— Вероника, ты меня просто пугаешь! — серьезно ответила ее сестра. — Ну хорошо. Приходи во «Встречу», ну, скажем, к половине девятого. К этому времени я должна управиться. И тебе до дома недалеко, и мне близко — на «двойку». Договорились?
— Это ты про какую «Встречу» — вот эту, на проспекте? По-моему, шумновато и… слишком людно.
— Не беспокойся: у меня там знакомый завзалом, он нам устроит для общения тихий отдельный кабинетик. Я сейчас ему звякну.
Очкастая блондинка к этому времени изучила весь ассортимент отдела и с видом глубокого разочарования поплыла к выходу из секции. В самом деле: если бы она быстро вышла вслед за Вероникой, это могло бы показаться кое-кому подозрительным. Девушка-продавщица прожигала мою куртку возмущенным взглядом.
— Ну, я побежала, золотко, — долетело до меня. — До встречи! Будь молодцом, слышишь?!
Вероника Дубровина как ветер пронеслась мимо меня, стуча своими каблуками, свернула на лестницу. Поспешай, Татьяна! Готовность номер один! Сейчас тебе предстоит творчески использовать собственный опыт, приобретенный в деле Халамайзеров.
На лестнице было уже пусто — за полчаса до закрытия универмага мало кого понесет на второй этаж. А вот на главной торговой «магистрали», на мое счастье, поток покупателей и праздно шатающихся бурлил, как днем. Эх, жалко, что у этой заговорщицы шуба норковая, а не песцовая или, скажем, лисья! В пушистом меху запутать микрофончик — пара пустяков, но с гладким номер не пройдет. Придется опять работать с сумочкой клиентки. Риск — благородное дело!
— …Ай!
Неловкая девушка в элегантной меховой разлетайке вдруг выронила сумочку в густой толпе. (Еще бы ей не выронить, если я мастерски вывернула ей запястье, одновременно нанеся удар по ее ридикюлю!) Высокая близорукая блондинка в кепи предупредительно подхватила ее и протянула хозяйке:
— Ваша сумочка, девушка. Ай-яй-яй, что за люди! Никого не видят, по трупам пройдут! Вон, вон он побежал, слон в черном «петушке»… Хоть бы оглянулся! Он вас не очень ушиб? А то, может быть, милиционера позовем? Я свидетель…
— Спасибо. Нет, что вы! Зачем милиционера… Все в порядке, спасибо. Большое спасибо вам!
Пожалуйста, мне не жалко. «И тебе, Люлек, спасибо», как говорит классик эстрадного юмора.
Я с ухмылкой проводила норковую шубку взглядом поверх очков. Теперь, Верунчик, милости прошу в условленный час в кафе «Встреча». Исповедуйся старшей сестричке и, главное, не забудь захватить свою симпатичную сумочку. Чует мое детективное чутье: я тоже услышу кое-что интересное!
* * *
В восемь часов моя машина — досталось же ей сегодня! — уже стояла на приколе во дворе дома, примыкающего ко «Встрече»: я заехала туда внаглую, презрев пешеходную зону. Аппаратура была настроена и отрегулирована. А сама я, по-прежнему неузнаваемая, прогуливалась у подъезда «Детского мира», окруженная армией «рыночников» низшего звена, которые в этот вечерний час сдирают с припозднившихся горожан последнюю шкуру за пакет кефира или пачку курева.
Пунктуальный референт фирмы «Файл» появилась за пять минут до срока со стороны улицы Горького. Я узнала ее почти за квартал. Но что это?.. Свет золотых огней, которых так много на вечерних улицах Тарасова (только в центре города!), померк у меня в глазах. В руках у этой маленькой мерзавки была совсем другая сумочка!
Пока я беззвучно материла Веронику Дубровину, сорвавшую мне так блестяще подготовленную операцию, моя обидчица, кажется, дождалась. Она радостно устремилась навстречу высокой женщине, которая только что перешла улицу на зеленый огонек светофора и оказалась прямо у входа в кафе. Сестры поцеловались и исчезли в дверях заведения.
Я мигом позабыла о подлостях «Верунчика» и моей собственной судьбы.
— Ну и дела, Таня дорогая!
Римма Гаджиева, только что скрывшаяся в ярко освещенном кафе, была облачена в длинную шубу из «степного волка» и пушистую песцовую шапку.
