Я не знала, что и возразить. Либби стукнула ладонью по столу.
— Знаешь что? Я познакомлю тебя с этой женщиной. Ты сама увидишь, что она не работорговец. Только обещай, Джулиет, что даже словом не обмолвишься о своих безумных идеях. Я повезу Давида в хедер и возьму тебя с собой. Мы скажем Эсфири, что ты моя старая подруга. Вы пообщаетесь, и ты убедишься, что она замечательная женщина, а не преступница!
— Я и не говорила, что она преступница, — слабо возразила я.
Либби смерила меня мрачным взглядом.
Либби одолжила мне коляску для Исаака, а я помогла ей одеть мальчиков. Мы молча миновали пару кварталов и дошли до здания школы. Большинство матерей еще не доехали. Чмокнув Давида на прощанье, Либби отправила его в группу. Через несколько минут стали подходить другие мальчики. Либби представляла меня их матерям как свою старую подругу по колледжу. Вскоре появилась Эсфирь Хирш со своим сыном Носсоном. Женщина лет сорока, моего роста, слегка полноватая, с бюстом невероятных размеров. В уголках смеющихся карих глазах застыли веселые морщинки. Когда нас представили, она наградила меня широкой улыбкой и чмокнула в щеку.
— Добро пожаловать. Приятно с вами познакомиться. Знаете, я очень уважаю вашу подругу Либби.
Либби явно не ожидала подобного радушия и теперь счастливо краснела.
В этот момент Исаак проснулся и завопил. Я вытащила его из коляски и покачала, но он не унимался.
— Боюсь, нужно его покормить, — сообщила я Либби. — Куда я могу с ним пойти?
— Здесь есть женский туалет, — с сомнением ответила она. — Но не уверена, что там чисто.
Эсфирь положила мне руку на плечо.
— Не смеши. Ты же не будешь кормить его в туалете. Пойдем ко мне, это в двух шагах отсюда. Покормишь ребенка, и мы выпьем чаю с пирогом. Я сегодня утром как раз приготовила ореховый пирог. Он еще теплый.
Я радостно согласилась. Либби с беспокойством посмотрела на меня, но отказаться так и не решилась. Ей не хотелось обижать подругу. Мы подхватили наших разносортных малышей и пошли вниз по улице.
Вскоре мы с Либби уже уютно устроились у Эсфири на кухне за изысканным старинным сосновым столом. Я сунула грудь своему голодному сыну и подумала, что за последнюю неделю посидела за огромными кухонными столами и съела кошерной выпечки больше, чем за всю жизнь. Эсфирь носилась взад и вперед по просторной кухне — достала из французской стенки в деревенском стиле тарелки и чашки китайского фарфора, сливки из большого двухкамерного холодильника, нарезала пирог прямо на мраморной столешнице и аккуратно выложила кусочки на хрустальное блюдо. Наконец, выдав нам по большому куску пирога и чашке чая, она удовлетворенно вздохнула и присела за стол.
— Итак, Джулиет, дорогая, расскажи о себе. Где ты живешь? Соблюдаешь ли законы Торы? Сколько у тебя детей?
Опустив то, что мой муж «не из своих», я начала рассказывать о еврейском детском садике Руби. Расписав в самых ярких красках, как Руби со своей группой построили сукку[39] во дворе синагоги, я попросила Эсфирь рассказать о ее детях. Она с радостью пустилась в повествование о своих трех сыновьях и дочери. Самый младший — маленький Носсон, а самая старшая — дочь Шира, которой уже двадцать шесть.
— Шира давно замужем. У нее своих уже трое. Моему внуку Якову столько же, сколько Носсону! — с гордостью сообщила Эсфирь.
— А ваш старший сын? Как он? Уже женился? — поинтересовалась я.
Каблук Либби впился мне в ногу. Кривясь от боли, я сделала вид, что улыбаюсь.
— Ари помолвлен, — ответила Эсфирь каким-то странным тоном.
Она по-прежнему улыбалась, но теперь улыбка казалась наигранной.
— Мои поздравления! — просияла я. — И когда же свадьба?
— В этом году. Девушка, как и вы, живет в Лос-Анджелесе, поэтому ей нужно время, чтобы подготовиться к переезду. Думаю, сыграем свадьбу через четыре-пять месяцев. Максимум через полгода.
— Наверное, он ждет не дождется этого события? — продолжала я.
— Конечно, — как-то слишком быстро выдала Эсфирь. — Он весь в нетерпении. А как еще может вести себя мальчик? Она — красивая девушка из хорошей семьи. Он от нее в восторге. Просто в восторге, — с надеждой произнесла она. Будто эти слова могли рассеять ее собственные сомнения.
Неужели Хирши узнали о Фрэйдл что-то такое, из-за чего Ари мог отказаться от брака?
