бесенком-алимчиком и благодаря его советам благополучно выбрался из лабиринта второго этажа. Под мягкой подошвой кроссовок хрустело стекло, а с одежды на пол, звонко цокая, осыпалась стеклянная крошка. Я спустился на винтовой лестнице на первый этаж и со словами «спас одно, спасу другое», рывком вырвал из зеркала бесенка-алимчика. Тот испуганно вращал глазками, слабые ножки не держали, и он упал на попку.
– Быть тебе собачкой, – пожелал я, и бесенок-алимчик превратился в мелкую черную собачонку. – Беги к хозяйке.
Собачка, задрав куцый хвостик, звонко цокая коготками, рванула вверх по лестнице, к новой фифе, а я направился к выходу.
Шаг четвертый.
Я молился, чтобы случайно не вышел Сергей Петрович. Однако боженька был сегодня или не в духе, или маялся с похмелья, и не услышал меня, а луна – точно с левой стороны. Щелкнул дверной замок, коридор залило светом, и на пороге комнаты появился отставной федеральный судья. Близоруко щурящийся, Сергей Петрович испуганно прошамкал (зубной протез лежал в стакане воды): «ой, кто это, кто это?», а узнав меня, еще более испуганно взмемекнул аки козлик:
– Алимчик, что ты здесь делаешь ночью?
Мне искренно, до слез стало жалко бывшего сожителя матери, не сделавшего мне ничего плохого, но отвечать было нечего, поэтому плавным движением ножом, вновь сверкнувшего серебристой рыбкой, провел по горлу Сергея Петровича. Тот ахнул, совсем как фифа, схватился руками за горло, но кровь прорвалась сквозь пальцы, залила рубашку, бывший судья сполз на пол и застыл неряшливой кучей.
Шаг пятый.
Я вытащил карту памяти из регистратора и вышел из дома. Там, на второй этаже был один труп, второй на первом, зато спас от смерти новую фифу и подарил ей мелкую собачонку-звоночек. Интересно, это равноценно? Я взглянул на небо, но луна не захотела общаться со мной и спряталась за тучу. Опять привычно перемахнул через забор. Машиненка покорно ждала меня на соседней улице. Я завел еще не остывший мотор и вернулся к своим башням. Эх, машиненка, повезло твоему хозяину, не угнали тебя на покатушки и не сожгли потом, чтобы замести следы. Я тщательно, как и в двух квартирах особнячка, вытер руль от отпечатков пальцев.
Шаг шестой.
Я вернулся к мамке Юлии. Как ни странно, она не спала, что делала обычно после траха, а сидела в зале возле торшера в короткой ночной рубашке, выгодно подчеркивающей её соблазнительные полные бедра. Едва я потянулся к ней, чтобы поцеловать, но мамка Юлия отстранилась и зашипела:
– Урод, где ты был? – и, не дожидаясь ответа, – продолжила, – по малолетним шлюхам бегал? Я больше тебя не устраиваю? Зачем тогда ходишь ко мне?
Оп-па. Такого я не ожидал от мамки Юлии. Банальная ревность на пустом месте. Я залюбовался мамкой Юлией. В гневе она показалась моложе и еще желаннее. С удовольствием бы завалил её плашмя и ноги кверху, но с разъяренной женщиной лучше не спорить, поэтому молча развернулся и собрался уйти, но мамка Юлия вскочила с дивана и перегородила мне дорогу:
– Урод, я тебя спросила, – где ты был? Тебя не научили быть вежливым и отвечать на вопросы?
– Ходил по своим делам, – буркнул я.
– Врешь, сучонок. Трахнул меня, а потом побежал к другой.
Я изумленно выпучил глаза:
– У меня и в мыслях такого не было.
– Врешь, от тебя пахнет бабой.
Мне надоело препираться с мамкой Юлией, она не жена, чтобы отчитываться, и я взял её за плечи, чтобы отодвинуть в сторону и уйти.
Мамка Юлия взвизгнула и отскочила в сторону:
– У тебя руки в крови! Ты кого убил?
Я с удивлением посмотрел на кисти рук. Они действительно были в засохшей крови. Черт, чья это кровь: фифы или Сергея Петровича? Впрочем, теперь это не важно.
– Нет, это не кровь. Я неудачно открыл пакет с вишневым соком и облился, – стал сочинять на ходу, прекрасно понимая, как это глупо звучит.
Мамка Юлия схватила мою левую руку и понюхала:
– Врать ты совсем не умеешь. Это не сок, а кровь. Признавайся, кого убил.
Воистину, я хотел расстаться с ней по-хорошему. Мамка Юлия была для меня не просто очередной любовницей, она была для меня женщиной, воплотившей в себе две ипостаси: любящей матери и любовницы. Мать меня никогда не любила, от неё я никогда не увидел столько душевного тепла, как от этой бывшей порномамки. Зачем спросила про руки? Лучше бы промолчала, и я ушел в ночь, навсегда, чтобы больше не встречаться. Какая неудачная ночь! Мне ничего не осталось, как достать нож, что в третий раз сверкнул серебристой рыбкой. На белой шее мамки Юлии сначала появилась карминовая борозда, и из неё обильно хлынула кровь. В широко распахнутых глазах мамки Юлии застыло удивление, и кровь залила ночную рубашку и грудь, которую любил целовать. Мамка Юлия пошатнулась, а я, уже не боясь испачкаться в крови, подхватил на руки и отнес в постель. Её тело, еще не веря, что умерло, сначала вздрагивало в моих руках, а потом успокоилось и отяжелело. Я положил мамку Юлию на постель и укрыл одеялом. Под одеялом она была как живая.
Маленькая женщина под одеялом. Как часто мамка Юлия выпрастывала полные руки из-под одеяла и потягивалась, как сытая кошка. Потом отбрасывала одеяло, обнажала грудь и хрипловатым голосом требовала, чтобы я целовал розовые соски, которые под моими поцелуями напрягались, становились твердыми, а она жадными руками стягивала с меня штаны, бесстыдно расставляла полные ляжки, я входил в её влажное лоно. Она крепко обхватывала мои бедра ногами, и начиналась бесконечная игра в любовь. Я закрыл глаза и стал теребить вздыбившийся отросток, а потом рухнул на постель и впервые за несколько лет горько расплакался. Я обнял тело мамки Юлии, и впервые оно радостно не ответило, было холодным и мокрым от крови. Что я наделал, что я наделал. Я встал и случайно задел вазон с розами, которые недавно подарил. Вазон глухо брякнулся на пол, вода растеклась по полу, а розы, на удивление, не рассыпались.
Мне вспомнилось, мамка Юлия как-то мечтательно, закатив глаза, сказала, что в одном фильме невесту засыпали лепестками роз в постели. Я то же хотела, чтобы меня однажды осыпали лепестками розы, – задумчиво произнесла она. Что я и сделал, засыпал её ложе цветами. Потом долго мылся в ванной, смывал кровь и затирал свои следы. На душе было пусто и гадостно. Проклятая фифа, ты рада?
Шаг шестой.
Я вернулся в квартиру и прокрался в свою комнату. Я лег и пытался уснуть. Бесполезно. Фифа, Сергей Петрович, мамка Юлия. Не хватало одного важного звена. Я складывал так и этак пазлы, но картинка не получалось. Я, как раненный зверь, метался в постели и незаметно
