шпагу. И она легко могла спрятать шпагу на вилле. Ты сам как-то назвал ее «подпольной ведьмой».
— Но ее потом убили.
— Убили, потому что приехал богатый молодой человек, у Вильмы появился шанс стать его женой, и картины перестали ее интересовать. К тому времени Кубик и его люди поняли, что картины из музея продать не удастся. Лимона начала требовать откупные, обещала всех выдать. Они решили от нее избавиться, и Кубик ее убил.
— Почему Кубик, а не кто-то еще?
— Потому что потом убили именно Кубика.
— Мне Григорий рассказывал, что у Кубика был роман с женой Морковки и тот его утопил.
— Не смеши меня! У Кубика роман с женой Морковки! Исключено. Кубик девочек не любил.
— Никогда бы не подумал!
— А вот Леонард человек богатый, мог заплатить. И Кубика, как говорят в сериалах, замочили.
— Причем, в самом прямом смысле, — уточнил я.
Ада продолжала:
— Все опасные свидетели убраны, и они с Вильмой могут жить спокойно, у них двое детей.
— В сериалах это называется «концы зачищены». Но потом… Впрочем, в нашей истории «потом» не будет.
— Не будет, — согласилась Ада. — История закрыта. Ну да ладно. Это прошлое, забытое прошлое. А настоящее… Я прочла сценарий. Там для тебя очень хорошая роль. Выдам тайну. Елена предложит тебе жить у нее на вилле. Сразу скажу: по сравнению с ее виллой моя — просто «Хижина дяди Тома». Соглашайся.
— Это совет или предупреждение?
— Там такая веранда! Такой зал! Такая спальня! Такая кровать!
— Кровать — это всегда серьезно. Когда я играл Антония в «Антонии и Клеопатре», Клеопатру играла наша заслуженная артистка Вера Пантелеевна Елизарова. Когда я облокотился о кровать, где уже лежала Вера Пантелеевна, кровать сломалась. Вера Пантелеевна выскочила, сверху рубашка разорвалась, и она оказалась голой до пояса, зато снизу — джинсы и сапожки. Она отдавила себе ногу и начала носиться по сцене с воплями и с нехорошими словами, до пояса голая, поистине царские груди — в разные стороны, как маятники, джинсы с заплатками на коленях, сапожки на высоких каблуках и на голове корона. Публика сначала не поняла, что случилось, а потом начала хохотать. Закрыли занавес. Дежурный режиссер врезал ей оплеуху, чем привел ее в рабочее состояние. Заложили ее снова в кровать и открыли занавес. Доиграли без проблем.
— Пример поняла. Царские груди в разные стороны, как маятники, тебя не очень впечатляют. Но ты держись. А то так и проживешь до пенсии без Пятницы.
Я расплатился. Мы встали. Подбежала Оля.
— Кузьма Платонович, автограф для моей бабушки. Она от вас в восторге. Скажите, у вас все по-настоящему, когда вы в кровати с Недобитовой? Она такая красивая!
— Юля Недобитова — наша гордость. Роксана. Дездемона. Лет пятнадцать назад мы ставили авангардистский вариант «Ромео и Джульетты». Какая она была Джульетта! Хрупкая! Застенчивая! Робкая!
— Как будет называться ваш новый сериал?
— «Кот Кузьма и лиса Ада».
Оля была разочарована:
— Это будет сериал для детей?
— Это будет сериал для взрослых. Там будет много эротики. Очень много эротики.
— С Недобитовой?
— А как же без нее!
— Вот это жизнь!
На прощанье Ада сказала мне:
— А ты точно проживешь до пенсии без Пятницы.
Свидетель Леонард Белый, предприниматель
Вильма пришла ко мне в комнату поздно вечером на второй день нашего знакомства. Я уже разделся и лежал в кровати.
— Я хочу сказать тебе очень важную вещь. Но ты должен дать слово, что будешь молчать.
— Буду молчать как рыба. Но если ты разденешься и ляжешь рядом, моя рыба будет еще молчаливей.
— Не опережай события. Вылезай из-под одеяла и слушай.
Я вылез и приготовился слушать.
— Я тебе говорила, что Ада и Дина ждут художника, который должен оценить копии картин, находящихся у Ады, как подлинные, чтобы потом они смогли их передать в музей, а подлинные — продать.
— Так оно и есть, — подтвердил я. — И пока с работой мошенника я успешно справляюсь.
— Справляешься. И я хочу, чтобы ты справился еще лучше.
— Если надо кого-нибудь рисовать, я готов попробовать нарисовать тебя. Но для этого тебе придется раздеться.
— Не опережай события. Тебе не надо никого рисовать. Тебе надо будет найти одну картину в запаснике у Ады. Когда ты согласился выдавать себя за художника, я обрадовалась. Для них ты художник, и тебя будут пускать в подвал. Ты уже был в подвале?
— Да, один раз. Там столько картин. Но если нужно, я найду пару картин Рембрандта.
— Рембрандта не надо. Надо найти картину Дали «Ожидание у моря».
— Откуда она там? — удивился я.
— После войны муж Ады, художник Оскар Варме, работал в комиссии по возвращению ценностей, захваченных немцами. И нашел картину Дали. В отличие от других членов комиссии, он понял, что она представляет ценность, и спрятал ее.
— И она сейчас в подвале?
— Да.
— Ада об этом знает?
— Нет.
— Тогда пойдем и возьмем. Только сначала давай полежим немного. Полежим и в подвал.
— Найти картину в подвале — задача не из простых. Мы уже ее искали и найти не смогли.
— Кто искал?
— У нас здесь на вилле есть свой человек.
Я пересчитал всех людей, которые находятся на вилле. Вычислить «своего человека» было нетрудно.
— Неужели Лимона?
— Лимона. Ада дает ей ключи, а та убирается в подвале. Она говорит, что там так много картин, что отыскать нужную трудно.
— Я справлюсь с задачей лучше. Во-первых, потому, что я очень талантливый. А во-вторых, Ада считает, что я художник, и даст мне ключи от подвала без лишних вопросов.
— В любое время может приехать настоящий художник. Его пустят в запасник, и он может найти картину.
— Надо торопиться.
— Надо. Будешь искать вот это.
Она вынула из кармана листок, на котором было нарисовано нечто невообразимое, и протянула мне.
— Это и есть картина? — удивился я.
Вильма покачала головой:
— Дали!
Я повертел листок с картиной:
— Найти такое! Трудно.
— Трудно, — согласилась Вильма, — но ты должен найти. И найти раньше, чем приедет художник. Спрячь этот листок подальше.
Я поискал, куда спрятать, потом обратил внимание на висевший в гардеробе мой замечательный белый костюм и спрятал листок в грудной карман.
— А как ты потом продашь картину?
— У нас есть люди, которые смогут это сделать.
— Вас много?
— Ты будешь иметь дело только со мной. Почему ты не спрашиваешь, какой будет твоя доля?
— Никакой. Если мама узнает, что я продаю ворованные картины, она меня пошлет продавать холодильники эскимосам. А я даже ей не рассказал, что должен изображать мошенника, оценивающего
