Повесив пакет на ручку двери, я вставил ключ в замок, провернул, толкнул дверь и сразу увидел свет в комнате. Там кто-то был! Не успел я отступить назад, на лестничную площадку, как человек шагнул в прихожую. Я сжал рукоятку пистолета, но услышал голос:
– Вася, ты?
– Фу-у-у… Мама! Что ты здесь делаешь?
– Хм! Вообще-то я тут живу, – напомнила хозяйка квартиры своему сыну, который от страха чуть в штаны не наложил, и включила свет в прихожей. Я поспешно спрятал за спину оружие и, сделав вид, что поправляю одежду, засунул его сзади за ремень.
– Ты что, усы сбрил? – спросила мама.
– Но ты меня все-таки узнала? – обрадовался я. – Ты же должна быть в Зеленом городе!
– Я вернулась на пару дней… Ну ты чего в дверях-то застрял?
– Не знаю. Должно быть, поправился.
Я закрыл за собой дверь, но спохватился:
– О! У меня же там рыба! Налим! – вернулся за пакетом, показал матери: – Вот. Пожарим?
– Ты что, на рыбалке был?
– Нет, но собираюсь. А этим – рыбак один угостил. Ночью ловят, представляешь?
– Так это же опасно, наверное?
– Еще как!.. Я тебе расскажу потом, – пообещал я, раздеваясь.
Рассказывать матери о том, что я затеял, нечего было и думать. Я знал, что она станет трястись, пока не вернусь. Тем более с учетом того, что ей предстоит услышать перед этим, иначе ничего не поймет. Про смерть Богданыча мать знала, конечно, про гибель Гали Биржи, тещиной сестры, тоже. Но ни о наследстве, ни о моих приключениях – ни сном ни духом. «Обо всем придется рассказать, – думал я, – но потом, потом». А пока, оставив мать на кухне колдовать над рыбой, я уселся в кресло, чтобы залезть со своего смартфона в Интернет. Давно пора было разобраться с наследственным правом!
Читать, конечно, было не так удобно, как на экране ноутбука, но, как говорится, за неимением гербовой пишут на простой. Вскоре мне стал понятен смысл слов «учительницы», Тамариной тетушки: вступай, мол, либо наследство уплывет. Видать, тетка ушлая. Если меня уберут раньше, чем я приму наследство, состояние перейдет от наследника по завещанию, то есть от меня, к наследнице по закону, то есть к Элеоноре. Наследственная трансмиссия! Как и в автомобиле, если приходится заниматься трансмиссией, – ничего хорошего, понял я. Если же успею оформить все на себя, то – извините. Рыбка клюет, назад не отдает. После меня все отойдет уже моим наследникам – матери, дочке.
«Это что же выходит? Гибель моя теперь, до вступления в наследство, на руку все-таки Элеоноре?! – поразился я. – Она козни строит, и все разговоры – вранье?.. Да не похоже, – возразил сам себе. – Она и вправду больна! Тогда кто?..»
Мама приготовила к рыбке картошечку пюре, пальчики оближешь! После ужина я спросил, когда она собирается обратно, в Зеленый город? Мол, довезу. Мама принялась рисовать пальцем узоры на скатерти.
– Сынок, а ты не обидишься, если я… туда больше не поеду?
– Здрасте пожалуйста! – воскликнул я. – Не понравилось?
– Ну-у-у… Отвыкла я от шумных компаний. Соседки у меня – молодежь… Да и кормежка не впечатляет.
Я только что сделал открытие, что, пока не оформлю наследство, матери вроде как ничто не угрожает. Значит, ее можно не прятать. И я же буду рядом!
– Смотри сама, – сказал ей. – Колхоз – дело добровольное.
– Жаль, что ты потратился…
– Об этом можешь вообще не думать! Тем более что мы без пяти минут – богачи! Да, да! – Я понял, что самое время рассказать о наследстве Богданыча, оставив пока за скобками, чем это счастье грозит. Мама выслушала меня очень внимательно. – Так что перестань себе во всем отказывать! – подытожил свой рассказ.
– Ой, Вася! Много ли мне надо? – грустно усмехнулась мама.
– Мне – тоже. Дело не в этом. Хозяйство все равно надо принимать. Такова воля Богданыча… А ты, мама, как будто и не удивилась, что Богданыч оказался состоятельным человеком? – спросил я.
– Да нет. Я знала. Сестра мне все рассказывала. Только мы с ней решили, что не стоит об этом везде говорить. Зачем?
– Правильно, зачем? – согласился я.
– А Зина и Варя уже знают? – спросила мама.
– Пока нет, – улыбнулся я. – Но скоро узнают.
«Слава богу, хоть эти раньше времени из Таиланда не сорвутся, – подумал при этом. – Но вечно они там загорать тоже не будут. Сочинителю детективных романов надо ускоряться. Причем не на бумаге!»
– Ты куда? – взволновалась мама, видя, что я засобирался.
– Я же говорил: на рыбалку.
– Ночью?!
– Ну, еще не ночь. Сейчас просто темнеет рано… Да не волнуйся! Я на пару часов! Потом с уловом к тебе приду.
