свежестью юности. Впечатление это усиливалось костюмом: клетчатая юбка, напоминавшая школьную, гольфы до колен, безрукавка. Вьющиеся волосы убраны в хвостик.
– Ой, здрасте! – выпалила Майя Куприянова. – Это вы звонили, да? Вы проходите! Я сейчас… Раздевайтесь! – Последнее распоряжение донеслось уже откуда-то из комнат. Вслед за ней пробежал по коридору мальчик лет четырех, перепачканный до ушей манной кашей.
Сыщики разделись в узкой прихожей.
– Тапочки не надо, – сказал мужской голос сбоку. – Нет у нас такой чистоты, чтобы в тапочках…
Это прозвучало как упрек женщине, бегавшей за сыном.
– Андрей, – представился мужчина. Был он невысок, коренаст, с глубокими заломами носогубных складок, придававших его лицу выражение усталой брезгливости. Глаза сонные, мутные.
«Разбудили, что ли? – подумал Сергей. – Извини, мужик, мы не нарочно». Он помнил, что Андрей Колесников был единственным из всех, кто вызвался помочь с картинами милой музейной девушке Ксении.
– Май, встречай гостей! – крикнул Андрей. – Я Левушку умою…
– Да я уже…
Майя Куприянова снова показалась в коридоре.
– Идите за мной! Сюда, сюда… У нас темно, не пугайтесь…
Их провели в комнату, которая могла бы принадлежать бабушке Майи, а не молодой женщине. Чешская «стенка» с сервизом, ковер, потрепанные кресла.
– Присаживайтесь, не стесняйтесь! Мебель у нас, правда, старенькая, но еще сто лет прослужит. Я Андрею так и говорю: не надо вливаться в ряды бездумных потребителей. Надо ответственно подходить… – Она засмеялась и махнула рукой: – Я болтаю, а вы меня даже не останавливаете. А вы ведь по делу приехали.
Такая она была веселая, живая и милая, что Бабкин улыбнулся ей от души. А вот Макар не улыбался.
– Майя, вам что-нибудь известно об исчезновении картин Бурмистрова? – без всякого вступления спросил он.
Майя испуганно уставилась на него:
– Ой, нет! Откуда! У нас только слухи ходят…
– Какие слухи?
– А вы Бурмистрову это передадите? – простодушно спросила она.
– Нет, не передадим.
– А запись вы ведете?
Илюшин отрицательно покачал головой.
– Телефоны покажите, пожалуйста.
Сказано было с прежней наивной интонацией, но что-то подсказывало, что если детективы не выполнят просьбу, их выставят отсюда. Сергей и Макар выложили сотовые на стол.
Майя поднялась со стула, наклонилась, ткнула в каждый экран тонким пальчиком, чтобы убедиться, что диктофон не включен.
– Пусть здесь и лежат, – решила она. – Извините, я вам не то чтобы не доверяю, просто я вас не знаю. А с Бурмистровым мне, знаете, ссориться не с руки. Про слухи… Мы предполагали, что он сам украл картины. Чтобы в Европах не позориться.
– Расскажите, что произошло на встрече у Ломовцева? – попросил Макар. – Вы приехали все вместе?
– Ну да, конечно! Ульяшин заказал минивэн, потому что нам нужно было отвезти Тимофею его работы, а это удобнее делать, когда не две руки, а восемь. Мы с его картинами еле влезли в такси.
– Сколько вас было?
– Четверо. Я, Наташа, Павел Андреевич и Боря Касатый. Боря был очень взволнован, хотел поговорить с Тимофеем. Честно говоря, я думаю, он использовал его картины как предлог. Вот, мол, я тебе привез – и не выгонять же его. Так и получилось. Тимофей очень гостеприимный, – добавила она с улыбкой. – Особенно если захватить выпивку.
– Что у вас было с собой? – тотчас спросил Макар.
– Э-э-э… в каком смысле?
– Вы сказали, что Тимофей гостеприимный, если захватить выпивку. Наверное, вы что-то купили по дороге?
