– Извините, – перебил я добрую женщину. – Я хочу уточнить: вы жили в самом доме Бенини?
Она покачала головой:
– Сразу видать, вы не были в его поместье. Большой парк, тисовая аллея, цветник перед домом. И дом-то большой, в три этажа. Но туда я заходила только раз в месяц, чтобы вытереть пыль, пропылесосить ковры и прочее. Если хозяин собирался приехать с гостями, то заранее предупреждал, и я особенно тщательно готовила комнаты. В таких случаях мне на помощь приходила еще Леонелла Жюль, знатная повариха. Но гостей-то мы давно не видели, и сам хозяин редко приезжал.
– И откуда же он вас выставил? – не мог взять я в толк.
– Так из домика садовника в конце парка, – пожала плечами Аньетта. – Раньше, при старом Бенини, там действительно жил садовник, а мы, прислуга – в мансарде дома. Потом старый хозяин умер, а Пьер тут и не жил почти. Садовника рассчитал первым делом, и вообще из прислуги одна я осталась, меня он и определил в домик садовника. Я в поместье за все про все главная была: и за цветниками смотрела, и за порядком в доме, со всем справлялась. И разве я что не так делала, разве хоть раз что-нибудь попортила или украла? А выставили меня как последнюю воровку какую.
В голосе ее зазвучали слезы. Бедная женщина поджала губы.
– Хотите знать мое мнение? Не поступают так с честными людьми, да и Бенини не какой-нибудь грубиян, а это значит – нечистое тут дело. Боится он чего-то, очень боится. Мне наврал, что дом продал, а сам ведь наезжает сюда чуть не каждый день, к ночи, многие его видели.
Между тем я заметил, что из-за машины к нам неуверенно, как-то боком приближается Синяя Мари.
– Я извиняюсь, – проговорила она, дряблой рукой не без кокетства взбивая давно не мытые космы, – у вас закурить не найдется?
Я без тени сожаления сунул красавице почти целую пачку «Голуаз», порешив, что с меня довольно курения. Черная полоса, можно сказать, прошла, я практически нашел Ольгу, а значит, дело вступило в стадию завершения: коню ясно, что в имении Бенини и томится пропавшая Ольга, и именно к ней он наезжает по вечерам на ночь глядя – чтобы покормить и успокоить обещанием жениться в ближайшие дни или что-то в том же духе. Теперь мне ни к чему ночные бдения, мучительные головоломки под дым сигарет. Пора возвращаться к здоровому образу жизни: йогурты, апельсиновый сок и мюсли по утрам, овощи и мясо птицы – в обед, креветки с ананасом – на ужин, энергичные пробежки перед сном. Да здравствует здравый смысл во всех смыслах!
Я горячо поблагодарил Аньетту, галантно вручив ей хрустящие франки за помощь, и в великолепном настроении сел за руль. Проезжая через Аллеман, я почувствовал собачий голод и, убедившись, что время приближается к трем, отобедал в местном ресторанчике и в самом распрекрасном настроении двинул домой – в Версуа.
Я готов был голову дать на отсечение, что уже к вечеру вернусь в Танси в сопровождении комиссара Танде, и вместе мы освободим рыжую глупую Ольгу. Затем, разумеется, Бенини будет предъявлено обвинение, Монтесье немедленно отречется от старого друга, а тот, в свою очередь, заложит его как убийцу Жосье и до кучи – Шарлотты. Логично?
Если хотите знать мое мнение, я вел себя как человек, страдающий дефицитом йода, то есть – кретин. Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, часто повторяла моя любимая бабуля Варя из-под Тулы. В тот день, самоуверенно прозакладывав собственную голову, я вполне мог бы остаться без нее.
В пятом часу вечера я прибыл в Версуа и, прямо скажем, с честью выдержал суровый допрос Лорен.
– Ты пропустил обед, – мрачно объявила она.
Я, как мог доходчиво и мягко, объяснил, что ездил в связи с расследованием в другой кантон, узнал массу полезных сведений, а пообедал по дороге.
– В этом доме вот уже на протяжении сорока лет обед – ровно в час, – хладнокровно выслушав мои объяснения, отрубила Лорен. – Думаю, нет ничего сложного в том, чтобы явиться вовремя к столу.
Я немедленно почувствовал себя до крайности разболтанным типом, никчемным созданием, бельмом на глазу швейцарского общества, к которому временно примазался, оправдываясь участием в следствии. Пока я сердцем переживал всю эту гамму чувств, Лорен спокойно удалилась в сад к своим вазонам и клумбам. Пытаясь вернуть себе хорошее настроение, я поднялся на второй этаж, но едва шагнул по направлению своей (пардон – Шарлоттиной) комнаты, как сзади неожиданно скрипнула дверь. Я невольно вздрогнул и обернулся. Разумеется, из дверей соседней комнаты мне изо всех сил подмигивала Соня, зазывая к себе.