Чтобы попасть в свой подъезд, я применил однажды уже опробованную тактику. Присоседился к компании, шествующей мимо моего дома, будто я – с ними. В левой руке держал наготове ключ от домофона, а правой сжимал в кармане рукоятку пистолета. Индеец на тропе войны, ядрена вошь! В парадном меня, слава богу, никто не поджидал, и я вспомнил теперь бледнолицего – Неуловимого Джона из анекдота. Почему тот неуловимый? Потому что его никто не ловит! Почему его никто не ловит? А кому он, на фиг, нужен?.. Достигнув верхнего этажа, позвонил к соседям. Открыл сам Генка. Осведомившись, не помешаю ли я семейному скандалу, стал напрашиваться на чашку чая. Генка заныл, что лучше бы я прихватил пивка – семейных скандалов он, видно, не боялся. В чашке чая мне, однако, не отказал. За чаепитием я довел Генку почти до истерики рассказом о том, что народ нынче балдеет на ночной рыбалке. Показал фотографию налима, сделанную на телефон, и похвастался, что и сам теперь убываю. Генка истово просился со мной, уверял, что, если я подам карету к подъезду, он на одной ноге допрыгает вниз. Тем более костыли имеются. Люся уже смотрела на меня как на врага народа. Если нога, по ее мнению, у супруга потихоньку заживала, то с головой, видно, было совсем плохо! Какая ему рыбалка?! Но соседка напрасно переживала. Брать с собой ее мужа в мои планы никоим образом не входило. Совсем наоборот! Я заверил Генку, что мы с ним обязательно еще вместе порыбачим, как только подлечится. Генка взял с меня слово, что по возвращении сегодня, во сколько бы ни пришел, я зайду к нему с отчетом. Он не уснет.
Прощаясь, я оставил соседям новый ключ от своей квартиры, на всякий случай. Там ведь котик! Выразил надежду, что на засаду перед моей дверью Геннадий больше не нарвется. (Если бы кто-нибудь спросил меня по-честному, на чем основывается такая уверенность, я бы вряд ли нашел ответ.)
Валентин встретил истошным воем! Сколько он, бедняга, просидел тут в одиночестве? Иной сосед давно бы уже написал на меня донос в лигу защиты животных. Я просил у котика прощения, стоя на коленях, в прямом смысле. Положил ему целую гору корма, достав из холодильника. Налил в миску воды. Забрать его к матери я не мог. Такая предусмотрительность могла сорвать весь мой спектакль! Подумав, и часть корма тоже отсыпал и убрал обратно в холодильник.
Я долго приглядывался, «принюхивался» к своему гаражу, стоя на безопасном расстоянии, точно медведь перед выходом на овсы. Не притаился ли где охотник? Не заметив ничего подозрительного, решился. Выгнал джип, освободил выезд старушке «Ниве», затем загнал джип обратно. Оседлав «Ниву», выбрался за пределы кооператива, выехал на проспект и покатил не спеша в правом ряду, не задевая ничьего самолюбия.
Вниз, к Оке, вел почти что горный серпантин. Реку давно одели в бетон. Где те благословенные времена, когда летом у воды можно было шлепать босиком по песку и гальке, и радио не отравляло сознание рекламой препаратов против грибка стопы?.. Выложил из багажного отделения рыбацкие лыжи, рыболовный ящик, ледобур. Экипировался, ступил на лед, медленно двинулся от берега, включив налобный фонарь – подарок спелеологов и шахтеров всему прогрессивному человечеству. Чем ближе к середине реки, тем становилось страшнее. Возникло чувство, подобное боязни высоты. Однако до открытой воды я почти дошел. Надо было дойти! Перевел дух, потихоньку развернулся и отошел подальше. Стал бурить лунку. Инсценировку требовалось провести по полной программе. Как знать, кто видит мой огонек сверху, кто приметил мою машину? Кроме Максимыча еще рыбаки знакомые имелись. У Генки, правда, больше. Он на зимней рыбалке совсем двинутый был. Я все же не так часто, как он, выходил на лед.
Чтобы не торчать даром на льду, принялся блеснить и даже выловил одного полосатого дурачка окунишку. Отпустил обратно в лунку. Вообще, в иных обстоятельствах это занятие меня б увлекло. Сидишь с фонариком над лункой, будто в своем обособленном мирке, вокруг – темнота… Но только не теперь. Поменял место раз, другой. Решил – хватит. Итак, больше двух часов просидел на морозце.
Настал ответственный момент. Следовало подойти к открытой воде еще ближе. Представил, какая она холодная! Сделалось совсем не по себе. Сняв с одной ноги лыжу, стал двигать ею ящик туда, ближе к воде, от которой веяло вечным покоем. Остановил в метре. Опрокинул его на бок. Столкнуть ящик в воду было бы непростительной ошибкой, все испортил бы. Конечно, жалко было бросать снасти, любовно собираемые не один год, но так было нужно. Все должно было выглядеть убедительно! Машину оставлять на берегу будет еще тяжелее. Отгонят ли ее на стоянку добрые люди?