Я уже собиралась задать наводящий вопрос, когда Исаак удовлетворенно рыгнул и оторвался от моей груди.
— Ладно, нам уже пора, — выпалила Либби. — Не будем тебя задерживать.
Эсфирь улыбнулась, но возражать не стала. Так как способа остаться и не нарваться на грубость я не придумала, мы с Либби собрали вещи, поблагодарили хозяйку за гостеприимство и вышли. По дороге к дому Либби казалась слегка встревоженной.
— Ну, теперь ты видишь? Что-то здесь не так, — удовлетворенно сказала я.
— Это не то, что ты думаешь.
— То есть? А что тогда?
— К Фрэйдл это отношения не имеет.
— Откуда ты знаешь, Либби?
— Поверь мне, знаю.
— Ладно, хватит этих двусмысленных намеков. Так что ты, черт возьми, э… ради всего святого, знаешь?
Либби молчала.
— Либби! — я остановилась. — Я никуда не пойду, пока ты не расскажешь, что здесь происходит.
Она обернулась и тяжело выдохнула:
— Я терпеть не могу рассказывать. Это все lashom hora, злые сплетни, домыслы. Я не должна ничего говорить, но не хочу, чтобы ты думала плохо об этой замечательной женщине. Она бы никогда не сделала того, в чем ты ее обвиняешь.
— Я не утверждаю, что она сделала что-то плохое намеренно.
— Она ничего плохого не делала. Ни намеренно, ни случайно.
— Ладно, Либби. Так что ты знаешь?
Она помолчала, потом, вцепившись пальцами в парик, бросила:
— Я тебе все расскажу, но не на улице. Пойдем ко мне.
Я рванула к ее дому. Она плелась где-то позади. Это и понятно: я заинтересована в разговоре больше нее. Когда мы дошли, она еще некоторое время испытывала мое терпение, укладывая спать мальчиков. Когда наконец она вернулась в гостиную, я просто умирала от любопытства.
Либби уселась на диван рядом со мной и потянулась за Исааком. Я передала ей малыша, и она усадила его на колени, лицом к себе и несколько раз чмокнула в нос. Наконец я не выдержала:
— Либби, рассказывай!
— Ладно, — она отдала мне Исаака и откинулась на спинку дивана. — Но прежде чем я тебе что-то скажу, обещай, что дальше стен этой комнаты ничего не выйдет.
— Этого, Либби, я тебе обещать не могу. Если с Фрэйдл что-то случилось, мне придется обратиться в полицию.
— К ней это не имеет никакого отношения! — отрезала Либби. — То, что я тебе скажу, касается только Ари.
Становилось все интереснее.
— Хорошо. Давай договоримся так: я расскажу об этом только в крайнем случае. Что скажешь?
Этот вариант ее устроил. Она кивнула и начала свой рассказ:
— Джош услышал об этом от других мужчин в shul, в синагоге. В прошлом году у ребе Хирша случился сердечный приступ. Не очень серьезный, он всего ночь пролежал в больнице, а наутро его уже выписали домой. Но люди испугались и стали говорить о том, кто возглавит иешиву, если ребе Хирш не сможет больше этим заниматься. Самое очевидное решение — Ари. Он хорошо знает Талмуд, да и желания заниматься бизнесом братьев своей матери он не выказал. Тем не менее когда упомянули его имя, мужчины заговорили, что он «не самый подходящий» человек. Джош спросил, почему, но ему объяснили, что Ари не может стать раввином, потому что не женат. В то время мальчику было всего двадцать три. Маловато для закоренелого холостяка. Потом, уже наедине, один хороший друг Джоша, тоже chozer b'tsuhav, рассказал ему, в чем тут дело.
— А что это — chozer b'… как там его? — переспросила я.
— Chozer b'tsuhav. Это еврей, который, как и Джош, вырос в нерелигиозной семье, а потом вернулся в лоно иудаизма. В дословном переводе — «тот, кто вернулся к ответу». И Сэм, и Джош chozer b'tsuhav, поэтому у них много общего. Сэм вступил в общину десять лет назад, раньше меня и Джоша, поэтому для Джоша он стал чем-то вроде наставника. Так вот. Сэм сказал, что про Ари ходят слухи, будто ему… не совсем нравятся женщины.
— Ари гей? — удивленно спросила я.
— Не знаю, — уклончиво ответила Либби. — Так говорят некоторые мужчины. Возможно, это домыслы. Возможно, он просто слишком стеснительный юноша. Ну, это же мужчины. Сама понимаешь.
— Да уж, эти грубые buchers[40] из иешивы! За воротами туберкулезного диспансера больших мачо не сыскать! — фыркнула я. — Представляю, как от них заводятся неженки.
— Джулиет, как тебе не стыдно. Если мужчина образован, это еще не значит, что он слабак. Возьми, к примеру, Джоша.
