закрытия оставалось еще несколько часов, и ответ мог поспеть и сегодня.
Внезапно, как и накануне, доктор ощутил на себе пристальный взгляд. Он обернулся. Так и есть! Недалеко от него сидел синьор делла Кроче, углубившись в чтение энциклопедического словаря. Но глаза его не были устремлены в книгу, а спокойно разглядывали доктора. Доктор,,, гримасничая, отпрянул назад, а итальянец поспешил перевести свой взор в словарь. Чего добивается этот человек? Какого черта следит он за ним? Но через минуту доктор уже забыл об итальянце. Его осенила новая идея.
Все время он тщетно вопрошал себя, какой смысл таился в библиотечных изысканиях графа. Тщетно пытался он усмотреть в его пометках на полях книг какой-то научный интерес. Но разве интерес графа не мог быть иным, не научным. И тогда — каким? Если собрать воедино все пометки и свести их к одному смыслу, то можно прийти к определенному выводу... Доктор даже удивился, что нс догадался до сих пор о простом, — интерес графа можно выразить одним словом: богатство.
Марко Поло, немало лет прожив при дворе хана, скопил огромные, неисчислимые сокровища.
«Кублай-хан не отпустил его и предложил вдвое больше того, что было у Поло...»
«Марко Поло уехал, увозя с собою груду рубинов и других драгоценных камней... В Венецию он прибыл жив и невредим, привезя с собою все свои сокровища...»
Вот какие места подчеркнул граф в книге. Но чего ради человек двадцатого столетия воспылал таким интересом к сокровищам Марко Поло, наверняка уже давно растраченным? Вот над чем ломал теперь голову доктор Ц.
Размышления доктора, однако, внезапно нарушил директор библиотеки, лицо которого теперь расплывалось в медоточивой улыбке.
— Получены ответы на наш запрос, — сказал он. — Профессор Бонвало, так же как и мой высокочтимый друг, профессор Бошамп, оба рекомендовали мне вас самым теплым образом и просили передать вам искренний привет. Простите, доктор, что я не сразу пошел навстречу вашим желаниям, но я ведь только скромный служащий, вы должны это понимать... Еще раз прошу извинить меня...
— Но, господин директор, вам не в чем извиняться, — запротестовал доктор. — Вы, разумеется, обязаны придерживаться предначертанных правил. Разве допустимо выдавать столь драгоценный манускрипт по первому требованию?.. — И доктор оглянулся, но синьора делла Кроче уже не было. — Разрешите осведомиться, сколько я вам должен за телеграммы?
— О, пустяки! Сущую безделицу! Я отнесу это за счет служебных расходов. Вот, прошу вас, я позволил себе сразу же захватить в зал этот манускрипт.
Доктор вздрогнул. Лишь теперь заметил он в руках у директора небольшой, переплетенный в кожу томик. Он взял его в руки, и пальцы его задрожали.
— Разрешите задать вам один вопрос, — улыбаясь, обратился директор к доктору, — хотя, быть может, он покажется вам нескромным и излишним. Оба профессора, на которых вы ссылались, специалисты по душевным болезням. Я заключил, что вы их коллега, но в таком случае, какой интерес может представлять для вас, психиатра, эта рукопись четырнадцатого столетия? Это же обыкновенная скандальная хроника, и только.
Доктор пробормотал в ответ несколько фраз, из которых следовало, что он интересуется также и историей нравов. Директор, удовлетворившись его объяснением, раскланялся и удалился. Но вскоре он снова подошел к доктору.
— Вы спрашивали меня, кому выдавался этот манускрипт в последний раз, я справился об этом. По всем редким экземплярам мы ведем особый учет, поэтому могу сообщить: в последний раз эта книга выдавалась два десятка лет назад, итальянцу, графу Карло Феличе ди Пассано.
— Вот как, — пробормотал доктор, бледнея от волнения. — Я мог бы и сам догадаться... Благодарю вас...
— Не стоит благодарности. Впрочем, книга эта выдавалась графу на весьма короткий срок. Он получил ее двадцать третьего октября после обеда и в тот же день возвратил. С тех пор книгу никто не получал.
— Так! — произнес доктор. Ему было известно, что именно помешало графу явиться в библиотеку на следующий день и продолжить свои исследования. Как раз двадцать третьего октября он был вызван на дуэль. Поединок произошел на следующий день, после чего графу пришлось бежать...
— Надеюсь, вам эта книга покажется более интересной, чем вашему предшественнику, — сказал директор и удалился.
Доктор сел за стол, положив перед собою манускрипт.
Внутренне он не мог, не покривив душой, согласиться с директором библиотеки. Как бы ни было велико его волнение, он отлично сознавал, что оно не идет ни в какое сравнение с чувствами, которые наверняка испытывал граф, взяв двадцать лет назад эту книгу в руки. Интерес доктора сводился к тому, чтобы, проследив ход мышления другого человека, выиграть пари, заключенное с астрологом. Но граф... У него наверняка был самый прямой интерес в этом деле. Какая-то идея владела им, какая-то безумная теория, подтверждения которой искал он повсюду, в том числе на страницах этой книги. Граф, правда, мало уделил времени манускрипту, но, как было известно доктору, обстоятельства вынудили его срочно покинуть этот город и даже страну, ибо ему грозил арест за участие в дуэли...
Но довольно об этом! Время ли теперь размышлять над злосчастной судьбой графа — помыслы доктора были направлены на другое, он должен был выяснить, в чем заключалась его мания, эта одержимость, которой подчинил он свою жизнь.
Доктор бережно раскрыл маленький томик.
Первое, что он установил, что это действительно рукопись, написанная на тонком пергаменте, имевшем распространение в средние века, шрифтом Каролингов. Этот шрифт удивительно красив, а главное — разборчив и удобочитаем, так что чтение рукописи не представляло для доктора особой трудности. Записи делались на итальянском языке, некоторые места — на латыни.
Доктор наконец приступил к чтению. Вскоре после того, как он пробежал первые страницы, он спросил себя, не выдан ли ему по ошибке другой манускрипт?
Творение мессера Рустичиано действительно являлось типичной семейной хроникой четырнадцатого столетия. Автор повествовал о путешествиях, о своем пребывании во Франции, о встречах с известными людьми. Попутно ронял он замечания, носившие весьма забавный характер. Так, говоря о французах, он сообщал: «Этот народ отличается большими военными способностями, но в очень малой степени способен завоевать сердце дамы. В этом им не сравниться с нами, итальянцами». Но за исключением подобных немногочисленных замечаний стиль его письма был сдержан и сух. В общем, в этих мемуарах доктор пока не видел ничего, что могло бы объяснить горячий к ним интерес графа.
Почему, в самом деле, двадцать лет назад граф обратился к этой книге? Почему?
