– Кэнтел тут ни при чем, – ответил Граймс.
Лифт пошел вниз, но противная легкость в желудке объяснялась отнюдь не этим обстоятельством.
– Так дело не в Кэнтеле? – спросил я.
– Черт, ты и сам прекрасно это знаешь, – ответил Граймс.
– Откуда?
– А оттуда! Ты до кого-то добрался. Не знаю уж, до кого, только нам велели прекратить розыск Кэнтела и не осложнять жизнь синдикату, – он скривился от омерзения. – Иногда мне хочется стать президентом. Всего на сутки. На какие-то двадцать четыре часа.
– Значит, вы взялись гадить мне из-за чего-то другого, так? Зелен виноград, да?
– Поговорим в участке, – ответил он.
– Ну и зануда же вы, мистер Граймс, – сказал я, утратив всякую охоту продолжать разговор. Тессельман все-таки сдержал слово, отозвал легавых, чтобы дать мне возможность без помех выяснить, кто убил его подружку и подставил Билли-Билли. И куда мне теперь девать свою версию? В помойное ведро, вот куда.
А если Граймс преследует меня не из-за Кэнтела, какого черта ему надо?
Спрашивать его было бессмысленно, он решил молчать, чтобы сойти за умного, и не скажет даже, какой сегодня день недели. Не знаю уж, в чем там дело, но остается лишь надеяться, что Клэнси по-быстрому вызволит меня. Я был отнюдь не расположен к такого рода игрищам.
В участок мы ехали долго и молча. А когда приехали, то оказалось, что меня привезли совсем не в тот участок, в который я ожидал попасть. Значит, легавые не хотели, чтобы Клэнси сразу же освободил меня. Никто не стал оформлять мое задержание Мы прошли мимо конторки дежурного и очутились в чреве здания среди зеленых стен. Стало быть, пока меня даже не арестовали.
Надо будет ждать, потеть и гадать, за что я здесь, до тех пор, пока мне не соблаговолят сообщить об этом.
Мы гурьбой вошли в тесную каморку с голыми стенами, и я понял, что уже участвовал в такого рода представлениях. Тут были стулья; один стоял посреди комнаты, остальные – тут и там возле стен. Освещение, как я заметил, было обыкновенным, никаких ярких лучей, направленных на стул, стоящий в середине.
По правде сказать, и дневного света, просачивавшегося сквозь грязные оконные стекла, было вполне достаточно, и включать электричество вообще не пришлось.
Комната была заставлена пепельницами на подставках, но возле среднего стула не оказалось ни одной и, стало быть, курить я не смогу. В углу стоял аппарат для охлаждения воды, и я знал, что уж мне-то не достанется ни глотка. Я уже предвкушал веселую забаву и не стал дожидаться ничьих указаний, а просто уселся на стул посреди комнаты и принялся ждать. Граймс и двое других легавых пару минут послонялись по комнате, снимая пиджаки, ослабляя галстуки, со скрежетом передвигая стулья. Граймс налил себе чашку воды из охладителя, и я услышал за спиной «буль-буль-буль».
Наконец они решили приступить к делу. Граймс взял на себя ведущую роль и остановился передо мной, а двое других сели поодаль.
– Где ты был весь день? – спросил он.
– Да в разных местах, – ответил я.
– Имена и адреса, – потребовал Граймс.
– Запамятовал, – сказал я. – Вношу ясность: я не отказываюсь отвечать, просто забыл.
– Забыл, где шлялся день-деньской?
– Да, сэр, забыл. Забыл, где шлялся день-деньской. На улице было ужасно жарко. Вероятно, этим все и объясняется. Одно я помню точно: нигде не было кондиционеров.
– Как долго ты сожительствуешь со своей девицей? – спросил другой легавый.
Я удивился.
– Несколько недель.
– Ты не надумал бросить ее?
– Нет, – ответил я, гадая, куда он клонит.
– А кто жил у тебя до нее? – поинтересовался Граймс.
– А в чем дело?
– Я первый спросил, – сказал он. – Отвечай.
Я страшно смутился, мне понадобилась целая минута, чтобы вспомнить имя той девицы. Она была грудастой блондинкой и выглядела на миллион, хотя в койке едва тянула на пятнадцать центов. Черт, как же ее звали? Наконец я вспомнил.
– Анита Мерривелл, танцовщица из «Ла Копла».
– А до нее?
– Почем мне знать? Думаете, я веду картотеку?
Все эти расспросы казались мне совершенно бессмысленными. Я никак не мог понять, что происходит, а когда я не в состоянии понять, что происходит, я начинаю нервничать. Я машинально сунул руку в карман и достал сигареты, но Граймс тотчас выхватил у меня пачку.
– Можно я закурю? – спросил он.
– Да.
– Я, конечно, понимаю, что ты шутишь, – сказал Граймс. Он извлек из пачки сигарету, потом вытащил еще три. – Это про запас.
Ты ведь не возражаешь, правда?
– Правда, – откликнулся я.
