двух шагах шикарная набережная. Земля здесь дорогая. И застройщики из-за неё готовы глотку друг другу перегрызть. Она была уверена, что если дать волю современному бизнесу, то в городе не останется ни одного старинного здания, ни единого зелёного массива и вообще никакой хотя бы маленькой зелёной лужайки, всё будет застроено небоскрёбами.
А сейчас элитку со всех сторон окружали старые дворы с раскидистыми, не менее старыми деревьями, островки всевозможных кустарников и газоны, запорошенные снегом.
«Представляю, как здесь зелено летом. И, наверное, много цветов. По этим старым улицам ходили великие артисты – Чекмасова, Шебуев, Михеев, несравненная Вера Ершова и многие другие. Даже, возможно, сам Шостакович, в то время, когда ему приходилось жить и творить в этом городе».
Так размышляя, она въехала на стоянку перед домом, в котором жила Луиза. Не успела она выйти из машины, как к ней сразу подскочил мордатый охранник и спросил сердито:
– Вы не местная?
Мирослава не спеша оглядела его с ног до головы и проговорила:
– Вообще-то я коренная жительница этого города в седьмом поколении.
– Я не о городе, – пренебрежительно отмахнулся он и принялся объяснять ей: – Тут не город, а двор.
– Да? – Мирослава выглядела озадаченной и, подумав, спросила: – А вы кто? Незнайка на Луне?
– Какой ещё Незнайка?! На какой ещё Луне?! Знать не знаю никакого Незнайку и никакую Луну.
– Оно и видно, – процедила Мирослава, сменив тон потомственной интеллигентки на язык, понятный местному сторожу. Она развернула перед его носом свои корочки и быстро убрала их обратно. – Брысь с дороги!
– Так бы сразу и сказала, что из ментовки, – пробурчал он и как побитый пёс, поджав хвост, нырнул в сторону своей будки.
Мирослава с большим почтением относилась к людям любой профессии, она приветливо общалась с дворником-таджиком, когда заезжала на свою старую квартиру, улыбалась всем продавцам и кассирам в маленьких магазинчиках и лавках, которых хорошо знала, почтительно кланялась старому гардеробщику и всё тому подобное. Но она терпеть не могла холуёв, которые готовы были в переносном смысле, а может, и в прямом, сапоги лизать своим хозяевам. Она всегда держала в уме бессмертную фразу классика: «Служить бы рад, прислуживаться тошно».
Оказавшись в подъезде, детектив увидела консьержку. Ею оказалась женщина преклонного возраста, чем-то напомнившая Мирославе её первую учительницу.
– Здравствуйте, девушка, – сказала она хорошо поставленным голосом, – вы к кому?
– Здравствуйте. Я к Луизе Константиновне Ступке.
– Представьтесь, пожалуйста, – вежливо попросила женщина.
– Мирослава Волгина. – Свою профессию детектив называть не стала.
– Подождите минуточку, я ей сейчас позвоню.
– Хорошо, – отозвалась Мирослава.
Консьержка дождалась, когда ей ответит Луиза, и всё так же вежливо, но без всякого подобострастия сообщила, что к ней пришла Мирослава Волгина.
Луиза закричала так громко, что стало слышно даже Мирославе:
– Пропустите же её, скорее, Антонина Ивановна!!!
Консьержка слегка отодвинула трубку от уха и проговорила всё тем же ровным голосом:
– Хорошо, Луиза Константиновна. Она уже идёт, – и, кивнув Волгиной, проговорила: – Луиза Константиновна вас ждёт, – и, не удержавшись напоследок от дружеской улыбки, добавила: – Как мне кажется, с большим нетерпением.
– Мне тоже так кажется, – улыбнулась в ответ Мирослава и поспешила к лестнице.
– Можно на лифте, – окликнула её консьержка.
– Да, спасибо, я знаю.
– В смысле, спасибо, нет, – прокомментировала её ответ себе самой женщина.
