Семенов встал, прошел к столу и положил перед Стерховой бумажный листок. – Вот, пожалуйста, так она изобразила шрам, который был на лбу и левой брови сестры.
– Происхождение шрама?
– Мария Леонтьева получила его в результате автомобильной катастрофы за год до своего исчезновения.
Стерхова придвинула к себе листок и оценила рисунок.
– Знатная загогулина.
– Юлиана Леонтьева сообщила, что шрам слишком крупный, чтобы его не заметить на фотографии. Вердикт однозначный: девушка с фотографии не ее сестра.
– Будем считать, отработали. – Анна вернула ему рисунок. – Завтра с утра займитесь второй. И вот еще что: будет нужна машина, я дам свою или поедем вместе.
– Так точно.
В машине, по дороге домой, Стерховой позвонила мать. В трубке прозвучал ее раздраженный голос:
– Когда тебя ждать обратно? Почему не звонишь?
– Совсем замоталась, – ответила Анна.
– Так когда возвращаешься в Москву?
– Пока не могу сказать.
– Не смей говорить загадками! – прикрикнула мать. – Отвечай на поставленный вопрос.
– Я много раз просила тебя не говорить со мной в таком тоне. Мне уже не пятнадцать. Лучше расскажи мне, как себя чувствуешь.
– Прошлой ночью сердце прихватило. Хотела позвонить тебе, да не стала.
– Почему?
– Ты в Питере, я в Москве… – Голос в трубке стал плаксивым.
– По крайней мере, я могла бы вызвать «Скорую помощь».
– «Скорую помощь» я могу вызвать сама. Мне нужна поддержка собственной дочери.
– Мама… – Анна сделала паузу, подыскивая правильные, а главное, справедливые слова. – Мне очень жаль, что я оставила тебя так надолго. Но ты же сама знаешь.
– Работа, – вздохнула мать. – Значит, опять кого-то замещаешь?
Стерхова намеренно применила проверенный прием, который всегда сбивал человека с толку: ответила вопросом на вопрос.
– Ты что-нибудь слышала про актрису Теплякову?
– Известная актриса восьмидесятых, играла в театре, где работала Руфь, – охотно ответила мать.
– Сама Руфь ничего о ней не рассказывала?
– Нет. Не припомню.
– Может быть, они приятельствовали или были подругами?
– Этого я не знаю. Руфь редко делилась со мной подробностями своей жизни.
– Она была когда-нибудь замужем? – спросила Анна.
– Выскочила в восемнадцать, в двадцать два осталась вдовой. Его звали Юрием, фамилия, кажется, Серов. Он утонул в озере, когда они отдыхали в Карелии.
– Руфь любила его?
– Помнится, да. От него ей досталась квартира на Лиговском и дача под Санкт-Петербургом.
– В Комарово, – подсказала Анна. – Ее она тоже оставила мне.
– Я никогда там не была, да и Руфь туда ездила редко, говорила: все напоминает о муже.
– Откуда у двадцатилетнего парня взялась такая квартира и дача в Комарово?
– Его родители были небедными. Отец – композитор, мать преподавала в консерватории. Они рано умерли.
– Почему ты никогда не рассказывала об этом? – спросила Анна.
– А какой смысл? – вопросом на вопрос ответила мать. – Значит, в ближайшее время тебя не ждать?
– Не жди. И главное, не болей.
К концу разговора Стерхова подъехала к дому и стала искать парковку. В результате ей крупно повезло: зеленый седан освободил хорошее место прямо у подъезда. Припарковавшись, Анна вышла из автомобиля и увидела, что зеленый седан никуда не уехал. Из него вышел солидный мужчина в шляпе и сером пальто, в котором Анна узнала коллекционера Дубасова.
– Ефрем Петрович? – Она шагнула к нему. – Вот уж не ожидала.