Подошел еще один легавый.
– Я бы тоже с удовольствием курнул на халяву, – сказал он.
– Пожалуйста, – ответил Граймс. – Клей не возражает. – Он протянул легавому пачку, тот достал оттуда четыре сигареты, после чего смял пачку и бросил ее в угол.
Граймс улыбнулся мне.
– Извини, Клей, – проговорил он. – Кажется, курево кончилось, тебе не хватило.
– Ничего, я уже несколько недель пытаюсь бросить курить, – ответил я.
Он зажег одну из моих сигарет и выпустил струю дыма мне в лицо.
Остальные двое тоже устроили перекур, один из них, кажется, даже затягивался. Комната была маленькая, а окна – закрыты. Скоро тут будет не продохнуть от табачного дыма.
– Что ж, начнем сызнова, – предложил Граймс. – Ты собирался рассказать мне, с кем путался до Аниты Мерривелл.
– Я забыл, – ответил я. – Всех забыл. Ни одного проклятущего имени не помню.
– Очень жаль, – сказал Граймс. – Прекрасные воспоминания исчезли без следа.
– Да, – согласился я. – Плохо дело.
– Ладно, тогда пойдем дальше, – решил Граймс. – Как ты думаешь, кто будет следующей? После этой, как бишь ее?
– Анита Мерривелл.
– Нет, нет, я имею в виду эту, новую.
– Я не называл ее имени.
– Так назови.
– Элла.
– А дальше?
– Элла Синдерс.
– А ты умник, – заметил один из легавых.
– Играю свою роль.
– Ну ладно, – сказал Граймс. – Так кто, по-твоему, будет следующей?
После Эллы?
– Не знаю, – ответил я. – Еще не думал об этом.
– Как насчет Бетти? – спросил Граймс – Не она ли станет следующей? Или она – одна из прежних?
Я просто сидел и глазел на него Бетти? Кто такая эта Бетти?
– Не знаю я никакой Бетти, – сказал я.
– Еще как знаешь.
Я попытался сообразить. Бетти. Бетти Бенсон? Бывшая соседка Мэвис Сент-Пол? Граймс не мог говорить о ней. Бетти не способна заинтересовать легавых. Но если я спрошу его о ней, наш разговор пойдет по другому руслу, и мне это вряд ли так уж понравится.
Если, конечно, Бетти Бенсон по какой-то причине не навела на меня легавых. Может, что-то заподозрила после моего ухода? Позвонила в полицию, описала мою наружность и сказала, что я упоминал имя Граймс. Такая возможность существовала, и она была весьма неприятна.
– А как фамилия этой Бетти? – спросил я.
– Ты что, знаешь много разных Бетти?
– Ни одной.
– Ну, ну, Клей, – подал голос один из легавых. – Хватит паясничать. Мы знаем, что сегодня ты ездил к ней. Твои отпечатки остались по всей квартире На кофейной чашке и других вещах.
Итак, речь идет о Бетти Бенсон.
– Кажется, вы говорили, что это не имеет никакого отношения к Билли-Билли, – сказал я.
Настала их очередь удивляться, и я понял, что на этот раз зря открыл рот. Не будь я таким усталым, этого не случилось бы. Прежде им не приходило в голову, что тут есть связь, и теперь изумленное выражение на их физиономиях сменилось довольной миной. Они решили, что поймали меня, а я так до сих пор и не понял, на чем попался.
Один из легавых щелкнул пальцами.
– Бетти Бенсон! – воскликнул он. – Это же бывшая соседка Мэвис Сент-Пол!
– Так, так, – проговорил Граймс и с улыбкой взглянул на меня. – Стало быть, вы не укрывали Билли-Билли Кэнтела, верно? Ты не знаешь, где он, верно? И если встретишь его, то сдашь в полицию, верно?
– Она что-то знала, – сказал один из легавых. Он уже не на шутку возбудился. – Она что-то знала, может быть, видела Кэнтела, и он пошел к ней, чтобы подкупить. – Легавый взглянул на меня. – Верно? Она могла изрядно подгадить Кэнтелу, и ты пошел к ней с деньгами, чтобы купить ее молчание, не так ли?
– У вас не все в порядке с головой, – сказал я ему. – Как можно было еще больше подгадить Кэнтелу? У вас уже есть все, что нужно. Вы можете осудить его шесть раз на основании тех улик, которыми уже располагаете.
– Тогда что ты там делал? – спросил Граймс.
– Я забыл, – ответил я и посвятил секунду своего времени размышлениям о том, когда же Клэнси вытащит меня отсюда. Следующая секунда ушла на раздумья о том, когда Клэнси разыщет меня. Граймс хотел повесить на меня дело, но, должно быть, он понимал, что пока не готов. Граймс еще многого не знал и будет держать меня здесь, подальше от Клэнси, до тех пор, пока не выяснит все, что ему нужно. А поскольку сейчас я чист, как никогда, это означало, что я могу застрять здесь на веки вечные.