– Ален, зайди на минутку, – со свистом прошептала она, безумно блестя своими синими глазищами.
Разумеется, я не мог отказать девушке в невинной просьбе посетить ее спальню. Очутившись при свете дня в небольшой комнате, где лишь однажды был, укладывая перебравшую подругу баиньки, я с удивлением констатировал, что эта комната – точная копия Шарлоттиной, с единственной разницей в цвете стен, штор на окнах и ковра на полу.
Соня, аккуратно прикрыв за мной дверь, прислонилась к ней, словно опасаясь, что я сбегу.
– Ален, у меня есть кое-какие новости об Ольге.
При этом она покусывала губы и внимательно смотрела куда-то мимо меня. Интересное начало.
– Что за новости? Она нашлась?
– Не знаю, – медленно, будто размышляя над этим вариантом, проговорила Соня. – Может, я вообще зря тебя сюда вызвала, хотя, разумеется, рада была повидаться, да и ты отдохнул.
Я начинал терять терпение. Казалось, все кругом только и мечтали о том, как свести к нулю мои сегодняшние сенсационные открытия от поездки в Танси и блестящую расшифровку собственного пророческого сна.
– Соня, что, наконец, случилось?
Она вздохнула и кивнула на ярко-зеленый кожаный баул и груду вещей, разбросанных по ее кровати, на которые я поначалу не обратил никакого внимания.
– Когда все это завертелось и я вызвала тебя, все холсты Ольги мы убрали в чулан, а ее вещи упаковали и перенесли ко мне. Сегодня Лорен все хлопотала о похоронах, а Жак позвонил и сообщил, что до четырех отправляется домой спать – словом, я мучилась от безделья. Не знаю, почему мне вдруг пришло в голову проверить Ольгины вещи, но я это сделала. И не обнаружила ее паспорта, хотя я точно помню, что он лежал в отдельной папке вместе со страховкой и обратным билетом. Я все перерыла – паспорта нет.
Это действительно была еще та новость, породившая в моей бедной голове массу вопросов без ответа. В самом деле, почему полиция в лице Сониного расчудесного Жака первым делом не затребовала документы пропавшей? И потом, как могло случиться, что документы пропали – в доме постоянно кто-то находится, да и вся улица прекрасно просматривается, так что любой человек, пробирающийся в дом, немедленно будет замечен бдительными соседями. Стало быть, вариант кражи отпадает, а в таком случае, не за паспортом ли бегала Ольга в ту самую ночь своего исчезновения? И что это значит? Что глупая рыжая девица и в самом деле собиралась куда-то свалить. С Бенини?
– Я во всем виновата, – искренне покаялась Соня, вполне изучив выражение моего лица. – Жак еще в первый же день просил меня найти Ольгин паспорт, а я забыла. Ну, а потом закрутилась вся эта карусель, мы по уши друг в друга влюбились, и было уже совсем не до паспортов.
Ах, какие высокие чувства, какая чудная любовь! Хуже всего, что Соня говорила с уверенностью школьницы, оправдывающейся за пропуск уроков перед занудой-учительницей. Чтобы не признавать собственной лени и безалаберности, она теперь самой себе внушит, что действительно только и думала что о Жаке и его рыжих усах, а Жак не прохлопал ушами важнейший момент, а «влюбился по уши». Естественно, в нее, дылду бестолковую.
– Признайся, ведь с самого начала ты был уверен, что Ольга никуда не пропала, а просто сбежала с каким-нибудь местным сыроваром, – с лукавой улыбкой подвела черту Соня. – Скорей всего, так оно и есть.
Хуже всего, что в самом начале именно так я и думал. Настроение мое упало ниже нуля, и, ни слова не говоря, не ответив улыбочкой на каскад Сониных улыбок, я вышел вон, выскочил на улицу и почти бегом ринулся в полицейский участок, где мне вежливо сообщили, что комиссар Танде еще почивает дома. Я упрямо уселся на скамейку у дверей участка и принялся ждать.
Чего я хотел от комиссара? Я и сам толком не знал. После Сониного сообщения мне уже казались глупыми и бестолковыми собственные чувства и эмоции у ворот дома Бенини в Танси, уверенность в том, что там, в старинном просторном шато, где можно, по словам Тито, расселить половину Танси, или в летнем домике, где проживала Аньетта, и томится несчастная пленница Ольга, насильно увезенная с вечеринки почуявшим опасность Бенини. Почему я был так в этом уверен? В ту ночь Ольга бегала за паспортом, а значит, собиралась уехать с кем-то (да что тут мудрить, конечно, с великолепным Бенини!) совершенно добровольно. Прав был Васек, я слишком большое значение придаю снам.
