Положив фотографии в кармашек, я тщательно закрыла его и, соединив края папки, застегнула молнию. Сердце стучало как паровой молот, руки дрожали.
«Эта фотография ничего не значит, — убеждала я себя. — Волков — следователь, который ведет дело об убийстве Беловой и других девушек-проституток, она нужна ему для работы». Так успокаивая себя, я вышла в зал и сразу же увидела Волкова. Он с озабоченным лицом ходил от стены к стене. Увидев меня, сразу же бросился навстречу.
— Она у вас, — обрадовался Волков, заметив у меня папку. — Девушка сказала, что отдала ее вам.
Он выхватил папку у меня из рук и вернул альбом Шилкина.
— Не надумали купить? — спросила я, отводя глаза в сторону.
— А? Нет. Не сейчас.
Он вертел папку в руках, и я чувствовала, что ему хочется ее открыть, чтобы проверить содержимое, но при мне делать это неудобно.
— Я обещала, что вернусь к приятелю, — прохрипела я. Голосовые связки почему-то отказывались подчиняться мне.
— Да-да, конечно, — растерянно произнес майор.
Я прокашлялась, прочищая горло.
— Может, еще увидимся, — кивнул мне Волков.
— Только не в вашем кабинете, — сделала я попытку пошутить.
Мне необходимо было попить. Я шла по направлению к выходу, оглядываясь по сторонам — нет ли где буфета, хотя знала, что его здесь нет. Пришлось выходить на улицу. Я вдохнула вечерний морозный воздух и снова закашлялась. Мозг свербила мысль: что значит полароидная фотография, обнаруженная у Волкова? Может, она нужна ему для работы? Не делают для работы полароидные фотографии. Получается, что Волков сделал эту фотографию сам, до того, как приехали криминалисты. Может, еще до того, как труп обнаружила Дюкова? Тогда получается, что Белову убил именно он, майор, старший следователь прокуратуры. Но это же полная чушь, Бойкова!
Незаметно для себя я дошла до магазинчика, где покупала сигареты перед выставкой. Рассеянно протянула деньги продавцу и взяла маленькую бутылку «Спрайта». Открыла и тут же в магазине с удовольствием выпила почти половину. У меня защипало в горле. Пузырчатая жидкость скользнула в желудок, попрощавшись пузырьками газа, ударившего в нос. Я вспомнила, что сегодня еще не обедала, но есть почему-то не хотелось. Закрыв бутылку, я вышла на улицу.
«Почему чушь? — вернулась я к своим размышлениям. — Волков ведь был в тот день в «Гриве». Говорит, что случайно там оказался, но ведь ясно, что он знаком и с хозяином, и с девчонками-проститутками, работающими на Дени. Не надо только идеализировать сотрудников правоохранительных органов. Пригрозил Волков дяде Сереже, что прикроет его лавочку? Пригрозил. Сказал ему дядя Сережа, что за ним «не заржавеет»? Сказал. «Грива» до сих пор работает спокойно, делай выводы. Какие выводы, Оля? Волков мог сделать это фото и после того, как я ушла из «Гривы». Только вот зачем? И почему он носит его с собой? Одно-единственное полароидное фото?»
Войдя в галерею, я увидела Шилкина в окружении корреспондентов.
— Нет, — он повел рукой, как бы отсекая их от себя, — я интервью не даю.
— Господин Шилкин, хотя бы несколько слов для «Тарасовских известий»! — протягивал ему диктофон Степан. — Как вы находите своих моделей?
— Они сами меня находят, — усмехнулся Шилкин и, заметив меня, прорвался сквозь плотное кольцо журналистов.
— Пойдем, я обещал познакомить тебя со своим приятелем, — Александр провел меня вдоль стены и, открыв незаметную дверь, пригласил войти.
Двигаясь узким коридорчиком, мы очутились у другой двери, за которой оказался небольшой кабинет. На столе стояла початая бутылка шампанского. В кресле с сигаретой в руке сидел, улыбаясь, седой мужчина с рыжеватой щеточкой усов. Он выглядел крепким и жизнерадостным, несмотря на возраст, а было ему на первый взгляд уже далеко за пятьдесят.
— Познакомься, Миша, — сказал Александр, закрывая за собой дверь, — это Ольга Бойкова, фотокорреспондент еженедельника «Свидетель». Помнишь, я говорил тебе о ее выставке?
— Жедрин, — приятель Шилкина поднялся с кресла и поцеловал мне руку, — Саша в восторге от ваших фотографий.
— Михаил научил меня снимать, — сказал Шилкин. — Присаживайся, давайте выпьем.
Он разлил шампанское по бокалам. В сумочке запиликал сотовый.
— Извините. — Я достала «моторолу».
— Оля, — услышала я голос Кряжимского, — ты занята?
— Что случилось, Сергей Иванович?