– Я уже вас просто заждалась! – встретила Мирославу в дверях открытой квартиры женщина в шёлковой голубой пижаме. Её голубые глаза были широко раскрыты и напомнили Мирославе глаза дорогой фарфоровой куклы, которую ей однажды подарили на день рождения бабушка с дедушкой. Правда, куклой она так и не поиграла, во-первых, потому, что боялась её разбить, а во-вторых, потому, что вообще не любила кукол. Пухлые губы красотки были капризно поджаты, а светлые кудри в полном беспорядке разбросаны по плечам и спине.
Мирослава уже догадалась, что перед ней Луиза Константиновна Ступка собственной персоной, и проговорила:
– Я детектив, Мирослава…
– Знаю, знаю, – нетерпеливо воскликнула женщина, схватила её за руку и втащила в прихожую, – мне уже всё Антонина Ивановна сказала.
– Ваша консьержка очень похожа на учительницу младших классов, – не удержалась Мирослава.
– Так она ею раньше и была, – рассмеялась Луиза, – у неё тут все жильцы по струнке ходят. Даже те, что раньше бандюгами были, при Антонине Ивановне пошалить не решаются.
– Неужели они слушаются её? – удивилась Волгина.
– Ещё как, – хихикнула Ступка, – вы бы видели, как она бугая Генку Мазина заставила собрать с лестницы все окурки.
– Что значит педагог старой закалки, – уважительно улыбнулась Мирослава.
– Она тут им всем ещё и курить на лестничной площадке запретила. Короче, молодец бабка! – подвела итог Луиза и, подёргав Мирославу за рукав, проговорила: – Снимайте свою куртку. Сапоги можете оставить.
– Пожалуй, – сказала Мирослава, достала бахилы и натянула их на свои сапожки. Эту полезную привычку она переняла у оперативника Рината Ахметова, которого заботливая жена Гузель приучила всегда носить с собой бахилы. Ведь при оперативной работе часто приходится посещать чужие квартиры, чужие тапочки надевать небезопасно, ходить по полу в носках не хочется. Но и топтать своей обувью чужие полы тоже неудобно. Так что бахилы спасают. Даже следователь Наполеонов, не отличавшийся особой церемонностью, стал носить их в кармане на всякий случай. Луиза же смотрела на бахилы Мирославы с большим интересом, точно до этого никогда ничего подобного не видела.
– А вы не курите на лестничной площадке? – отвлекла её Волгина от пристального созерцания бахил.
– Нет, я вообще не курю! – тотчас откликнулась женщина. – Берегу белизну зубов и свежесть дыхания. А вы? – она оценивающе посмотрела на Мирославу.
– Я тоже не курю, – коротко отозвалась детектив.
– Молодец! – похвалила её Луиза. – Ладно, пойдёмте на кухню – пить-то вы, надеюсь, пьёте, – хихикнула она.
– Смотря что, – в тон ей отозвалась Мирослава.
– У меня есть классный кофе и кое-что покрепче имеется. – Она озорно стрельнула глазами в сторону Мирославы.
– Что-то покрепче мне нельзя – я за рулём, – пояснила детектив и добавила: – Кофе я не люблю. А чая в этом доме нет?
Обычно, чтобы наладить взаимоотношения со свидетелями, Мирослава соглашалась на кофе, который терпеть не могла. Но с Луизой она поняла, что можно и покапризничать.
– Чай я пью редко, – ответила та, – но у меня есть пакетированный «Майский». Выпьете?
– Пожалуй, да.
Вскоре они сидели за маленьким столиком со стеклянной столешницей и пили – Луиза кофе, Мирослава чай. Из десерта были печенье курабье и конфеты шоколадные прямо без вазы, высыпанные горкой на стол из пакета. Детектив вытащила «Ну-ка отними» и надкусила. Вкус был совсем не таким, как в детстве. Мирослава раздражалась при одной мысли о том, что