Майя повела плечиком:
– Я даже не обратила внимания… Хотя сейчас вспоминаю: мы остановились возле «Красного и Белого», а Боря быстренько сбегал, пока мы болтали с Наташей. Девочкам – шампанское, мальчикам – что покрепче… – Она хихикнула. – Закуску какую-то: сыр, колбаски, шоколад… А почему вас интересует, что мы пили?
В дверях возникла молчаливая фигура: Андрей Колесников застыл в проеме, держа на руках сонного ребенка, однако в комнату не зашел.
– А что происходило у Ломовцева? – спросил Макар.
– Тимофей живет в мастерской, мы всегда там и собираемся. Сели за стол, я сделала бутерброды на скорую руку. Говорили о драке между Геростратовым и Борей… О том, что Геростратов – злопамятный, может отомстить. Тимофей стал шутить, придумывать разнообразные способы мести… Он, когда в ударе, может насмешить любого. Фактически мы обсуждали только выставку и конфликт. Потом все разъехались.
– Во сколько вы вернулись домой?
– Наверное, около пяти? – Майя вопросительно взглянула на мужа. – Я не смотрела на часы. Разделась и легла спать. Извините, я плохой свидетель, да? Мне и рассказать-то нечего.
– Кто первым уехал?
Илюшин не сводил с нее глаз и, вопреки своему обыкновению, не улыбался. Сергей не мог понять, отчего он прицепился к девушке.
– Кто первым уехал? – растерянно повторила Майя и заложила за ухо выбившуюся прядь.
– Вы сказали, что разъехались около пяти. В каком порядке это происходило?
– Ну-у-у, я не помню!
– Вы так много выпили?
– Да я вообще почти не пью, только за компанию! – вспыхнула Майя. – Что вы, в самом деле…
– Тогда вы должны помнить, кто ушел первым.
– Кажется, я ушла…
– «Кажется»? – повторил Макар, не скрывая насмешки.
Девушка, похоже, была близка к тому, чтобы заплакать. Бабкин ожидал, что вот-вот вмешается ее муж, но Андрей Колесников стоял неподвижно, укачивая на руках сына.
– Нет, подождите! – На ее лице выразилось облегчение. – Я вспомнила! Наташа Голубцова уехала первой! Мы с ней одновременно вызвали такси, но ее машина пришла быстрее. Она попрощалась и убежала. Я еще рукой ей махала из окна, но она меня не видела. Потом Ульяшин собрался, но такси ждать не стал, сказал, что хочет пройтись. Он живет не очень далеко от Ломовцева. С недавних пор стал следить за здоровьем и больше двигаться. А сразу после Ульяшина уехала я. Получается, Боря Касатый остался последним. Но он тоже собирался.
– Вы знакомы с Николаем Вакулиным?
Она отрицательно покачала головой:
– Кажется, нет. Кто это?
– Охранник в Музее провинциального искусства.
– А! Ну, конечно… Мы все его знаем! Он милый. Я не могу сказать, что мы знакомы, просто здоровались при встрече. Я слышала, что он пропал.
– Кто из членов союза с ним в хороших отношениях?
– Даже не знаю… Нет, не могу сказать.
Колесников откашлялся. Сыщики взглянули на него.
– Я слышал, Вакулина очень любят музейщики, – словно извиняясь, негромко сказал Андрей. – Он у них безотказный на-все-руки-мастер. Может, они его в музее прячут? В какой-нибудь подсобке?
– Андрей! Ну вот зачем ты!.. – Майя замахала руками. – Не слушайте его, он шутит!
Ребенок завозился на руках Колесникова, и тот, пробормотав что-то невнятное, ушел в другую комнату. Майя встала, закрыла дверь.
– У кого из художников были конфликты с Бурмистровым? – поинтересовался Илюшин.
Майя замотала головой так ожесточенно, будто он спросил, кто из них собирался его убить.
– Вы что! У нас такого не бывает!
– Конфликтов не бывает? – удивился Макар. – А как же драка с Алистратовым?
– Это совсем другое! Боря и Геростратов через месяц будут обниматься на выставке. А влезать в конфликты с Бурмистровым – дураков нет. Он такой человек… Суровый. Наверное, предпринимателю в нашей среде не очень легко.
* * *
Едва частные сыщики ушли, Майя схватила телефон. Нашла абонента
