Постояв какое-то время над телом жены и убедившись, что она не дышит, владелец детективного агентства «Алиби» Альберт Иванович Киприани вытер носовым платком подсвечник и поставил его на край письменного стола. Затем осмотрел свою одежду и руки: крови нигде не было. После этого достал из потайного ящичка письменного стола деньги, прошел в спальню, забрал золотой браслет в виде змейки, который он семь лет назад подарил на день рождения супруге, прихватил золотые часы Макруи, платиновые сережки и золотой перстень рода Меликян с изображением креста в обрамлении порванных звеньев цепи. Все это Альберт Иванович завернул в носовой платок, сунул его в карман и вышел из кабинета.
Он прошел через зал в прихожую, надел ботинки и дубленку, неслышно открыл входную дверь, прислушиваясь к приглушенным звукам, вытер дверные ручки рукавом дубленки, стирая свои отпечатки на тот случай, если Макруи вдруг обнаружат раньше его возвращения утром, и отбыл в одному ему известном направлении…
Эти несколько кварталов до оставленного во дворе «жигуленка» Альберт Иванович шел на «автопилоте». Сев в машину, помедлил немного, приходя в себя, затем включил двигатель и тронулся с места. Не доезжая километра полтора до дома фигуранта, где он оставил свою машину, Киприани бросил «жигуленок» и пошел пешком. Шагов через триста в его мозгу зазвучала песенка из «Бременских музыкантов»:
Ничего на свете лучше не-эту,
чем бродить друзьям по белу све-эту.
Тем, кто дружен, не страшны трево-оги.
Нам любые дороги доро-оги…
Песенка эта сопровождала его всю дорогу, пока он не дошел до своей машины. Ее уже изрядно занесло снежком, но он не стал его убирать: конспирация… Ведь если машина занесена снегом, значит, она стоит тут длительное время и никуда не отъезжала.
Альберт Иванович открыл дверцу, устало плюхнулся в кресло, посидел немного в задумчивости, а потом включил движок, поскольку внутри было довольно холодно.
Нагрев салон, он откинулся на спинку сиденья и принялся думать о том, как поведет себя, когда вернется домой. Нет, он не станет рвать на себе волосы, посыпать голову пеплом от потухшей сигареты, стенать в голос об убиенной, причитая:
– Ой, да на кого ты меня покинула-а-а! Да почему я не умер вместе с тобо-о-ой?! Да как я буду жить-то без тебя-а-а-а…
Не станет разыгрывать из себя безутешного вдовца, сползать по косяку на пол, закатив глаза, не станет вопить о мщении…
Он поступит иначе. Мужественно примет трагическое известие, затаив в глазах неуемную боль; поиграет желваками, скрипя зубами от едва сдерживаемых проклятий в адрес убийцы, этого гада Паши Кочета, который совершил все это, причинив ему такое горе, и станет отвечать на вопросы следака отрывисто и точно, с неожиданно появившейся (и к месту) хрипотцой в голосе. А потом, когда все уйдут, а его ненаглядную Макруи увезут, он окинет взглядом осиротевший дом, нальет полный стакан водки, выпьет его залпом и завалится спать, чтобы отвязаться от беспокойных дум и от прочих мыслей. И так проспит до самого вечера, а когда проснется, то будет знать, что ему делать дальше…
Время от времени Альберт Иванович посматривал на дверь подъезда, в котором жил фигурант: думы думами, а работу, будь добр, выполняй!
В начале седьмого во двор из соседнего подъезда вышла приземистая широкоплечая дворничиха в мужской шапке-ушанке и синем «производственном» халате поверх телогрейки. Она стала счищать снег с тротуаров, ловко орудуя лопатой-скребком. Когда она, скрежеща своим инструментом, проходила мимо машины Киприани, Альберт Иванович вышел и стал щеткой счищать с крыши и капота снег.
Дворничиха дошла до конца дома и повернула назад. Когда она, возвращаясь, снова проходила мимо него, Киприани повернулся к ней лицом и вежливо спросил:
– Простите, моя машина вам не мешает?
– Не мешает, – приостановившись, хмуро отозвалась дворничиха, посмотрев на машину и самого Альберта Ивановича, после чего продолжила свое скрежещущее движение. А умный сыщик Киприани заручился тем, что дворничиха видела его и скажет это при допросе, когда следователь станет проверять его алиби.
