Ван Хурен с улыбкой извинился за то, что не может спуститься в шахту вместе с нами: у него все утро расписано по минутам.
- Увидимся за ленчем! - пообещал он. - И как следует выпьем. Вам это не помешает!
Гидом, которого назначил нам какой-то менеджер на пару рангов ниже самого ван Хурена, был раздражительный молодой африканер. Он сообщил нам, что его зовут Питер Лозенвольдт и что он горный инженер, а также дал понять, что показывать нам шахту ему неприятно, что его оторвали от работы и вообще это ниже его достоинства.
Он провел нас в раздевалку, где мы должны были сменить свои костюмы на одинаковые белые комбинезоны, тяжелые башмаки и высокие каски.
- Не берите с собой в шахту ничего своего, кроме трусов и носовых платков, - распорядился Лозенвольдт. - Никаких камер! - указал он на аппаратуру, которую приволок с собой Конрад. - Вспышки опасны. Никаких спичек. Никаких зажигалок. Если я говорю нельзя, значит, нельзя.
- А бумажники как же? - вызывающе осведомился Данило. Он был раздражен и не скрывал этого.
Лозенвольдт посмотрел на него и увидел перед собой более красивого, более богатого и, очевидно, куда более приятного человека, чем он сам. Это не улучшило расположения его духа.
- Оставьте все, - сердито сказал он. - Помещение запрут. Все ваши вещи будут в целости и сохранности.
Пока мы переодевались, он ушел и вскоре вернулся в таком же снаряжении, как и у нас.
- Готовы? Хорошо. Значит, так: мы должны спуститься на глубину четыре тысячи футов. Подъемник движется со скоростью две тысячи восемьсот футов в минуту. Под землей жарко. Каждый, кто ощутит приступ клаустрофобии или почувствует себя плохо, должен немедленно попросить, чтобы его вернули на поверхность. Понятно?
Мы угрюмо кивнули.
Лозенвольдт внезапно уставился на меня, задумался, потом, поджав губы, покачал головой. Развеять его сомнения никто не потрудился.
- Ваши фонари на столе. Пожалуйста, наденьте их на каски.
Фонари состояли из плоского, довольно увесистого аккумулятора, который носили на спине в районе поясницы, и лампы, которая крепилась спереди на каску. Аккумулятор соединялся с фонарем проводом.
Мы двинулись ко входу в шахту, похожие на бригаду гномов. Кабинка была наполовину открытая, так что мы могли свободно наблюдать проносящиеся мимо каменные стены шахты. Неудобно, ужасно шумно и противное ощущение, что под ногами у тебя несколько тысяч футов пустоты.
Возможно, спуск действительно занял меньше двух минут, но я не имел возможности это проверить: я не мог взглянуть на часы, поскольку стоял зажатый между Ивеном, в чьих огненных глазах вдруг промелькнул страх, и здоровенным шахтером двух футов четырех дюймов ростом и двадцати стонов* весом, который забрался в кабину вместе с несколькими товарищами.
* Около 125 кг.
Наконец мы достигли дна шахты и выбрались из кабины. Внизу уже ждала другая группа, которая собиралась подняться наверх. Как только мы вышли, они зашли внутрь, прозвенел звонок, и кабина с лязгом исчезла в вышине.
- Залезайте в вагонетки! - распорядился Лозенвольдт. - В каждую помещается двенадцать человек.
Конрад оглядел вагонетки. На вид это были проволочные клетки на колесах, в которых могла поместиться крупная собака - при условии, что она свернется клубком.
- Сардинам в банке живется просторнее! - сказал мне Конрад.
Я рассмеялся. Но оказалось, что в вагонетке действительно помещается ровнехонько двенадцать человек. Правда, последнему приходится сидеть на краю дыры, служащей входом, и держаться за что-нибудь, чтобы не выпасть на ходу. Последним оказался Пентлоу, и держался он за комбинезон Лозенвольдта. Нельзя сказать, чтобы Лозенвольдту это понравилось.
Набитые под завязку вагонетки, грохоча, покатили по тоннелю, уходившему вдаль, насколько хватало глаз. Снизу, примерно на высоту четырех футов, стены были выбелены. Выше шла ярко-красная полоса шириной дюйма два, а дальше был природный серый камень.
Конрад спросил у Лозенвольдта, зачем эта полоса. Ему пришлось кричать, чтобы быть услышанным, и кричать пришлось дважды, потому что отвечать Лозенвольдт не спешил. В конце концов тот неохотно сообщил:
- Это указатель для проходчиков! Когда штольня раскрашена так, ее проще делать прямой и ровной. Красная полоса - это уровень.
