нужно было сделать номер, Вовку ставили не спрашивая. «Ты же поешь», – укоряли ее. И это «поешь» всегда произносили особенно, с нажимом, почти заговорщически, как будто Вовке была известна какая-то волшебная тайна, и не воспользоваться этой особой магией было просто неприлично.
И вот теперь она возьмет и не явится на экзамен. После всех мечтаний о том, как заведет целую тучу подруг, как съедет, как снимет с ними квартиру и начнет собственную, самостоятельную жизнь.
Как будто в насмешку над тем, как Вовка колеблется, Джинн прислал новое сообщение:
А ты знала, что у твоего папы в кошельке?
И фотография, спрятанная в кожаном «окошке» за отделением для карт: на ней Вовке лет девять, она держит своего любимого медведя с безобразным розовым бантом в крупный синий горох и улыбается, безо всяких стеснений обнажив кривенькие зубы. Это потом уже она начнет их прятать, потом уже ей поставят брекеты с «веселенькими» зелеными резинками, на которые она не сможет смотреть без слез еще целых полтора года, и потом уже, когда их снимут, она вдруг узнает, как это здорово – просто улыбаться, ничего не пряча. А тут, в обнимку с клоунским медведем, Вовка еще даже Вовкой не была – тогда она и сама еще звала себя Владой и не задумывалась, нравится ей это имя или нет.
И эту фотографию папа держал у себя в кошельке. Все правда. Вовка ее видела.
Она покорно встала и вернулась за компьютер. У Джинна было весомое преимущество.
Спала она плохо. Всю ночь провертелась, то проваливаясь в неверный сон, то пробуждаясь. Тахта стала на удивление неудобной: пружины упирались в ребра, шов между спинкой и сиденьем превратился в провал, и Вовка то и дело в него скатывалась, а простыня съезжала, обнажая жесткую диванную обивку.
Вечером накануне Вовка кое-как собрала вещи: покидала в рюкзачок сменное белье, тушь для ресниц и кошелек, в котором сиротливо уместились паспорт и банковская карточка с остатками после покупки билета. А ночью Вовка просыпалась, не веря, что пойдет на поводу у Джинна и вместо экзамена потащится в неведомую даль. Это казалось какой-то чудовищной шуткой, глупой ошибкой, и завтра она проснется, плотно позавтракает, распоется за своим стареньким «Красным Октябрем», оденется в черные джинсы с белой блузкой и отправится покорять приемную комиссию. Вовка приподнималась в полусне, смотрела, как фонарные блики с улицы отражаются на лакированных панелях пианино, переворачивалась и утыкалась лицом в подушку.
Неужели она отправится завтра на семичасовом поезде в Краснокумск?..
Встала она еще раньше будильника. Влезла в первую попавшуюся футболку, натянула джинсы, взяла пакет с кошачьим кормом и отправилась вниз. Зеркало в скрипучем лифте отразило усталые, потемневшие глаза. Такие синяки Вовка обычно замазывала, но сегодня она даже не обратила на них внимания. Она трижды обошла вокруг дома, шурша пакетом и выкрикивая Яшкино имя, заглянула во все подвальные окошки и вернулась обратно в квартиру. Она еще надеялась, что Джинн к пропаже Яшки отношения не имеет, но теперь у нее возникла странная мысль – по крайней мере, в ее отсутствие будет кому о нем позаботиться… Как будто Неизвестный вообще о ком-то способен заботиться! Вовка до сих пор не понимала, что у него на уме, но думать еще и о мамином коте не хотела. Ведь подобрала его именно она. Но любила-то Вовка его так же, как и мама…
Наскоро расчесавшись, она пожевала сухого хлеба и запила водой. Выдернула на всякий случай из розетки тостер, закрутила в ванной краны. Так перед далекими поездками всегда делал папа, а Вовка решила, что нарушать квартирные правила нельзя.
В рюкзачок она кинула и Светин зарядник – свой она так и не отыскала. Жетон на метро лег в карман: сегодня он еще понадобится.
Только теперь Вовка вдруг вспомнила странноватые слова консьержки: «Он сам вернется». Неужели она и вправду говорила про этот самый жетон, от которого Вовке никак не избавиться?.. Он ведь все возвращается к ней и возвращается…
Кинув последний взгляд на «Красный Октябрь», к которому она на этой неделе толком и не притронулась, Вовка вдруг осознала, что с Ильей она учиться не будет. Нет больше предлога общаться, никакими однокурсниками они не станут. Уж конечно, размечталась… Слишком уж красивое совпадение, в обычной жизни таких не бывает. Джинн все исправил. Вовка всегда была неудачницей, будет и дальше. И на Илью ей замахиваться нечего.
Интересно, а что за «но» было в сообщении Лёли? Федя, может, и не пострадал, только вот что же подруга написала дальше? Ну, звонить она не станет. Не то Джинн придумает что-нибудь еще. Что-нибудь этакое, изобретательное. Ему же все это, наверное, так нравится.
Поезд мягко тронулся. Вовка еще долго не могла разобрать, это они поехали или соседние вагоны задвигались. Но потом колеса застучали на рельсовых стыках, пассажиров тряхнуло, грохнуло что-то в тамбуре, и мимо замелькали столбы.
Устроилась Вовка кое-как. Войдя в вагон, она чуть не застонала: в таких условиях она еще не ездила, ни четырнадцать часов, ни меньше. В воздухе витал сигаретный душок из тамбура, попахивало туалетом – но эти запахи были почти привычные. А вот плоские синие сиденья с короткими спинками, на которые даже голову не откинуть, выглядели незнакомо. Почти как в загородной электричке, только подушки, может, немного мягче, и вместо трех сидений с каждой стороны уместилось по два. Не сказать, что Вовка много путешествовала на поездах, но таких старых вагонов она еще не видела. Еще бы, роскошные экспрессы в никому не нужный Краснокумск не ездят…
Что удивило Вовку, так это пассажиры. Вернее, их количество. Она-то ожидала увидеть забитый под завязку вагон, в котором ни ноги не вытянуть, не продохнуть. Но сиденья занимали неторопливо, и к концу посадки едва ли заполнилась треть мест.
Значит, Джинн обдурил не только ее, но и оператора – видно, он просто скрыл свободные билеты на какое-то время, чтобы Вовка не подумала, что у нее есть выбор. Наверное, и поездов на Краснокумск полным-полно, и не только сегодня…
Но состав уже деловито постукивал колесами, набирал скорость, и малоэтажки центра, особняки и новостройки окраин скоро остались позади. До следующей остановки четыре часа, и к этому времени Вовка экзамен уже пропустит.
Замелькали березовые рощи, просеки, пролегла под мостом серебристая, как окуневый бок, речка. Солнце засверкало между стволами сосен, и Вовка невольно затосковала.
Скинув кроссовки, она забралась на сиденье с ногами, положила рюкзак на пустое место напротив и вдруг представила, что это лето – самое обыкновенное, беззаботное, нисколько не важное, а она сама, захватив с собой всего ничего вещей, едет на электричке на дачу, чтобы купаться до ледяной ломоты в зубах,