Спокойно, Таня, спокойно! Ведь это еще ничего не значит. Как резонно заметила ее младшая сестренка, в таком наряде щеголяет полгорода. А может даже, две трети! Но не потому ли Вероника сказала мне об этом, что сразу подумала о своей сестре?.. Тогда все сразу становится на свои места: ее испуг, «защитная реакция», нежелание содействовать моему расследованию…
Спортивным шагом добравшись до своей машины — морозец, окрепший к ночи, уже неприятно пощипывал за нос и открытые уши, — я забралась в уютный салон и нажала заветную комбинацию кнопок на аппарате «Мобильных телефонных сетей». На мою удачу, пару месяцев назад начальство в насильственном порядке оснастило капитана Папазяна мобильным телефоном, так что теперь разыскать этого бродягу стало намного проще. Бедному Гарику пришлось в данном случае пойти на компромисс со своей совестью и обуздать ненависть к этим «пищалкам», которые в его глазах были атрибутом исключительно криминального мира.
— Уголовному розыску — от частного сыска! — приветствовала я его после довольно кислого «Папазян слушает». — Товарищ капитан милиции, контролируемый вами детектив Иванова докладывает обстановку…
И я в двух словах изложила ситуацию, закончив просьбой подбросить мне «ориентировочку» на гражданку Гаджиеву Римму Евгеньевну, работницу торгового дома «Центральный».
— Вай-вай-вай, еще одно задание… Ну, ты даешь, старушка! — Я так и не поняла, что именно он имел в виду. — Ладно, дай мне минут десять. Ты на выезде? Я перезвоню тебе по этой хреновине. Смотри, веди себя хорошо!
С ума сойти! Что это стряслось с Кобеляном?.. Ни признания в любви, ни одной похабной шуточки, ни одного «мур-мура»… Должно быть, служебные отношения с подполковником Колесниченко развиваются не самым лучшим образом.
Через двенадцать с половиной минут я уже знала о сестре Вероники все, что знали о ней компетентные органы. Вернее, даже больше: в милиции понятия не имели, что Римма Евгеньевна Гаджиева, 1962 года рождения, русская, не судимая, доводится родней референтше фирмы «Файл». К этому Гарик добавил, что проживает она у черта на куличках — в тарасовской глуши под названием Комсомольский поселок, в собственном доме, вместе с дочерью от первого брака Ириной Гаджиевой шестнадцати лет и квартирантом — неким Джафаровым Теймури Джафаровичем, 1967 года рождения, азербайджанцем, охранником ТОО «Гюльчатай».
— Ребята из ОБЭПа сказали, что эта самая «Гюль» — обычная «купи-продайка» средней паршивости в Заводском районе. Пока ничем особым по нашей линии не прославилась. Чего не скажешь о самом Теймури Джафаровиче, Таня-джан!
Тон капитана и его эффектная пауза говорили о том, что он собирается преподнести мне подарок.
— Да ну? Неужели ваш кадр?
— Точно! Так что, дорогая, очень может быть, что чутье тебя не подвело, поздравляю. Одна судимость. Но, знаешь ли, прелюбопытная статейка: растление малолетних. Как тебе это?
— «Королева в восхищении»! Особенно же восхищает меня сила духа мамаши, которая при несовершеннолетней дочери пустила в дом такого квартиранта.
— Я думаю, он ей такой же квартирант, как я — артист балета… Может, ей и невдомек его истинные «заслуги», откуда ты знаешь? — резонно возразил Гарик. — Вряд ли она у него документы проверяла, хотя надо было бы… Освободился в девяносто шестом. Ну, и мерзкая же рожа, я тебе скажу! Но вам, бабам, такие нравятся. Смазливый: этакий хазарский хан Ратмир… Кстати, а эта Римма Гаджиева — как она? Ничего, а?
— Ну слава богу: наконец-то я узнаю вас, штабс-капитан! А то за целых полчаса — ни одного проявления кобелянской натуры… Я уже начала за тебя волноваться, Гарик!
— Совершенно безосновательно, уверяю тебя, старушка. Могу доказать сегодня же ночью, если не возражаешь.
— Возражаю, конечно. Займись лучше этой самой Гаджиевой, если не боишься страшной мести Теймури Джафаровича, или как его там… Она вполне в твоем вкусе, хотя уже не первой свежести.
— Женщина, коллега, — это как осетрина: у нее не бывает «первой» и «второй» свежести. — Капитан демонстрировал отнюдь не милицейское знание классической литературы. — Она либо есть, либо ее нет, увы! Только заниматься Риммой придется тебе, дорогая. Ты же понимаешь, что все это — пока лишь твои смутные догадки, «взгляд и нечто». А подполковник реагирует только на факты, да и то — если как следует шарахнуть его ими по балде! К тому же сейчас откликается только на «дело десяти стариков»: «большой дом» теребит… Веришь ли — служба заела так, что я уже третьи сутки не реализован как мужчина, вай-вай-вай!
— Не может быть, штабс-капитан! Какой невосполнимый урон для баб-с!
— Глупенькая! — молвил он с почти братской жалостью. — Ты даже не представляешь себе, от чего отказываешься… Ладно, коллега. Единственное, что могу обещать: потихоньку проверю алиби Гаджиевой и ее сожителя на субботний вечер двадцать третьего января.
