер Анне пришлось отложить, поскольку та после спектакля побежала в буфет обмывать премьеру.
Посчитав, что разговора с Лаврентьевым хватило с излишком, Анна поехала домой. Там она долго сидела за ноутбуком, изучая электронную копию старых показаний Лаврентьева и что-то записывала в блокнот.
Глава 10
Все решали секунды
Машинист сцены Гончаренко явился в кабинет Стерховой в девять часов утра, сел на стул, опустил голову и уставился в пол.
– Надеюсь, что сегодня вы более расположены к разговору? – спросила Стерхова.
– А у меня есть выбор? – ответил он.
– Тогда пройдемся по вашим показаниям тридцатилетней давности, и вы проясните для меня кое-какие моменты.
– Если вспомню… – буркнул Гончаренко.
– Что?
– Времени, говорю, много прошло, – сказал он чуть громче.
– Ничего, как говорится, с божьей помощью. – Анна открыла папку и отыскала нужный документ. – В своих показаниях вы отметили, что во время спектакля машинист сцены велел вам стоять у электрического щита.
– Все так и было.
– С этого щита осуществлялось управление двигателем люка-провала?
– Да, с него.
– Перескажите последовательность действий опускания и подъема площадки люка. – Стерхова открыла блокнот и приготовилась писать.
– Для этого есть инструкция… – сказал Гончаренко.
– Это я понимаю.
– Там все расписано.
– Послушайте. – Анна положила ручку на стол. – Я задала вам простой вопрос. Отвечайте!
– Любые действия во время спектакля, включая спуск и подъем площадки люка, технический персонал осуществляет по команде помощника режиссера, – словно по написанному ответил машинист сцены.
– У вас хорошая выучка, – прокомментировала Стерхова.
– Если бы это было так… – начал он.
– Договаривайте.
– Тогда бы Теплякова была жива и Сергей Федорович не попал в тюрьму.
– Стало быть, во всем, что случилось, вините себя?
– Отчасти. – Гончаренко вскинул голову