– Простите великодушно, что беспокою. Ждал вашего звонка, потом сам позвонил на домашний…
– Разве я не дала вам номер мобильного телефона?
– Увы, нет.
– Вот, держите. – Стерхова протянула визитку.
– Я, собственно, вот зачем… – начал Дубасов. – Из музея вам не звонили?
– Ах, простите! Совсем забыла. Давайте, поднимемся в квартиру.
Они поднялись по витой лестнице на второй этаж, вошли в прихожую, и Анна сразу же позвонила Богомоловой, однако та не ответила.
– Вот досада! Пожалуйста, извините меня.
– Это ничего, не срочно. – Дубасов замолчал, – он явно хотел задержаться. – Чашечкой кофе не угостите, раз уж поднялся?
– Конечно, угощу! – Стерхова скинула пальто и зашагала на кухню. – Располагайтесь в гостиной.
Через несколько минут они оба сидели за столом, укрытым бархатной скатертью с чашками кофе.
– Как продвигаются дела по оформлению наследства? – поинтересовался Дубасов.
– Все, что нужно, я уже сделала, – ответила Анна.
– Не думали перебраться в Питер?
– Я привыкла к Москве, хоть очень люблю Санкт-Петербург.
– И что же вас задержало?
– Работа.
Ефрем Петрович спросил:
– В какой области трудитесь?
– Я – следователь, – ответила Стерхова.
– Ого! – Он поперхнулся. – Нашему брату следует вас опасаться.
– Я так не думаю. Могу задать вам несколько вопросов?
– Да, пожалуйста.
– Вы хорошо знали мою тетушку?
Дубасов отставил чашку и со всей серьезностью ответил:
– Кажется, я уже говорил, что особенной дружбы мы не водили.
– Но ведь в чем-то ваши интересы пересекались?
– Это касалось только театральных костюмов, – твердо ответил он.
Глядя на Дубасова, Стерхова вдруг поняла, что он определенно соврал, но переспрашивать не стала и вскоре проводила его из квартиры.
Перемыв посуду, Анна пошла в спальню, сняла одежду и открыла шифоньер, чтобы ее повесить. Перед тем как закрыть створку, она вдруг заметила, что фиолетовый халат тетушки Руфи соскользнул с плечиков и упал на дно шифоньера. Она подняла его и увидела, что под ним стояли туфли с перламутровыми пряжками. Чуть помедлив, Стерхова бросилась к сумке и вернулась с фотографией мертвой девушки. Уже через мгновенье она поняла, что это те самые туфли. В них совпадало все: вырезной мысок, лаковая кожа и замысловатая форма пряжки. Была только одна поправка: пряжка была не металлической, а перламутровой.
Глава 9
Материалы уголовного дела
Мысль о тетушке Руфи и ее туфлях сверлила мозг до утра. Не в силах заснуть, Стерхова крутилась в постели, ходила на кухню пить воду и под утро открыла настежь окно в расчете на то, что свежий воздух успокоит ее воспаленный мозг.
Сам факт принадлежности этих туфель тетушке Руфи противоречил здравому смыслу и всем версиям, которые Анна имела на данный момент.
В таком разобранном состоянии Стерхова начала трудовой день. В десять часов утра Зварцева, наконец, принесла материалы следствия по делу о гибели Тепляковой, и Стерхова углубилась в их изучение.
Первыми на глаза попались фотографии с места происшествия: труп Тепляковой, лежащий в ворохе тюля. Тут же вспомнилось, что незадолго до смерти она играла роль крестной Золушки, и от этого сделалось грустно. Даже в мыслях Анне не хотелось связывать любимую сказку детства с гибелью человека и уж тем более с убийством, что вполне могло оказаться правдой.
Она перелистнула страницу и стала читать протокол осмотра места происшествия:
«Дата происшествия 2 января 1989 года. Место происшествия Ленинградский драматический театр, сцена и пространство под сценой – трюм. Присутствовали…».
