Я помню и детали побега: он вырвался из палаты, свернув санитару шею, поднялся на лифте с нулевого на первый этаж и скрылся в окрестностях больницы, затем за ее пределами. Если он не смог ответить о себе, понимает ли это? Может, на последние события будет податливее.
— Мэд, последние четыре года вы проходили стационарное лечение в больнице «Медисин Лайф».
— Я.
— Вы покинули его один? С вами был кто-нибудь еще?
— Я один здесь.
— У вас есть друзья, родственники, к которым вы направились потом. Мы должны сообщить им. Родители? Или супруга, брат, сестра?
— Брат. Да, братья есть. Много…
— Вы с ними встретились после ухода из больницы?
— Нет. Я ушел от них. До боль… бо… больницы. Но я вернусь к ним и выпущу их. Всех выпущу.
— Они сейчас не свободны? Где они, Мэд?
— Там. — Он указал пальцем вверх. — Они всегда со мной, они всегда наблюдают. Ждут.
Вся эта игра только для того, чтобы оценить степень болезни. В досье написано, что родители умерли за 5 лет до болезни. Братьев и сестер нет. Наверное, он имеет в виду пациентов, санитаров, докторов или голоса — этим будут заниматься психиатры и психологи. Зато есть супруга, которая и заставила начать лечение после смерти его матери… Все намного хуже, чем могло быть. Твоя многозначительная ухмылка тоже продукт болезни?
Вряд ли ты вернешься к братьям, Мэд Кэптив. Тебя ждет первая полоса газет и 3 исхода: палата со строгим режимом, пожизненный срок в одиночной камере или смертная казнь — по решению суда.
Пора задавать важные вопросы.
— Супруга знает о том, что вы покинули больницу?
— Су… пру… га… Он не знать слова, его мозг плохо работает. Тяжело…
Бесполезно. Проще позвонить Розе Иствуд, сообщить о поимке и расспросить ее. Около 2-х лет назад она расторгла брак по причине недееспособности мужа. Не думаю, что она приняла бы его домой и покрывала все это время.
Тогда где он скрывался? От него воняет всеми видами человеческих выделений. Одежда грязная, порванная. В лесу, оврагах, брошенных домах, подвалах? Почему справлял нужду под себя. Недержание или часть шизофрении? Речь подходит диагнозу. Людей различает, хотя явные проблемы с сознанием, восприятием мира, памятью и ориентировкой в личности. Глупо надеяться на ценную информацию от него на этом этапе. Нужно переходить к главному.
Роль доброго полицейского мне надоела.
— К черту! — сказал я, бросив папку на стол. Мэд Кэптив не напрягся; он медленно провел глазами от стола ко мне, даже больше растянул извращенную улыбку. — Я задаю вопрос, ты отвечаешь. Все понял? — Не дожидаясь ответа, начал. — Тебя поймали в поместье на окраине города? Что ты там делал?
— Я хотел забрать его. Я могу, да… Руками. А ты и такие же, как ты, помешали… но мы все равно заберем его.
— Очнись, ублюдок! Ты никогда не увидишь ни единого ребенка. Ты в отделении полиции, если еще не понял. Слышишь? В твоих интересах сознаться добровольно и выдать себя идиотом на суде. Может, вернешься в свою комнату с мягкими стенами. Говори, мать твою, как ты похищал детей, куда ты их похищал и зачем ты их похищал!
— Зачем? Это еда, мы всех съели.
Я вскочил, уперся ладонями в стол. Смотрел на него диким, звериным взглядом, потому что готов был разорвать. Это шутка? Он насмехается надо мной? Вот почему он раздражает меня: он говорит бред с такой уверенностью, что можно поверить. Или я отрицаю жестокую правду? Нет, не может быть… 50 детей! 26 в течение месяца! Он должен был жрать по ребенку в день. Сообщники? Других психбольных нет, а кто в своем уме будет работать с ним? Употреблял определенные органы: сердце, печень, почки, мозги?.. Возможно.
И все равно не верится, что это гениальный маньяк, который умело не оставлял следов, уклонялся от полиции целый месяц, если не год с начала похищений… Просто исхудавшее обгаженное животное! Никакой не дьявол, Роуч!
— Мэд Кэптив, сознаетесь ли вы в том, что в течение этого года похитили и убили около 50 лиц несовершеннолетнего возраста, чтобы впоследствии съесть их?
— Этот мозг с трудом понимает числа… 50? Это раз, два, три… десясь… трицять… Ха-ха! 50! Ха-ха-ха! Это было всегда. Мы всегда забирали их. Очень много ваших детей, такого числа он не знает.
— Ответь прямо. Сознаешься ли…
— Не надо о других — думай о себе! О да… Я чувствую сладкий запах, он заставляет дрожать. Похож на твой, сладкий, молодой… За дверью! Они тоже смотрят, но она смотрит, как ты, пытается видеть, но не понимает. Сладкий запах! Люди чувствуют носом, языком. Так хорошо… Не о других — думай о ней. Детектив… Мы придем за ней, мы будем лакомиться ей. Я — в первую очередь. Я знаю, кого легко забрать. Ее легко. И знаешь, что смешно? Ты сам приведешь ее к нам! Вы, люди, всегда это делаете. Вы наши кормильцы! Ха-ха-ха! Я доберусь… Не думай о других — думай о своей дочери, детектив…
У всех есть порог. Через него переступаешь редко, но вернуться в привычный мир трудно. Это случилось с ним после смерти родителей. Это случилось со мной сейчас. Я набросился на него. Схватил за кофту и бил по лицу много раз. Столько, сколько детей он погубил и сказал мерзких слов об Алисии. Я не закончил, меня остановили Роуч и его подручные.
Это существо осознавало свои действия — я увидел это в глазах!
Удары вызывали у него удивление. Он смеялся, когда его щека посинела, кожа над бровью треснула, а из сломанного носа полилась кровь. Боль веселила его.
— Не смей угрожать моей дочери, сукин ты сын!
Крепкие парни Роуча держали меня за плечи. Мэд Кэптив хотел продолжить наш физический разговор, привстал, положил руки на спинку стула и начал поднимать их вверх. Суставы трещали, спина выгибалась. Выражения боли и радости смешались в безумную вещь. Полицейские кинулись к нему, когда он поднял руки на уровень шеи. Еще немного, и вывернул бы их через голову.
— Беги, детектив! Сам впустишь… Жди нас! — кричал он, переходя на рычание. С каждым словом полицейским было все труднее его удерживать.
— Троих в комнату допроса! Возьмите электрошокеры! — скомандовал Роуч по рации и вывел меня в коридор.
За стеклом стояла Алисия. Она непрерывно смотрела на Мэда Кэптива, который извивался в специальном двойном захвате. «Она смотрит, как ты». Какого черта она здесь делает? Не важно… Как этот ублюдок узнал о ней? По запаху? Я наклонился, принюхался.
