не мог, что вещевой рынок скрывает за собой целый мир. Нам попадались люди – сначала, но затем исчезли и они – остались только нагромождения вонючих картонных коробок, в которых когда-то привозили одежду. А еще бегали крысы – здоровые, должно быть по полметра длиной, настоящие тиранозавры среди крыс.
Свет блеснул, когда я уже совсем распрощался с жизнью. Одинокая лампочка болталась перед дверью шаткой лачуги, на которой – к моему удивлению – висела вполне цивилизованная вывеска. Золотыми буквами на ней было написано «ООО «Арег».
– Наш офис, – кивнул на лачугу Мурад и открыл дверь. – Заходи.
Я зашел, чеченцы зашли следом, внутри было тускло и подозрительно – но, по крайней мере, пистолет больше не упирался мне в спину. Это могло означать, что убивать меня еще какое-то время подождут.
В офисе у чеченцев не было стульев – также как не было и другой мебели. Единственным убранством помещения оказался лысеющий зеленый ковер. На нем лежали четки, Коран и какие-то металлические детали, присмотревшись к которым, я с изумлением опознал разобранный пулемет. В тот момент я в стотысячный раз проклял свою так называемую смекалку, приведшую меня на вещевой рынок.
«Мать твою, – размышлял я, стоя на пороге ООО «Арег». – Еще пятнадцать минут назад я был начинающий предприниматель, дела у меня шли в гору, а впереди мне открывался сияющий мир моды и сверхприбылей. И что теперь? Вокруг меня чеченские альфа-самцы – кажется, террористы. Передо мной – кажется, пулемет. И скоро с меня, кажется, начнут что-то требовать, причем, вероятнее всего – в жесткой форме. Почему так внезапно изменилась моя жизнь?»
– Снимай обувь, – приказал Азам, подталкивая меня в спину.
– Садись и рассказывай, – приказал Мурад.
– Про что рассказывать? – переспросил я. – Про то, как я искал треники?
– Треники, треники, – ухмыльнулся в бороду Азам. – А еще про то, зачем тебе бирки с названиями и что за бизнес втайне от нас ты здесь мутишь.
– Помилуйте, парни, – сказал я. – О каком бизнесе идет речь?
На деланное недоумение моего лица чеченцы ответили улыбками – золотозубыми, мудрыми и благожелательными. Я оценил этот сигнал правильно: улыбки говорили о том, что если я сейчас же не расскажу им все, то очень скоро с неверного белого брата снимут скальп.
– Окей, – сдался я. – Вы хотите мою историю? Пожалуйста! Дело в том, что я вожу контрабандный товар через Финляндию. Одежду. Главным образом, джинсы. Чтобы провезти такую кучу товара, какая нужна мне, и не заплатить пошлину, мои гонцы выдают это за свои собственные вещи. А для того, чтобы у таможенников не возникло подозрений, с вещей срезают все бирки и ценники. Товар не продать, если не сделать новые бирки и не пришить их на привезенные джинсы – клиенты откажутся верить, что это не подделка. Так я оказался у вас. Мне нужны крутые лейблы на мои крутые штаны.
Это была не вся правда, но всю чеченцам знать и не требовалось.
Они оставили меня, чтобы посовещаться, а когда вернулись, то выставили мне совершенно грабительский, запредельный, унижающий мое достоинство ультиматум.
– У нас есть человек, который сделает все, что тебе нужно, – сказал Азам, в то время как Мурад буравил меня многозначительным взглядом, сидя рядом и поглаживая бороду.
– Но, – Азам взял паузу, перед тем как выдать главное. – Ты отдашь нам 50% от продажи, и не меньше.
Это и было главное.
– Имейте совесть, парни, – возмутился я. – Вы буквально оставляете меня без штанов. Еще тридцать процентов просят у меня охранники в том месте, где я торгую. Еще нужно отстегивать гонцам – а это такие борзые ублюдки, что нужно еще поискать. Прибавьте к этому накладные расходы, которые растут не по дням, а по часам, и в итоге – что остается в итоге? В итоге я работаю себе в убыток.
– Сорок пять процентов, – пошел на уступку Мурад, а Азам добавил. – И мы выводим из дела охранников в том месте, где ты торгуешь.
– То есть как это «выводим»? – спросил я. И добавил. – Могу дать пятнадцать процентов и не больше.
– За пятнадцать мы сделаем тебе секир-башка прямо здесь, – Мурад приставил к моему лицу нож, оказавшийся в его руке, словно по какому-то невидимому волшебству. Здоровенный, с позолоченной рукояткой клинок заставлял думать о том, сколько всего не сделано, и в целом навевал исключительно грустные мысли.
– А выводим из бизнеса, это просто, – продолжил Азам. – Ты показываешь нам своих охранников, мы проводим с ними культурную беседу. После этого – никаких проблем. Охранники тебя больше не беспокоят.
– Ну? – потребовал Мурад, кладя лезвие мне на шею. – Договорились? Или секир-башка?
Я закрыл глаза, вдохнул-выдохнул, и произнес – шепотом:
– Двадцать пять, – и судорожно сглотнул.
Лезвие надавило мне на кадык.
– Ай-ай-ай, какой жадный белый человек! – услышал я, а затем давление клинка неожиданно исчезло.
Я открыл глаза и увидел, что Азам – кажется, я начал понимать, что в этом дуэте он за главного – нагнулся и протягивает мне руку.
– Трид-цать, – отчетливо произнес он.
– Тридцать, – подтвердил я, отвечая на рукопожатие.
– Такова была моя жизнь, девочки, и жизнь эта была сплошная торгашня, – молодой человек проходит вдоль рядов с грохочущими станками и стряхивает невидимые пылинки со своего пиджака. – Уж, что-что, а этому ремеслу я научился…
Одна из работниц – которая немного понимает русский язык – смеется и что-то шепчет подруге, стоящей за соседним станком. Та прыскает в кулак и потом долго беззвучно сотрясается в приступах смеха. Вероятнее, всего их смешит хвастовство молодого человека и забавляет, с какой легкостью они вытрясли из него лишние центы за почасовую работу.
Молодой человек в костюме не видит этого, а если и видит, то ему все равно.
– Если описать попроще то, что чеченцы сделали со мной в тот вечер, то самыми уместными словами будут «обокрали», «раздели» и «выкинули на улицу». Тридцать процентов, где это видано? Я слышал, что даже сутенеры самых страшных женщин – я, конечно, не имею в виду ваших матерей и сестер, уж они-то, я уверен, просто эталоны красоты – ну, так вот даже сутенеры самых страшных, толстых, опустившихся женщин, берут с них меньший процент. Как я должен был себя ощущать после этого предложения? Предложения, которое грозило выпить из меня всю кровь? Что ж. Я пораскинул мозгами – в который раз – и решил, что раз я ничего не могу изменить, то нужно расслабиться и получать удовольствие. И первое, что я сделал, вступив в эту унизительную сделку, это показал чеченцам охранников в