Разговор увял. Вагонетки проехали еще примерно пару миль и внезапно остановились в ничем не примечательном месте. Наступила блаженная тишина, в которой снова можно было нормально разговаривать. Лозенвольдт сказал:
- Отсюда мы пойдем пешком.
Пассажиры выползли наружу. Шахтеры целеустремленно двинулись дальше по тоннелю, но для посетителей, видимо, был предусмотрен инструктаж. Лозенвольдт говорил неохотно, но хорошо хоть, что вообще говорил.
- Как видите, под потолком штольни проходят провода. Они обеспечивают освещение.
Над головой на равном расстоянии были развешаны лампочки, так что штольня была равномерно освещена.
- Рядом идет контактный рельс, - указал Лозенвольдт. - Он обеспечивает током вагонетки, которые вывозят на поверхность породу. Породу поднимают на грузовом лифте, движущемся со скоростью более трех тысяч футов в минуту. Вот по этой большой круглой трубе в шахту подается воздух, за счет чего обеспечивается вентиляция шахты.
Мы смотрели ему в рот, как школьники на экскурсии. Но Лозенвольдт, похоже, закончил свое изложение, потому что развернулся к нам спиной и зашагал в глубь штольни.
Мы последовали за ним.
Навстречу нам попалась большая группа негров. Они были одеты так же, как мы, только поверх комбинезонов у них были наброшены куртки.
- А почему они в куртках? - спросил Родерик.
- Внизу жарко, - объяснил Лозенвольдт. - Организм привыкает. Когда поднимаешься наверх, без куртки холодно. Можно простудиться.
Ивен кивнул с важным видом. Мы пошли дальше.
В конце концов мы вышли в более просторное помещение, откуда направо уходил другой тоннель. Там собралась еще одна группа негров в куртках. Их выкликали по списку.
- Их смена закончилась, - все так же отрывисто объяснил Лозенвольдт. - Их проверяют поименно, чтобы убедиться, что никто не остался под землей, когда начнутся взрывы.
- Какие взрывы, дорогуша? - рассеянно поинтересовался Конрад.
Специалист покосился на него с отвращением.
- Породу приходится взрывать. Кирками ее не раздолбишь.
- Но я думал, дорогуша, что это золотая шахта! Неужели для того, чтобы добыть золото, приходится устраивать взрывы? Я полагал, что вы просто разгребаете щебенку и вымываете из нее золото…
Взгляд Лозенвольдта выражал крайнюю степень презрения.
- Так можно добывать золото в Калифорнии, на Аляске и в некоторых других местах. В Южной Африке золото под ногами не валяется. Здесь оно присутствует в виде микроскопических частиц в породе. Приходится взрывать золотоносный слой, поднимать его на поверхность и подвергать сложной многоступенчатой обработке, чтобы добыть из него драгоценный металл. В этой шахте для того, чтобы получить одну унцию чистого золота, нужно поднять на поверхность три тонны породы.
Похоже, все мы были ошарашены. У Данило прямо-таки челюсть отвисла.
- На некоторых шахтах в нашем Одендалсрюсском золотоносном бассейне, - продолжал Лозенвольдт, словно не замечая нашего изумления, - для добычи одной унции золота достаточно поднять на поверхность всего полторы тонны породы. Разумеется, эти шахты - самые богатые. А в некоторых требуется еще больше, чем в этой: три с половиной, четыре тонны.
Родерик огляделся.
- И все золото было добыто отсюда? И оттуда, откуда мы приехали?
Теперь и на него посмотрели с жалостливым презрением.
_ Штольня проложена не в золотоносной породе. Она просто ведет к тому месту, где залегают золотоносные слои, которые находятся в этой части шахты. Они расположены на глубине более четырех тысяч футов.
- Великий боже! - сказал Конрад, выразив наше общее мнение.
Лозенвольдт неохотно продолжал свою лекцию, но аудитория слушала как зачарованная.
- Жила - то есть золотоносный пласт - залегает тонким слоем. К югу она уходит в глубину. Глубже всего она залегает под Велкомом. Она тянется примерно на восемь миль с востока на запад и примерно на четырнадцать миль с севера на юг, но толщина ее неравномерна. Наибольшая - примерно три фута, а на этом участке пласт не толще тринадцати дюймов.
Ему ответили ошеломленными взглядами, но только Данило задал вопрос.
- И что, все это стоит того, чтобы с ним возиться? - недоумевающе спросил он. - Столько трудов, такое оборудование - и все это затем, чтобы добыть немножко золота?
- Если бы оно того не стоило, ничего бы этого не было, - уничтожающе отрезал Лозенвольдт. Из этого я сделал вывод, что он ничего не знает о доходах и затратах предприятия. Да нет, видимо, оно действительно того стоит, иначе ван Хурен не жил бы в доме, похожем на дворец.