— Здесь сидит этот парнишка, брат Ани Поляковой, приходит уже третий раз, говорит, у него срочная информация для тебя.
— Что за информация?
— Мне не говорит, — растроенно произнес Кряжимский.
— Хорошо, пусть ждет, сейчас буду.
Я спрятала трубку.
— К сожалению, мне нужно идти. Дела, — я поднялась с кресла. — Приятно было познакомиться.
— Вот почему я не пользуюсь телефоном, — с оттенком самодовольства произнес Шилкин.
— Ну нет, мы вас не отпустим. — Жедрин поднялся с кресла, пытаясь усадить меня обратно.
— Честное слово, я бы с удовольствием осталась… — пыталась я сопротивляться.
— Тогда пообещайте нам, что вернетесь, — настаивал Жедрин, — мы еще здесь долго будем, а потом пойдем отмечать открытие выставки и выход альбома в какой-нибудь ресторанчик. Правда, Саша? Куда мы пойдем? В твою любимую «Гриву»?
— В «Гриву», — подтвердил Шилкин.
— Хорошо, я приду, — нехотя согласилась я.
— Обещаете? — многозначительно улыбнулся Жедрин.
— Обещаю.
* * *
Редакция «Свидетеля» располагалась недалеко от галереи, поэтому не прошло и десяти минут, как я входила к себе в кабинет. Сергей Иванович потягивал кофе, а Максим сидел, глубоко провалившись в кресло, и нервно постукивал ногой о пол.
— Ольга Юрьевна, — вскочил он мне навстречу, — я узнал. Это он. Он был там.
— Спокойно, Макс, — я села в соседнее кресло, — давай все по порядку.
— Ну вы же сказали выяснить, был ли Шилкин в «Руси» двадцатого сентября. Вот я и выяснил. — Он гордо поднял голову.
— И что же ты выяснил? — спокойно сказала я, помня о его горячности.
— Шилкин был там в день, когда убили Аню. — У Максима было такое лицо, словно он удивлялся моей непонятливости.
— Как же тебе удалось это узнать? — недоверчиво поинтересовалась я.
— Вчера мне ничего не удалось узнать — не та смена была, — торопливо начал объяснять Максим. — Сегодня прямо с утра я опять туда отправился. Нашел дома фотографию Шилкина — у Ани осталась — и стал там всем ее показывать. Ну, на меня как на идиота смотрели, отмахивались, а потом один грузчик вспомнил. У него как раз девятнадцатого день рождения был, но двадцатого он на работу вышел — у них с этим строго.
— Так. — Я стала слушать более внимательно.
— Ну вот, — продолжал Максим, — он этого Шилкина сразу вспомнил, как я ему фотографию показал. — Этот поставил машину прямо перед входом, а Женька — ну, грузчик, говорит ему, чтобы машину отогнал, а то тележка не проходит…
— Это какая-то ошибка, — перебила я Максима — у Шилкина нет машины.
— Не знаю я, — отмахнулся он, — грузчик так сказал.
— Покажи-ка мне фотографию, — попросила я.
Макс быстро достал из внутреннего кармана «пилота» фото и протянул мне. Действительно, это был Шилкин, но даже я с трудом узнала бы его по этой фотографии. Видно, это было фото, снятое несколько лет назад. Конечно, сходство было, и довольно большое, но я сомневалась, что человек, видевший Шилкина два месяца назад, смог бы опознать его по этому фото, тем более грузчик после дня рождения… Да еще машина какая-то. Нет у Шилкина никакой машины.
— Твой грузчик не вспомнил, во сколько это было? — решила я все же уточнить.
— Вечером, — ответил Макс, уже темнеть начало.
— Хорошо, — я внимательно посмотрела на него, — а какая это была машина, он помнит?
— Да не разбирается он в машинах, — поморщился Макс, — сказал только, что белая иномарка.
— Точно иномарка?
— Женька так сказал.
— Он был трезвый, Женька-то?
— Ну, слегка от него попахивало. — Максим поджал губы. — Ты что — мне не веришь?
— Успокойся, Макс, — я отдала ему фото, — все, что ты узнал, очень важно. Я все проверю.
— Да чего здесь проверять, — взвился Максим, — все ясно как день. Надо этого Шилкина в ментовку сдать, или я сам его порешу.
— Да погоди ты! — заорала я на него так, что окна чуть не зазвенели, и вскочила с кресла. — Тоже мне Робин Гуд нашелся, народный мститель. Ну придешь ты в ментовку, что ты им скажешь? Что он убил твою сестру? — Я немного сбавила обороты. — В лучшем случае они тебя высмеют.
— Тогда я сам его убью, — упрямо долдонил свое Максим.
— Так тебя же посадят, дурень. Ты что, в тюрьму хочешь?
— Мне все равно, — со злобным отчаянием процедил он сквозь зубы.