Ровно в восемь – что порадовало Альберта Ивановича как руководителя – он увидел машину сотрудника, который должен был сменить его на посту наружного наблюдения. Одновременно тот вышел на связь:
– Третий прибыл.
– Вижу, – ответил Киприани.
– Как наш фигурант? – последовал вопрос.
– Дома, – сказал Альберт Иванович. – Вставай на мое место.
После этих слов он врубил первую передачу и поехал в противоположную от автомобиля сотрудника сторону, а тот припарковался на освободившееся место.
Альберт Иванович приехал домой около десяти. Пробки, мать их растак! Но сейчас не они волновали частного детектива. Напротив, все, что оттягивало время появления его дома, и события, что последуют за этим, воспринималось им как благо.
И все же это время настало…
Удивительно, но приоткрытая дверь в квартиру Киприани никого из соседей по лестничной площадке не заинтересовала и не насторожила. Оно и понятно: кому какое дело до других, когда у самих столько проблем, что голова кругом идет. А может, соседи и не обратили внимания на то, что дверь у Киприани приоткрыта, поскольку попросту торопились по своим делам. Лучше было бы, конечно, чтобы Макруи обнаружили соседи, а не он… Но следует исходить из того, что имеем.
Альберт Иванович вздохнул и ступил в прихожую. Его поразила тишина в квартире. Обычно в это время у них работал едва ли не на полную громкость телевизор, из кухни также доносились какие-нибудь шипящие или звенящие звуки, но сейчас было тихо, как в склепе. Такое вот сравнение невольно пришло в голову Киприани, и несколько секунд по рукам и спине частного детектива бегали неприятные мурашки, холодя кожу и поднимая волоски.
Потом Альберт Иванович разделся, сделал шаг по направлению к кабинету, второй, столь же неуверенный… Дверь в кабинет была приоткрыта, и он разглядел пухлые ноги Макруи, а потом и всю ее. Видеть супругу сейчас такой неподвижной, с посиневшим обезображенным лицом, было особенно страшно. Киприани осторожно приблизился к телу женщины и заглянул в приоткрытые глаза… Раскаяние было недолгим, оно пропало столь же быстро, как мелкая рябь на поверхности лесного озера, – налетел ветерок, да и ушел себе.
Альберт Иванович еще немного постоял над телом Макруи, затем подошел к телефону и вызвал «Скорую помощь». И полицию.
«Скорая» приехала раньше. Врач с чемоданчиком осмотрел труп, глянул на медсестру, что была с ним, и деловито произнес, стараясь не смотреть в глаза Киприани:
– Это не наш случай.
– Она что, мертва? – спросил Альберт Иванович неожиданно севшим голосом.
– Да, – просто ответил врач. И добавил: – Нам пора. Простите…
Минут через двадцать после отъезда «Скорой» приехала полиция. Альберт Иванович ответил на все вопросы, которые ему задавались, потом в его квартире появились двое незнакомых ему людей. Понятые, как он понял. Была составлена опись похищенных вещей, куда вошли сто сорок тысяч рублей, золотой браслет Макруи в виде змейки, ее золотые часы и платиновые сережки и, конечно, золотой перстень рода Меликян с изображением креста в обрамлении порванных звеньев цепи.
– Больше ничего не пропало? – спросили его.
– Ничего, кажется… – ответил Альберт Иванович.
– Кажется – это нас не очень устраивает… Посмотрите все, пожалуйста, еще раз…
Киприани кивнул и для вида снова посмотрел в открытые ящики письменного стола, затем прошел в спальню, побыл там, наверное, с полминуты и вернулся:
– Нет, больше ничего не пропало…
Потом он и понятые расписались в протоколах осмотра и допроса, после чего из кабинета Киприани вышел пожилой судмедэксперт и, отдуваясь, сказал, что он «закончил и тело можно грузить в труповозку».
Пришли два тощих санитара в белых халатах (наверняка студенты мединститута, подрядившиеся на халтурку) и с носилками, долго пытались приподнять полное тело Макруи, чтобы погрузить на потемневший брезент, и, не справившись, просто перекатили его на носилки.
После нескольких попыток поднять носилки с телом один из них сказал другому:
– Нам ее вдвоем ни хрена не унести… Тем более по ступенькам… Расшибем! Давай зови Федю.
