девушка с отличной квалификацией будет у вас».
Дювалье встретился с «прекрасной девушкой» перед домом искомого блогера. Подъехало неказистое такси, из него выпрыгнула заказанная переводчица, и Дювалье понял, что его все-таки надули, пусть и частично. Прекрасной девушкой оказалась полная матрона лет под сорок, и хотя держалась она жизнерадостно, и французский ее был выше всяких похвал, Дювалье несколько расстроился. В конце концов, это было самое дорогое переводческое бюро в городе, и уж если они пообещали прекрасную девушку, то нечего жульничать, надо присылать самую красивую, размышлял про себя француз, глядя, как переводчица приближается к нему, энергично двигая широкими бедрами.
«Бонжур, месье!», – жизнерадостно поприветствовала она агента.
«Бонжур, мадемуазель!», – буркнул в ответ Дювалье.
Впрочем, вскоре мысли француза переместились из элегического русла в конструктивное. Ему предстояла работа, он должен был выполнить ее профессионально, поэтому девушки – как пелось в старой советской песне – будут потом. Первым делом самолеты, то есть – гадкий русский фэшн-блоггер, который снимает богатых девочек, а у тех на снимках сплошь поддельные «Луи Вьюиттон». Требовалось выяснить, где русский фэшн-блоггер встречает этих девчонок, не в курсе ли он, где они обзаводятся своими чудесными липовыми сумочками, и, наконец, не он ли собственноручно поставляет им подделки? В этой жизни бывает всякое, и Дювалье полагал любой из вариантов развития событий правдоподобным.
Блоггер жил на восьмом этаже. Дювалье – помня о конспирации и не желая проявлять себя раньше времени – решил идти пешком. Лифт может спугнуть наживку, если та, например, нервничает и ждет облаву, подумал француз. А наживка наверняка нервничает, если она действительно замешана в этих темных пиратских делах.
Проблема, как выяснилось позже, была в переводчице. К восьмому этажу, запыхавшаяся, она встревожено уточнила у Дювалье, действительно ли они идут на деловое свидание с компаньоном француза. Дювалье, ответил, что да, это действительно так, но тогда девица уточнила, о каком бизнесе идет речь. Дювалье на секунду опешил и не нашел ничего лучшего, кроме как ответить, что это коммерческая тайна. Объяснение совершенно не удовлетворило переводчицу.
Еще более она разнервничалась, когда Дювалье стал агрессивно, раз за разом, жать на кнопку дверного звонка квартиры блоггера. «Может быть, вы перепутали этаж?», – рискнула предположить девица. А когда Дювалье не ответил, добавила: «Может быть, он забыл о встрече?».
Последнее замечание неожиданно вывело его из себя. «ЗАБЫЛ О ВСТРЕЧЕ?!» – да, что о себе мнит эта женщина, чья задача стоять тихо и при надобности переводить. Именно это он и сказал переводчице, но вот незадача – пока он выговаривал ей, отрывистым, злым голосом, дверь отворилась и перед ними, в одних трусах, предстал фэшн-блоггер собственной персоной.
Вот тогда Дювалье и разыграл свою козырную карту, а именно – поверг противника в шок неожиданной атакой. Он набросился на этого заспанного чубатого паренька, толкнул его левой рукой, выхватил служебное удостоверение правой и страшным голосом заорал: «Ю ар андер арест, мазерфакер!».
Это поведение и добило переводчицу окончательно. В миг, когда совершалась стремительная и беспощадная атака Дювалье, она поняла, что пришла вовсе не на «бизнес-свидание». Скорее всего, мелькнуло в ее голове, это криминальная разборка. И еще очень вероятно, что когда француз покончит со своим оппонентом, он захочет устранить единственную свидетельницу этого происшествия.
Страх, неожиданное осознание, желание спасти свою жизнь придали переводчице сил. Истошно завизжав в надежде, что на крик высунется кто-то из соседей, она размахнулась своей сумочкой и ударила француза по голове. А когда тот покачнулся, продолжила бить еще и еще, не переставая кричать так, что в подъезде стали резонировать стекла.
В сумочке, помимо прочих дамских вещей, находился словарь Лонгфелло, 800 страниц. Переводчица всегда брала его с собой на всякий случай – если вдруг, неожиданно, она не найдется, что ответить, не поймет, что сказал клиент или испытает какой-нибудь другой языковой форс-мажор, она извинится и попросится на секундочку выйти – по своим дамским делам, и, выйдя, найдет в словаре нужное слово.
Так или иначе, но сейчас 800 страниц Лонгфелло придавали соприкосновению женской сумочки с головой Дювалье неожиданную мощь. От ударов у француза даже на миг помутилось в голове, и он заорал: «Да, чего ты ко мне прицепилась, сучка?» – разумеется, на чистом французском – и дальше реагировал на автомате.
На очередном взмахе сумочки он выставил руку, блокируя ее движение к своей голове, а другой, свободной, рукой нанес короткий крюк снизу прямо в челюсть переводчицы.
Это были чистые рефлексы, убеждал себя потом Дювалье. На тебя нападают, а ты защищаешь свою жизнь – все, как их учили в спортзале. Прямо как по учебнику. Ничего личного…
Переводчица рухнула на замызганный кафель как подкошенная. Секундой позже туда же приземлилась ее сумочка со злополучным словарем. Дювалье стоял, широко расставив ноги, тяжело дышал, смотрел на распростертое перед собой тело и пытался переварить происшедшее.
– Зачем… – из-за спины донесся до него тонкий голос блоггера. – Зачем ты вырубил Лагерфельда?
– Я и тебя сейчас вырублю, если ты не заткнешься! – заорал Дювалье, даже не задумавшись о том, что сам, без переводчика, понимает русские слова.
Гораздо более его заботили другие мысли. Что делать с переводчицей, распластавшейся у его ног? И о каком таком Лагерфельде, черт возьми, толкует этот русский парень?
Москва, Хитровка, съемная квартира
Вдвоем с незнакомцем они за ноги втащили бездыханное тело Карла Лагерфельда в квартиру. Француз отдавал приказы – «Возьми его левую ногу! Тяни! Закрывай дверь!» – а Федор Глухов повиновался им послушно и молча.
Все дело было в испытанном им шоке: только что Федор нежился в своей кровати, надеясь, что вчерашние наркотические кошмары отступили, но вот звенит дверной звонок, и все они тут как тут – выстроились перед дверью, чтобы пугать Федора Глухова вновь и вновь.
Тело Лагерфельда оказывается неожиданно тяжелым, хотя и выглядит сухим и поджарым. А еще Федор доподлинно знает: дизайнер сидит на жесткой диете, разрешающей только воду, бобы и пророщенную пшеницу. Если спросить у Федора Глухова, откуда у него в голове появились эти знания – насчет Лагерфельда и его диеты – он вряд ли ответит. Он просто знает это и все, и единственным ответом мог бы быть тот, что все эти знания… Ох, мама, кажется, бред начинается опять… Что все эти знания ПОДСКАЗАЛА ЕМУ ВСЕЛЕННАЯ… «Черт. Черт. Черт, – Федор ругается и молится одновременно. – Пожалуйста, пусть эта психоделическая чушь выветрится из головы. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».
Тем временем, чудесные превращения продолжаются. Уже в квартире тело Карла Лагерфельда начинает странно мутировать и менять очертания. Сначала
